Мужские сны - Людмила Толмачева

– Единственное, что нам поможет, – это информация о тех, кто прикрывает Плужникова. Но это настоящая головоломка. И все же я попытаюсь ее разгадать.

– Дай Бог, конечно, но и ты бы поостереглась на рожон-то лезть. В мужские игры ведь играешь, Танюха.

– Ничего. Я сильная. Выдюжу.

Когда «Волга» выехала из Кармашей и Татьяна, оглянувшись, увидела вдали извивающееся русло Огневки, а на горке храм в белесом мареве жаркого дня, ей захотелось разрыдаться в голос, по-бабьи, горько и безутешно, но она по обыкновению сдержалась.

Через неделю, в пятницу, позвонила Инна и похвасталась успехами дочери:

– Поступила на бесплатное, представляешь? Я и не надеялась. Федоров обещал, конечно, помогать, к тому же сейчас кредит студенческий появился, но сам факт, что Юлька такая умница, меня просто возвысил в собственных глазах. Я в школе всю эту химию-физику на дух не переносила. Еле-еле на бледные четверки сдала, да и то со «шпорами», а тут родное дитя, как семечки, задачи щелкает. У меня ведь отпуск на носу. Хочу побаловать свою дочуру. В Испанию намылились. Ты как, одобряешь?

– Еще бы! Ты там хоть не влюбись в какого-нибудь гранда.

– А что, тебя это не устраивает?

– Как я без тебя тут останусь? Не с кем в ресторан сходить.

– Со спонсорами? Они расхохотались.

– Ладно, Танюха, не переживай, никакой гранд мне не нужен. Через три недели буду дома как штык.

– Ну счастливо! Шлите письма.

– Пошлем. Уж что-что, а посылать мы умеем. Поужинав отварной куриной грудкой с салатом, она улеглась на диване с журналом. Телевизор для нее уже давно превратился в предмет необязательной домашней утвари вроде напольной вазы, так как ее раздражала бесконечная реклама и, кроме того, утомляли сериалы. Их качество она не бралась оценивать, так как толком не посмотрела ни одного, но то, что они заставляли ежедневно, в одно и то же время, бросать все домашние дела и прилепляться к экрану, выводило из терпения ее подвижную, самодостаточную, творческую натуру.

Раздалась мелодия шопеновского ноктюрна. Этих позывных она и ждала, и боялась. Звонил Андрей. Татьяна какое-то время колебалась, но все же встала, взяла трубку.

– Я слушаю, – произнесла она как можно нейтральнее.

– Таня! – услышала она и буквально рухнула на диван, так как ноги неожиданно ослабели. – Почему ты молчишь? Что случилось? Я звоню тебе всю неделю, – спрашивал Андрей своим сдержанным голосом, но она все же уловила легкое беспокойство.

– Я была занята, – ляпнула она, не слишком заботясь о смысле своих слов.

– Неужели для меня у тебя не нашлось пары минут? – все же обиделся он.

– Я не хотела отрывать тебя. Ведь ты сейчас, насколько я знаю, занят новой росписью?

– Вообще-то да. Но…

– Там тоже есть женские образы?

– Да. А что…

– И где ты берешь натуру? Из кармашевских?

– Из них. Где же мне еще брать?

– Понятно.

– Что тебе понятно?

– Все.

– Таня, я не понимаю, что происходит.

– С глаз долой – из сердца вон? – спросила она, не надеясь на вразумительный ответ.

– Ты это о себе?

– О тебе.

– Что за чушь собачья? – не выдержал он. – Может, прекратим этот балаган?

– Прекратим. В принципе я не навязываюсь. Хватит. Меня уже достаточно унижали в моей беспросветной жизни. Уж лучше одной, чем с обманщиками, у которых чистые, как родник, глаза, а душа черная, как омут! – Она нажала кнопку и бросила трубку на ковер.

Этой ночью она то плакала, лежа в постели, то стояла в раздумье на лоджии, глядя на мерцающие огоньки ночного города, то подходила к бару и наливала в бокал вина, но, отпив один глоток, оставляла эту затею. Нигде и ни в чем ей не было покоя. Измучившись вконец, уснула под утро и проспала до двенадцати. А потом поехала на дачу к матери.

Они вдвоем наварили три банки малинового варенья по рецепту Тамары Федоровны. Она в отличие от многих хозяек умела варить так, что ягоды не разваривались, а сохранялись целиком, в первозданном виде. Мать, счастливая от того, что нежданно-негаданно нагрянула дочь, редкая гостья в ее доме, не знала, куда ее посадить и чем накормить. Материнское сердце подсказывало, что у дочери что-то произошло. Но расспрашивать не стала, зная наперед, что бесполезно. Уж лучше сама, может быть, поделится. А нет, значит, так тому и быть.

К ним на огонек заглянула Матвеевна, соседка по даче. Она жила одна, после того как два года назад скончался от инсульта муж, а сын наезжал очень редко. У него у самого был загородный дом, и ездить еще к матери за тридевять земель не считал нужным. Женщины выпили по чашке чаю с душистым вареньем и стали играть в карты. Матвеевна с Тамарой Федоровной были, что называется, старыми картежницами, поэтому Татьяна то и дело оставалась в дураках. Мать видела в ее глазах печальную пелену и понимала, что дочери не до карт, что ее неотступно гложет какая-то тяжелая дума.

Когда легли в постель, еще какое-то время переговаривались в темноте. Тамара Федоровна, ворочаясь на своей тахте, жаловалась на боли в спине, донимающие ее несколько лет. А Татьяна коротко отвечала, давая советы, но скорее машинально, чем заинтересованно.

– Доченька, – не выдержала Тамара Федоровна, – хоть бы разок матери пожаловалась, сказала, что у тебя на душе! Я же вижу, что что-то стряслось…

– Ничего не стряслось. Все как обычно.

– Нет, не обычно. Я же помню, какая ты приехала из Кармашей, в первый-то раз. Ты еще что-то про тамбур говорила и смеялась, а сейчас…

– Кончился мой тамбур, мама, в тартарары провалился. Не везет мне в любви, хоть ты тресни.

– А кто он?

– Художник.

– Там познакомились?

– Да.

– А кто виноват?

– Не знаю. Никто, наверное.

– Так не бывает. Он обманул тебя?

– Почти.

– Какими-то загадками говоришь. Что значит «почти»? Он женат?

– В разводе.

– И дети есть?

– Дочь Даша. Очень хорошая девочка.

– А бывшая жена замужем?

– Да.

– Ну так что ему надо? Оба свободны, не от кого прятаться…

– Я тоже так думала. Но чужая душа – потемки.

– О-хо-хо! И что мужикам надо? Порхают как мотыльки, пока крылья не сожгут.

– Этот не сожжет. Слишком продуманный.

– Ну и плюнь на него!

– Пока не могу. Болит все, не проходит.

– Спи, моя хорошая. Утро вечера мудренее. Будет у тебя такой, кто полюбит тебя и обманывать не станет. Вот увидишь! Спи, спокойной ночи!

Гуля Искандеровна, столкнувшись с Татьяной в коридоре, вновь всплеснула руками:

– Татьяна Михайловна?! Недавно еще восхищалась вами, а тут нате вам! Известие о внезапной болезни. Похудели, побледнели. А на работу все же вышли. Нет, я считаю, что женщине надо прежде всего думать о своем здоровье, а уж потом о служебном долге.