Встречная-поперечная - Антонина Циль

Он шагнул навстречу неясной в дневном свете фигуре, которую выдавали лохмотья паутины вдоль тропы.

— Помоги, — попросил с поклоном, как требовалось по кодексу Равновесия, хотя вряд ли кто-то до этого кланялся паутинницам – до этого дело обычно не доходило.

Их взгляды встретились, но единственным желанием нечисти была месть. Не всякой неупокоенной душе, загубленной злодеем, выдается шансы отомстить, а у паутинницы он появился. Иван то ли услышал это в голове, то ли сам догадался, о чем думает Моровая Дева.

Оно развернулась и поплыла над дорогой. Это только казалось, что движется паутинница медленно – Иван и Алексей едва успевали за ней бегом.

Дева привела их к храму. Вовремя они подоспели. Еще немного... К счастью, на помощь Маше бросилось ее любимое Поперечье. Получилось, что Маша прибегла к своим навыкам, поперечным, а Иван – к своим, вдольским. Иван да Марья. Вдолье и Поперечье. Равновесие.

Змея Иван собирался убить без капли сожаления. Тот, получив возможность защищаться, сражался отчаянно. Его костяной нож, притворявшийся изящной легковесной игрушкой, на деле оказался коварным оружием.

Несколько раз Полозович сумел дотянуться до Левецкого, и из крошечных на вид ранок потекла, не думая останавливаться, не только кровь, но и жизненная сила вдольского князя.

Змей впитывал ее, криво улыбаясь. Черты его лица принимали совсем уж нечеловеческую форму.

Иван не отставал – успел трижды ранить нелюдя. Рукав рубахи княжича – тулуп он скинул еще у входа в храм – постепенно пропитывался кровью.

— Что? — просипел Змей, превращаясь лицом в Лучинского, в одну из его ипостасей, которую Иван когда-то видел на листовке в Техасе под словом «wanted». — Сам до меня добраться не смог – через бабу свою попытался?

Он плел еще много всего, перевирая реальное в постыдное, стараясь отвлечь Левецкого от битвы: о родителях и их мучениях перед смертью, о Любаше, до которой он когда-нибудь доберется. Раньше все эти слова, наверное, приникли бы в мозг Ивана, но сейчас он думал только о Маше. Погибнет Змей – близкие Ивана будут в безопасности. А слова… это только слова.

Противники были примерно в одинаковом положении. Змей не мог применять чары – в этом была сила родового оружия Левецких: стоило пустить им кровь, попробовав вражьей сути, кинжал строил защиту для хозяина. Но кровь и силу свои Иван постепенно терял и понимал, что долго не продержится.

Он услышал голос Возгонцева, зовущего его и Машу от входа, и крикнул через плечо:

— Забирай Марию и уходи! По возможности прихвати Амалию.

— Мария Петровна! — взревел Возгонцев. — Где вы? Это я, Алекс!

— Мы тут! Помогите! — отозвалась Маша откуда-то слева.

Хотя бы ее выведут из этого хаоса. На Амалию… или как там звали продавшуюся Змею девицу… Ивану было глубоко наплевать. Но магом интересно будет пообщаться со змеиной жрицей, расспросить, побеседовать о том, о сем.

Змея княжич отпускать из виду не намеревался, будучи уверенным, что тот легко избежит человеческого суда, даже из одних только магов составленного.

Должно быть, Полозович увидел это в его глазах, потому как усилил натиск. Он не мог покинуть тело Абрамцева и занять чье-то еще: женская суть ему не подходила, а Левецкий и Возгонцев были категорически против вселения в них злого духа. Уничтоженные поперечной нечистью деревянные статуи тоже не в силах были подпитать хозяина места, хотя создавались именно с этой целью.

На несколько секунд противники разошлись, тяжело дыша. Сквозь клубы пыли, поднятой возней нечисти, они с трудом видели друг друга.

Змей колдовал теми немногими силами, что у него остались. Иван чувствовал, как его вдольская сторона уходит через текущую из раны кровь. Мысль о том, что будет, если он не одолеет Змея, к Левецкому еще ни разу не приходила.

«Беги, только беги, не останавливайся, уведи Машу», — обратился он к Алексею, веря, что граф услышит его последнюю просьбу.

Что-то скользнуло по спине, царапнуло плечо. Жаром обожгло щеку. Иван покосился вбок. Впившись когтями в остатки рубахи, на плече сидела крошечная саламандра. Поперечное существо чего-то ждало. Вспомнив уроки деда, Иван дернул за рукав. Рубаха треснула, обнажив залитую кровью руку. Саламандра аккуратно спустилась по предплечью, лизнула ранки длинным оранжевым языком.

Тело взорвалось болью… и все прошло. На месте порезов остались ожоги.

— Спасибо, — хрипло проговорил Иван. — Не забуду…

Саламандра прыснула с плеча куда-то во тьму, но Левецкому показалось, что она кивнула в ответ. Теперь сила не просто задерживалась в теле – она возвращалась болезненными волнами, которые Ивану трудно было выдержать. Но он выдержал.

Змея выполз из облака пыли преображенным. Из остатков силы он сумел нарастить чешую по всему человеческому телу. Руки приросли к бокам, ноги соединились в хвост. Существо балансировало, готовясь нанести удар тупой змеиной башкой.

А Иван просто повторил тот же фокус, что и в лесу – ударил силой в землю. Навь откликнулась волной сопротивления, сметая алтарь и трон. Змей распластался по каменному полу, и Левецкий заметил небольшое пятно чистой кожи у шеи Абрамцева. Именно туда, ломая змеиные позвонки, ударил Иван.

На этот раз, казалось, содрогнулся весь мир. Рев, прокатившийся по храму, оглушил Левецкого до звездочек в глазах. Ревел не Змей, а что-то… или кто-то… из глубин земли.

Должно быть, Железный Полоз почувствовал смерть сына. Забавно будет, если и папаша сюда явится. Мысль вяло мелькнула в голове и потухла. Вцепившись в колонну, Иван наблюдал, как рушится змеиное святилище. Остатки свечей, упав, подпалили щепу и доски.

Огонь вырос и за спиной, как-то быстро, словно масла подлили. Чудеса закончились, пламенный круг подбирался все ближе...

… Его схватили за плечи и поцеловали в соленые щеки. Маша. Маша? Здесь?! Зачем?! Нельзя!

— Руку! Руку дай! Скорее! — шептала Мария. — Да хватит меня отпихивать!

Что-то сдавило запястье, прохладное, гладкое...

— Ничего, ничего… мне обещали, обещали, что поможет. А не поможет… мы же вместе. Я твоя, а ты мой! Везде парой.

Глупо, как же глупо!

Огонь уже был везде.

Они умрут тут.

Глупо.

Огонь везде… но не жжет. Что-то давит и пульсирует на руке…

Иван обнял Машу и прижал ее к себе так крепко, как только мог…

***

Часть крыши над единственной сохранившейся в храме колонной удерживалась каким-то чудом. Маша и Иван, живые и невредимые, стояли посреди пепелища. Огонь стих так же быстро, как и занялся, уничтожив все, что мог поглотить. Опомнившись,