Каждый за себя, а Бог против всех. Мемуары - Вернер Херцог

Я пригласил Брюса в Гану на съемки «Кобра Верде». В ответ он написал мне, что так болен, что больше не может путешествовать. Он подхватил невероятно редкий грибок, распространившийся по костному мозгу. Такой грибок нашли только у кита, выброшенного на берег на аравийском побережье, а еще у летучих мышей в пещере на юге Китая, в провинции Юньнань, в которой Брюс и в самом деле побывал. Позже выяснилось, что этот грибок так сильно его подкосил, потому что он заразился им на фоне ВИЧ. Я все же теребил его, чтобы он приехал. В какой-то момент ему стало легче, и он спросил меня, можно ли приехать ко мне с инвалидным креслом. Я ответил, что здешняя местность для этого не годится. И написал ему: «Я организую тебе паланкин и шестерых носильщиков и еще одного человека со здоровенным зонтом от солнца – так здесь появляются на публике местные царьки с почетным караулом гвардейцев». От такого предложения он отказаться уже не смог. Позже он все же стал ходить самостоятельно, хотя и на короткие расстояния. Об этой поездке он пишет в своей книге «Что я здесь делаю». Больше всего его впечатлил король Агьефи Кваме II, сыгравший в фильме роль Боссы Ахади. Агьефи Кваме II носил титул оманхене города Нсейна. Он появляется на экране в полном облачении, со свитой в триста пятьдесят человек, барабанщиками, танцорами, со своими женами и придворным поэтом. Мы набрали еще и войско амазонок из восьмисот женщин, которых целыми неделями натаскивал на спортплощадке в Аккре лучший итальянский постановщик трюков, Джорджо Стефанелли. Стефанелли, который создал несчетное количество батальных сцен в спагетти-вестернах, оказался перед целой армией молодых женщин, умевших убедительно говорить, уверенных в себе и едва ему повиновавшихся. Брюс стал свидетелем небольшого восстания амазонок на нашей съемочной площадке в Элмине и описал его в своей книге с удивлением и даже с некоторым ужасом. Кроме Кински, у меня была целая армия восхитительных и норовистых воительниц. Я помню одно происшествие во время еженедельной выплаты наличных. После окончания съемок женщины переоделись во внутреннем дворе форта, а по прошлому опыту я уже знал, что их не удастся выстроить в очередь, чтобы зарегистрировать и выдать плату. Как-то раз они просто опрокинули стол с наличкой, и все закончилось страшной неразберихой. На этот раз местные работники решили, что мы должны использовать узкий туннельный проход между внутренним двором и воротами форта: женщины будут идти по этому коридору по очереди, и за счет этого будто бы удастся избежать давки. Эта идея оказалась большой ошибкой. Как только мы объявили, что плата за неделю выдается снаружи, все женщины разом принялись штурмовать тяжелые внешние ворота, в которых намеренно была открыта только маленькая дверка. За считанные мгновения в узкой горловине на выход сгрудилось множество женщин, а давление сзади тотчас же выросло настолько, что некоторые потеряли сознание. Но они не падали на землю в плотной толпе, а так и стояли в обмороке. Задние ряды продолжали давить, они понятия не имели, что происходит впереди, и к тому же истошно вопили. Я безрезультатно орал на тех, кто напирал сзади, и мне было ясно, что всего десять килограмм-сил давления от каждого из восьмисот тел быстро превратятся для тех, кто впереди, в восемь тысяч килограмм-сил и ситуация в считанные секунды станет смертельно опасной. Ровно так время от времени случаются трагедии на футбольных стадионах. Снаружи, у стола с горами заготовленных денег, – а в Гане тогда была чудовищная инфляция, так что банкноты приходилось возить на тачке – стоял для охраны солдат. Я крикнул ему, чтобы он стрелял в воздух, но тот словно окаменел. Мне пришлось вырвать у него из рук ружье и самому выпалить в небо. Тогда напиравшие от испуга резко подались назад, в туннель, а четверо или пятеро из этой толпы без чувств упали на землю.

В следующие два года здоровье Брюса ухудшилось, но я не знал, как скверно обстояли его дела. В 1987 году он еще посетил Вагнеровский фестиваль в Байройте, где я ставил «Лоэнгрина». Он приехал с женой Элизабет и бóльшую часть пути провел за рулем микролитражки «Ситроен 2CV»[35]. Затем я снимал в Южной Сахаре документальный фильм о кочевом народе водабе, точнее, о ежегодной встрече племени в полупустыне в Нигере, где устраивалась ярмарка женихов. Здесь собирались мужчины, возможно, самые красивые во всем мире. Они проводили целые дни в ритуалах, украшая себя и делая макияж, а после женщины решали, кто из них красивее и обаятельнее. Затем женщины выбирали для себя на ночь одного из группы танцующих мужчин, а если он им не понравился, возвращали его без долгих раздумий. Я сообщил Брюсу, что кино смонтировано, и тот захотел непременно его посмотреть. Когда фильм «Водабе: пастухи солнца» был наконец готов, Элизабет позвонила мне из Сейана в Провансе, где Брюс укрылся в одном из старинных домиков. Она сказала, что Брюсу совсем худо, но он срочно хочет увидеть мой фильм. Я сел в машину и поехал к нему из Мюнхена, прихватив с собой видеокассету.

Когда я приехал, Элизабет задержала меня в дверях и спросила, вправду ли я хочу зайти, потому что Брюс очень, очень плох. И хотя я таким образом смог немного подготовиться, я все равно испытал глубокий ужас. От Брюса остался один скелет, на черепе сверкали лишь огромные глаза. Он едва мог пошевелить губами. Он попросил, чтобы мы остались одни. Рот и шею у него обложил светлый слой грибка, который добрался и до легких. Первое, что он мне сказал, было: «Я умираю». Я ответил: «Брюс, это я вижу». Он хотел, чтобы я помог ему прекратить мучения, и спросил, не мог бы я убить его. Я сказал: «Ты имеешь в виду, я должен забить тебя бейсбольной битой или задушить подушкой?» Но он думал о быстродействующем лекарстве. Почему он не поговорит об этом с Элизабет? О нет, она слишком католичка, немыслимо попросить ее о таком. Чатвин сказал, что меня тоже об этом не просит. Он хотел увидеть фильм, и я показал ему первые пятнадцать минут. Затем он постепенно впал в бессознательное состояние. Когда он снова пришел в себя, то потребовал продолжения, и так он посмотрел его фрагмент за фрагментом. Это были последние изображения, которые он увидел. У него болели ноги, которые теперь походили