Искусительная маленькая воровка - Меган Брэнди

Он облизывает дуло и менее чем за четыре секунды вынимает обойму.

Смотрю на него, тяжело переводя дыхание, и он ухмыляется:

– На всякий случай. Вдруг у тебя появится идея опробовать его на мне.

Я закатываю глаза, а он костяшками пальцев скользит по моей груди, пока та не вылезает из лифчика. Жду, пока мое дыхание выровняется, чтобы заговорить, но язык выдает совсем не то, что я ожидала.

– Моя мать мертва, – вырывается само собой.

Бастиан не удивляется моему внезапному откровению. Он поднимает руку, чтобы провести по линии моего подбородка, побуждая меня сказать больше.

– Она умерла, когда мне было восемь с небольшим. Выпила яд, и мой отец отказывается признавать, что ее убили. – Мой взгляд скользит по его лицу. – Хочешь знать почему?

– Да, детка, хочу, – бормочет он, поглаживая меня.

– Потому что это означает, что кто-то выступил против него. Кто-то, вероятно, решил, что ее смерть поставит Райо Ревено на колени, на некоторое время отвлечет от дел, чтобы можно было выступить и победить нас. – Я сглатываю и понижаю голос. – Но они ошиблись. Отец слезинки не проронил, по крайней мере я этого не видела. Он просто взял несколько дней отдыха, чтобы побыть с нами дома. Через несколько дней мы с сестрой снова смогли спать. А он… Почти каждое утро отец сидел у себя в кабинете, все еще одетый в то, что было на нем накануне вечером. Не знаю, спал ли он вообще… В конце концов все устроилось так, словно ее никогда и не существовало. Словно я всегда жила здесь.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он.

Отвожу от него взгляд.

– Я не всегда жила в Грейсон Мэнор. Я переехала незадолго до маминой смерти.

– Но тебе здесь нравится?

Мой тон становится еще мрачнее.

– Да, мне здесь нравится, что тут может не нравиться?

Падаю на спину, и он делает то же самое; лежим, уставившись на хрустальную люстру и лепнину в виде короны.

– Красивые вещи ни хрена не значат, богатая девочка. – Его рука находит мою на одеяле, пальцы переплетаются. – Но ты это и так знаешь.

Да, знаю. И не только вещи, но и люди. Красивые люди грубые, непонятные, и они носят дешевые кожаные куртки.

Я резко втягиваю воздух через ноздри, и он сильнее сжимает мою руку.

Где-то глубоко в сердце что-то тянет, беспокойство, обернутое мыслью «черт побери, что я делаю», кружится в моей голове. Незнакомое, опасное ощущение.

Любовь убивает… Не могу сказать, что я люблю его, но, возможно, он нравится мне слишком сильно, и, хотя это чувство так легко ко мне пришло, впоследствии оно все равно будет дорого мне стоить.

Но что, если я все же люблю его?

В попытке отвлечься, я спрашиваю:

– Ты ходишь в школу?

– Когда мне хочется. – Его губы расплываются в улыбке, а когда он видит, что я не улыбаюсь в ответ, он пожимает плечами. – Я многое пропустил в самом начале. Мой отец потерял работу и отыгрывался на мне, так что было не до учебы.

– Но ты все-таки учишься?

Уголок его рта приподнимается.

– И да, и нет. Хожу на занятия, чтобы избежать проблем. Социальные работники время от времени заходят к нам в общагу, и не в моих интересах, чтобы они задавали вопросы, кто я и все такое. Так что я подчиняюсь правилам.

– Но я полагаю, учиться не вредно для… бизнеса?

Он кивает.

– Самое оно для гангстеров и мафиози.

Каждый мускул в моем теле напрягается, а Бастиан смеется.

– Ну же, девочка, ты уже поняла, что я из себя представляю.

Ага. Кто еще может вламываться туда, куда не следует.

– Мой отец надрал бы мне задницу за одну только мысль о том, чтобы не ходить на занятия, когда не хочется.

– Пусть попробует.

Поднимаю взгляд на Бастиана. Он изгибает темную бровь, провоцируя меня задать ему вопрос, но я смеюсь в ответ. Его грубая ладонь притягивает меня ближе, и я, положив голову ему на грудь, провожу пальцами по горячей коже.

– Но, знаешь, мне нравится учиться.

– Такая хорошая девочка, – смеется он, скользя губами по моему виску.

– Представь себе, – закрываю глаза, но, как только мое тело успокаивается, мозги снова приходят в состояние повышенной готовности. – Извини, мне нужно привести себя в порядок.

Запираюсь в ванной и быстро моюсь, позволяя голове немного проясниться. Гляжу на себя в зеркало. Моя кожа раскраснелась, на шее и груди так много отметин, что не сосчитать, и я улыбаюсь. Конечно, мужчина, у которого помечено все тело, хотел оставить немного и на мне.

Выхожу и сажусь рядом с ним, провожу пальцем по татуировке чуть выше левой щеки, и он слегка хмурится.

– Если братья Греко впустили тебя сюда, они должны быть наказаны. Мы не можем позволить им подвергнуть поместье риску, независимо от причины, – говорю я.

– Тогда хорошо, что они этого не сделали, да? – отвечает он безразличным тоном.

– Нет?

Его пристальный взгляд прожигает мою щеку.

– Нет.

– Тогда как?

– Не важно.

Моя рука замирает от его краткого ответа, и я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Нет, важно. Они впустили тебя или нет?

Он прищуривается.

– Никто не впускал меня, богатая девочка.

– Это не игра, Бастиан, – я качаю головой. Слова отца, сказанные недавно, звучат у меня в ушах. – Если безопасность под угрозой, мне нужно знать.

– Я сказал тебе, что приду, и я пришел. – Он изучает меня какое-то время. – Что ты мне недоговариваешь?

– Я задала тебе вопрос.

– Богатая девочка.

– Прекрати.

– Роклин, – рявкает он.

Я пытаюсь вырваться, но он хватает меня сильнее. Подтягиваю ноги, как будто собираюсь оттолкнуть него, и он поворачивается, чтобы обхватить меня, но я ждала этого. Мой прикроватный нож мгновенно оказывается у меня в руке, рука разворачивается и летит прямо к его шее, когда он снова оказывается сверху.

– Расскажи мне, как ты сюда попал.

Вместо ответа он сам напирает на острие. Я замираю, думаю, что это блеф, но капли крови медленно начинают стекать по его шее.

– Я велел тебе не прятаться от меня? – говорит он сквозь стиснутые зубы.

– Как ты сюда попал?

– Не волнуйся, больше никто не попадет.

– Бастиан! Это не клуб плохих парней. Здесь реальная жизнь, а не шоу на ринге.

В тот момент, когда я это говорю, мне хочется взять свои слова обратно, но уже поздно. Черт, это не совсем то, что я имела в виду…

Ладно, это именно то, что я хотела сказать, но я не планировала оскорблять его; я не хочу