Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина

Брал следующий…

Анна проверила бирки на горшках: не хватало еще перепутать сорта. Подумалось, что, если начеренковать и винограда, погрузив черенки в стазис, то доберутся они вполне жизнеспособными.

…пара луковиц.

Корневища. Коробок становилось больше, но Глеб не думал возмущаться, напротив, он казался спокойным, умиротворенным даже. И улыбался, а чему — не понятно…

— Знаете, — он осторожно уложил колючую плеть поверх других. — Моя матушка тоже одно время сад держала…

И тут же нахмурился.

— И что с ним… случилось?

— Ничего. Стало не до того, вот и зарос…

…в том саду все было иначе.

Дорожки. Желтый песок, который еженедельно выравнивали особыми граблями, досыпая, ежели где слой прохудится. Стриженая трава. Стриженые кусты. Им придавали разные формы, некоторые вытягивали арками, иные превращали в зеленую стену.

Розы.

И каменные цветочницы.

Порядок. Раз и навсегда установленный, нерушимый. После он держался долго, куда дольше, нежели дом. Трава медленно пробивалась сквозь песок, а на газонах появлялись желтые солнца одуванчиков. Кусты постепенно теряли искусственную свою форму, превращаясь в некое подобие чудовищ.

В этом саду не было места птицам.

А тишина стояла тяжелая, напряженная. И даже в центре исчезающего лабиринта Глеб не чувствовал себя защищенным.

Здесь же…

Иначе.

— К слову… — Анна укрыла тонким полотном очередной кусок чего-то колючего и явно живого. — Вы не составите мне компанию? Меня… пригласили на чай. Неожиданно. А идти как-то… и отказаться не вышло. Я давно не бывало в обществе.

Она слегка прикусила губу.

И выражение лица стало рассеянным, будто Анна забыла, для чего вообще взяла руки эти, ужасающего вида ножницы.

— Сегодня?

Она кивнула.

— Во сколько?

Анна встрепенулась и, достав часы, сказала:

— К пяти.

Изящные, украшенные камнями стрелки, замерли на половине пятого.

— По-моему, — Глеб стряхнул с брюк землю. — Нам стоит переодеться.

Глава 27

Глава 27

…идти не хотелось.

Вот чем дальше, тем больше. И нога вдруг разнылась, предупреждая, что прогулки — это вовсе даже не для Анны. А чаепития и подавно.

Платье из темно-зеленого льна, скроенное весьма просто, показалось нелепым.

Туфли стали натирать, хотя прежде за ними подобного не водилось, да и ввиду ее обстоятельств к выбору обуви Анна относилась весьма ответственно.

Шкатулка с драгоценностями — многие стоило бы отправить в банк, да все руки не доходили, — тоже не порадовала. Сапфировый гарнитур чересчур роскошен, а чаепитие все же не бал. Подвеска с изумрудом? С виду проста, но камень крупный и огранка такова, что вновь же будет смотреться вызывающе.

Жемчуга?

Напротив, простоваты.

Платиновая цепочка, в звенья которой вставлены мелкие бриллианты? И не будет ли казаться, что Анна пытается выставить свое богатство?

Вкус…

Она подняла изумруд.

К нему имелся браслет, столь же простой с виду обруч, к которому крепились три каплевидных камня.

…или все же жемчуга?

Есть темные, почти черные. Комплект, поднесенный Никанором на пятнадцатую годовщину их свадьбы. И примеряла его Анна всего-то пару раз… но с платьем не сочетается, да и при дневном свете жемчуга будут казаться серыми, больными.

Она вздохнула и с сожалением отодвинула шкатулку.

…там были где-то и рубины, и тяжелые украшения из янтаря, исполненные в народном стиле, что было модно лет этак десять тому.

Фероньерки.

Фермуары.

Шифры, усыпанные мелкими каменьями. Подвески-банты и крученые запястья. Надо будет вызвать кого, чтобы переписали это добро и разложили, как принято, по футлярам. А футляры отправить в банк, поскольку это как раз разумно…

Изумруд покачивался на тонкой цепочке.

В темной зелени камня тонул свет, и сам камень казался почти бездонным. Подумают… какая разница, что о ней подумают. Анна вдруг поняла, что она совершенно точно не понравится соседям. Так к чему оно?

…она угадала.

Ее платье.

Ее украшения.

Сама она, со своей тростью и проклятьем никак не вписывалась в молчаливое великолепие этого дома. Он же, еще помнивший времена иные, куда более простые, как и нрав прежней хозяйки, стремительно менялся. Обнажились мраморные полы, засияли. И лестница будто бы стала шире, выше. Легли у подножия ее мраморные звери, на которых Аргус поглядывал с явным неодобрением.

А под потолком воссияла хрустальная люстра.

Здесь и пахло иначе: лоском и воском, свежестью и самую малость — дорогим табаком.

— Интересно, — сказал Глеб, которого вовсе не приглашали, но теперь Анна лишь порадовалась, что решилась просить о сопровождении.

И пусть эта просьба вновь же нарушала неписанные правила, но ей было спокойней.

Цокали по паркету — надо же, дубовый и выглядит отнюдь не вчера положенным — когти Аргуса. Мягко касалась дерева трость Анны. И на них, таких невероятно жалких, с немалым интересом взирали сановитые предки хозяев дома.

— Очень интересно, — Глеб задержался у портрета темноволосого мужчины, закованного в мундир, точно в панцирь. — Никогда бы не подумал…

Женщина в дворцовом наряде и при регалиях.

Фрейлина?

А вот и статс-дама… и еще одна… и снова… платья похожи и женщины тоже, отличала их, пожалуй, лишь манера написания. Будто бы несколько живописцев взялись рисовать одну и ту же красавицу, а женщины, безусловно, были красивы.

Статные.

Светловолосые. С правильными чертами лица. С полупрозрачными глазами того неопределенного цвета, который может оказаться как голубым, так и серым.

— Всегда берегли свою кровь, — заметил Глеб. — На редкость… своеобразное семейство. Не думал, что у них есть интересы в этой глуши. Хотя…

Он замолчал, не договорив, а Анна не стала уточнять.

…гостиная была белой. И казалась бесконечной.

Светлые стены.

Светлый ковер на светлом полу. Белый камин. И единственным ярким пятном — золоченые статуэтки, расставленные в продуманном беспорядке. Легкая мебель, явно привезенная, ибо прежде эта комната отличалась той небрежной провинциальной роскошью, где тяга к позолоте соперничает с любовью к фарфоровым расписным кошечка.

— Доброго дня, — навстречу Анне поднялась женщина, будто сошедшая с портрета.

Портретов?

Она шагнула в мир, прихватив с собой часть дворцового блеска. О нет, на ней вовсе будто бы не было украшений, но… она сияла.

Светилась.

И затмевала собой, что гостиную эту, что саму Анну в наряде, который и вправду оказался слишком ярким.

— Доброго дня, — Глеб склонился в поклоне. — Несказанно удивлен, узнав что вы здесь… прошу прощения, мы когда-то были представлены, но вряд ли вы запомнили нелепого юношу, робевшего перед вашей красотой.

— Ну что вы, как я могу забыть вас? Вы уже тогда показали себя удивительно галантным молодым человеком… — у нее был мягкий чарующий голос. — К сожалению, современный мир меняется, и некоторые вещи уходят… боюсь, вскоре подобных вам вовсе не останется.

Анна остро чувствовала себя лишней.

— Когда мой сын сказал, что мы ждем гостей, я, признаться, несколько удивилась. Следует признать, что при всех многочисленных своих достоинствах…

…ее белое платье прямого кроя вдруг напомнило Анне саван.

Очень дорогой.

Изысканный.

И все же саван. Он нежно обвивал фигуру, подчеркивая стройность ее, плавность изгибов, общее совершенство — над этой женщиной время, определенно, было не властно.

…а перед смертью все равны.

До чего странная мысль.

— …соседи все же далеки от привычных мне кругов. Да и сама я отвыкла от общества. Слишком долго вела я уединенный образ жизни, чтобы вот так легко вернуться в свет. Однако я рада, что мои дети менее скованы и способны общаться не только с людьми…

— Матушка… ах, вы уже здесь! — Ольга ворвалась в комнату вместе с ветром, и дышать сразу стало легче. — Анна, я так рада, что вы решились принять приглашение… я боялась, что вы передумаете.