Женские истории в Кремле - Красная Галина Николаевна

Родители упорствовали, но я решила не уступать.

— Если я не получу вашего согласия на этот брак, ну что же, я поступлю, как Елена из «Накануне» Тургенева.

Моя мать на это заметила:

— От тебя всего можно ожидать.

Но понемногу мама начала готовить солидное приданое. Никакой роскоши, вещи простые и ноские. Меня вопрос о приданом нисколько не интересовал. Но факт приданого был уже уступкой со стороны моих родителей. Теперь Владимиру позволили приходить почти ежедневно. Мы весело проводили вечера. Мы играли в разные игры, смеялись и веселились втроем — я, Владимир и моя подруга Лидия. Но вдруг неожиданное препятствие. Для бракосочетания потребовалось получить метрическое свидетельство. Но каково же было удивление родителей, когда в моем метрическом свидетельстве было указано, что крестился мальчик Александр. День и час — все было верно, но только это была не я, не девочка, а мальчик Удивление и полная растерянность. Я чуть не плакала и подозревала, не подстроила ли все это мама, чтобы помешать нашему браку. Но и родители были встревожены путаницей. Начались хлопоты, поездки в консисторию и вообще большая возня. Отец смеялся, особенно, когда он установил, что ошибка произошла потому, что крестивший меня священник раньше, чем заполнить метрическое свидетельство, хорошо позавтракал и выпил у нас в доме. Опросили восприемников, они дали свои показания, и в конце концов свидетельство было исправлено. Наконец, все бумаги были в порядке. Теперь я могла выйти замуж… Решили день свадьбы назначить в конце апреля.

Мама до самого последнего дня надеялась, что я в последний момент одумаюсь и свадьба расстроится. Моя мать на французском языке упрекала меня, что у меня неустойчивые чувства. Я не любила этих упреков, но по-французски они звучали мягче. Мама со всеми нами говорила по-французски для практики. Сама она владела языком в совершенстве. Я тогда думала, что никого я так не любила, как Володю. Все юноши, мои бальные кавалеры, были просто детские глупости.

У меня была канарейка, которую я очень любила. Канарейку звали Макс. Но у меня также была маленькая желтая собачка, без особой породы. Собачка почему-то терпеть не могла канарейки, а канарейка была ручная, и я ее выпустила летать по комнатам. Моя комната была небольшая, но светлая. Здесь я учила свои уроки, писала романы и повести и мечтала «о великих подвигах», которые совершу. Канарейка Макс любила сидеть на чернильнице, а желтая собачка садилась на стул и впивалась в нее глазами. В этот момент собачка была похожа на кошку, которая выслеживает свою жертву. Поэтому, выпуская канарейку полетать по комнатам, я всегда выгоняла собаку. Но в день свадьбы я, по-видимому, забыла о вражде, существовавшей между ними. И тогда это случилось. Макс летал по комнате, и почему-то ему вздумалось сесть на подушку и пощипать вышивку. Его лапки запутались в этой вышивке. Враг использовал это положение. Когда я неожиданно вошла в комнату, то увидела только, что на подушке лежало маленькое желтое неподвижное тельце канарейки. Я пришла в такой ужас, что стала кричать так, как кричат во время большой катастрофы. Мама прибежала в комнату взволнованная и испуганная.

— Боже мой, что случилось? Пожар, что ли? Я стала плакать, протягивая маме маленький желтый комочек.

— Бессовестная, подлая собака! Я ей этого никогда не прощу. Пожалуйста, бери себе эту собаку… Она мне больше не нужна.

Но мама стала бранить меня:

— Как тебе не стыдно! Ты кричала, точно ребенок, который ушибся. Из-за чего? Из-за какой-то канарейки в день своей свадьбы. Это твоя собственная вина. Я тебе всегда говорила: если ты не умеешь смотреть за животными, как же ты будешь ходить за своими собственными детьми?

— Какое мне дело до каких-то детей!

Но вот настало время надевать белое атласное платье с длинным шлейфом, как у королевы Маргариты Наваррской. Я стала переодеваться. И вдруг начала чихать. У меня начался самый настоящий насморк Что это будет за невеста с красным носом и притом чихающая? Пришлось обратиться к маме за помощью. Мама рассердилась и меня же выбранила.

— Ты, вероятно, наелась мороженого или простудилась, когда вздумала кататься верхом в такую холодную погоду. Зачем тебе и Коллонтай потребовалось вдвоем скакать на острова?

Мама предложила отложить свадьбу, но тут я запротестовала:

— Что решено, то решено.

На помощь мне пришла Женя. Она дала мне какое-то лекарство, намазала лицо кремом и попудрила нос. Женя соорудила мне сложную прическу и посадила на голову веночек из искусственных цветов вместе с длинной вуалью.

Мама в церковь не поехала. К счастью, во время венчания я не чихала, но зато, когда вернулись в теплую комнату после холодной церкви, насморк разыгрался всерьез. Моя мать заставила померить температуру и, убедившись, что у меня жар, категорически запретила мне танцевать и велела тотчас же лечь в постель. Коллонтай попробовал запротестовать:

— Ведь мы решили с первым утренним поездом уехать.

Но об этом мама и слышать не хотела.

— Неужели вы не понимаете, что теперь вы отвечаете за жизнь Шуры? Если застудить насморк, у Шуры может сделаться воспаление легких.

Когда гости разошлись, Коллонтай поцеловал руку у мамы и ушел вслед за гостями, а я и Лидочка, как обычно, пошли ночевать в мою спальню. Лидочка улеглась на диван, а я на свою постель и на ту подушку, на которой утром погибла канарейка. Мы с Лидой начали обсуждать события дня и скоро начали хохотать и болтать, как обычно, будто никакой свадьбы и не было.

Мое недовольство браком началось очень рано. Я бунтовала против «тирана», как называла я моего красивого и любимого мужа.

Всего три года прошло с тех пор, как мы повенчались и поселились в отдельной маленькой квартирке недалеко от моих родителей. У нас был маленький сын Миша. Он только что начал ходить по комнатам и разговаривать на своем смешном детском жаргоне. Когда я была подростком, я часто мечтала: когда я выйду замуж, у меня будет две хорошеньких девочки. Я им не буду заплетать косички, а буду делать локоны, как на английских картинках.

Теперь я действительно была замужем. Любила своего красивого мужа и говорила всем, что я страшно счастлива. Но мне все казалось, что это «счастье» меня как-то связало. Я хотела быть свободной. Что я под этим подразумевала? Мне не хотелось жить, как жили все другие мои друзья и знакомые молодожены. Муж уходит на работу, а жена остается дома, занимается либо на кухне, либо подсчитывает счета из лавок иди одевалась, чтобы ехать в гости. Эти все маленькие хозяйственные и домашние заботы заполняли весь день. Я не могла даже больше писать повести и романы, как делала, когда жила у родителей.

Я представляла себе замужнюю жизнь совершенно иначе. Я думала, что как только я избавлюсь от нежных забот и от тирании матери, я по-своему устрою свою жизнь. Хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла хорошо ухаживать няня Анна Петровна, которую моя мать приставила к нам не столько смотреть за маленьким Мишей, сколько вести все хозяйство. Аннушка требовала, чтобы я училась хозяйству. Только засядешь за книгу и начнешь делать заметки по поводу «Монизма» Плеханова, тут Аннушка: «А белье вы отдали в стирку? Небось не переписали?» Или: «Почему вы не пойдете с мальчиком погулять? Второй день он не был на воздухе!»

Вечером Коллонтай мог вернуться домой не один, а с товарищами. Надо было заботиться о том, чтобы к чаю была какая-либо закуска. Это все очень приятно. Но как же насчет занятий? Моя лучшая подруга Зоя жила теперь у нас. Ее отец умер, и она приехала в Петербург, чтобы учиться петь. Я завидовала ей: никакого хозяйства, никаких хлопот со счетами. Зоя постоянно уходила то на концерт, то слушать лекцию, то на совещание с учителем пения. А я все сидела дома и должна была учиться стать хорошей женой и матерью, как говорила моя мать. Но из этого получалось мало толку. Иногда я жаловалась Зое:

— Мне замужняя жизнь совсем не нравится. Я хочу стать писательницей. Мне иногда хочется взять да убежать отсюда.