Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма - Лика Семенова

женщин из древних семей… Ведь глупо было бы этим не воспользоваться. Это же очевидно.

Вито напряженно молчал, думая о чем-то своем. Наконец, повел бровями:

— Я не знаю, что тебе ответить. Я могу судить лишь по собственной матери. Не думаю, что она согласилась бы передать свой дар в услужение. Пусть даже самому королю. И не могу поручиться, что есть та, кто это сделает.

Я опустила голову. Похоже, он был прав. Разве можно чем-то прельстить ведьму? А заставить? Если бы я хоть как-нибудь сносно владела своей магией, разве бы боялась здесь чего-то или кого-то? Да даже самого короля?

В дверь постучали, и я вздрогнула:

— Входи.

Протиснулась Пилар, как-то нелепо поклонилась, глядя то на Вито, то на меня. Она была бледной и растерянной.

В груди замерло.

— Что случилось?

Та облизала губы:

— Сеньора, доставили багаж.

Я кивнула:

— Прекрасно. Разбирай.

Но Пилар все так же мялась у двери, и я понимала по ее лицу, что случилось что-то неприятное. Я сглотнула:

— Что?

Она вытерла ладони о передник:

— Барышня… кажется, сундуки были вскрыты.

Глава 48

Мы с Вито переглянулись. Он пристально посмотрел на Пилар:

— Все сундуки вскрыты?

Та пожала плечами:

— Не могу утверждать, сеньор.

— Что-то пропало?

Служанка помедлила мгновение, потом покачала головой:

— На первый взгляд, все на месте. Драгоценности были при мне, я не выпускала шкатулку из рук. За это можете не волноваться, сеньор.

Он кивнул:

— Если что-то обнаружится, немедленно доложишь.

— Слушаюсь.

Пилар вышла, а я тяжело опустилась на обитый гобеленом стул. В голове гудело. Я готова была расплакаться от обиды на саму себя. Почему я не рассказала все своему мужу раньше? Почему? Потому что не доверяла… Совсем. Даже после его ужасного признания старалась отстраниться. Но лишь потому, что он сам отстранялся от меня, отталкивал. Я не хотела навязываться. Мы изо всех сил старались быть чужими. Но я по-детски наивно мечтала, что признаюсь тогда, когда точно буду знать, что смогу ему помочь. И все мигом преобразится, как в сказке…

Но эта дорога очень многое изменила. Вито словно позволил посмотреть на себя иначе. И я очень надеялась, что и на меня он смог посмотреть другими глазами. Мы разыгрывали перед другими людьми пьесу, в которую немножко поверили сами. Мне очень хотелось так думать. Его взгляд не мог так лгать. А теперь…

Я смотрела на Вито и понимала, что сейчас в этом огромном чужом дворце мы были совсем одни. И доверять могли лишь друг другу. И никому больше. И теперь тянуть с откровениями до утра казалось полным безумием. Кто знает, что может случиться за эту ночь. Боже, что я наделала!

Я посмотрела на мужа. Он был мрачен и напряжен, снова обратившись в безупречную ледышку. Я не видела его таким с зимы. Он стоял у окна и вглядывался в расцвеченную факелами ночь. Развернулся ко мне:

— Это наверняка негодные лакеи, дорогая. Решили воспользоваться праздничной суматохой. Их надо найти и высечь, как следует. Разумеется, если они ничего не украли.

Я с удивлением смотрела на него:

— Ты так думаешь?

Он даже фыркнул:

— Разумеется. Что еще делать с негодными лакеями? Наказать и выгнать прочь. А если украли — отрубить руки.

Я не сразу поняла, что он назвал меня «дорогой». Мой муж делал это только прилюдно — наедине такой спектакль уже не имел смысла. Но кроме нас сейчас в комнате никого не было. Неужели он подозревает, что нас, все же, подслушивают?

Вито усмехнулся:

— Его величество даровал нам двести тысяч. Не намеревается же он теперь взыскать эту сумму нашим нижним бельем?! Какая глупость!

Да, звучало предельно глупо. Я вскинула голову:

— Да, вероятно ты прав. Дурные слуги могут завестись во всяком доме.

Версия с лакеями, конечно, была возможна, но выглядела так себе. Лакеи дорожат своим местом, тем более, в королевском дворце. И если и сделают нечто подобное, то только по приказу. Но что искать в наших вещах? Драгоценности? Нет, глупости. На ум приходила лишь одна вещь, которая стоила подобного обыска — мое магическое зеркало. И лишь одно имя — герцог Трастамара. И теперь я холодела от одной только мысли, что рано или поздно с ним придется обязательно столкнуться. И что тогда?

После ужина Вито пригласил меня осмотреть дворцовый парк. Будто почувствовал, что нам надо поговорить, не опасаясь чужих ушей. Время уже приближалось к полуночи, и я искренне надеялась найти там настоящее уединение. Но надежды были напрасными.

Кажется, двор никогда не спал. Парк полыхал от факелов, словно зарево пожара. Отовсюду раздавались голоса и смех. Мы направлялись к одному из павильонов, но по дороге приходилось останавливаться едва ли не через каждый шаг, чтобы с кем-то раскланяться. Наконец, мы свернули на одну из боковых дорожек и укрылись под сенью искусно обстриженного ясеня.

Я облизала губы, не понимая, как начать:

— Нам нужно поговорить. Это очень важно.

Вито кивнул:

— Я это понял. Но для начала послушай меня. Все складывается хуже, чем я думал. В комнатах небезопасно — помни об этом каждую минуту. Сейчас за нами тоже следят. Я не возьмусь даже предполагать, что будет дальше. Ясно только одно: покинуть дворец без позволения короля мы не сможем.

В горле пересохло:

— Мы что, в тюрьме?

Вито шумно выдохнул:

— Можно и так сказать. Не доверяй никому. Ни с кем не сближайся. Не верь чужим словам и чужим посланиям. Даже если станут утверждать, что они от меня. Даже если это будет твердить твоя Пилар. Служанку легко обмануть или запугать.

Я сглотнула:

— Но если оно, действительно, будет от тебя? Как мне это понять? — Я опустила голову: — Может, какой-то знак? Какая-то вещь, которую я смогла бы узнать? Только мне надо хорошенько на нее посмотреть, чтобы запомнить. Чтобы не ошибиться.

Вито какое-то время молчал. Вдруг, распустил галстук и сунул руку за ворот сорочки. В его пальцах что-то блеснуло. Я присмотрелась в неверных отсветах факелов, замерла, узнав свою любимую цепочку с рубинами, которую отдала тогда в хижине в уплату за свое спасение.

Рука неосознанно метнулась к знакомой вещи. Металл был горячим от жара его тела.

— Почему она у тебя? — Нет, это был глупый вопрос. — Почему ты ее носишь?

Вито поджал губы:

— Почему я не могу ее