Роза и меч - Сандра Паретти

– Соблаговолите немного подождать.

Она поблагодарила. Эта небольшая комната с прохладным воздухом, выцветшей зеленью шелковых обоев и видом в заросший сад была ей приятна после езды по кипящим от жары и шума бульварам в душной, закрытой карете.

Она хотела было взять газету из резного липового шкафчика, как дверь напротив открылась.

– Суб югум суаве, – услышала она знакомый голос нотариуса. – Под сладкое ярмо. – Молодой смех ответил ему. – Двадцать миллионов со многим примиряют. К тому же, как говорят, он всегда был нежным супругом.

Из соседней комнаты вышел молодой человек. Темно-коричневый костюм подчеркивал стройное, почти изящное телосложение высокой фигуры. Но Каролина смотрела только в его лицо, показавшееся ей знакомым, хотя она была уверена, что никогда не встречала этого мужчину. Ровный овал лица, мягкие каштановые волосы, карие глаза, едва заметная улыбка – кого же он ей напоминал? Он разглядывал ее с тем неприкрытым любопытством, которое в Париже могли бы простить только солдату, художнику или итальянцу. Он поклонился, словно извиняясь, и вышел из комнаты. Каролина озадаченно посмотрела ему вслед. Слуга открыл дверь:

– Графиня де ля Ромм Аллери!

Цезарь Сорель, седовласый и тучный, восседал в зеленом кожаном кресле за массивным письменным столом, под которым лежал большой кот. В его густой шерсти шестидесятидевятилетний нотариус грел ноги – единственное, чем он спасался от подагры.

Он поднялся, пошел Каролине навстречу и придвинул ей кресло.

– Вы ведь видели молодого человека, который только что вышел из моего кабинета?

Каролина кивнула. Она знала его особенность никогда прямо не переходить к делам и тем не менее была удивлена. Сорель показал на массивную полку красного дерева, на которой лежали документы.

– Граф Кастеллан и я только что обсудили проект брачного договора – это один из самых странных браков, которые я когда-либо заключал: старый якобинец и молодая дама самых голубых кровей Франции.

Каролина вопросительно посмотрела в лицо нотариусу.

– Терпение, графиня, вы сейчас поймете меня. Молодой человек, которого вы только что видели, – будущий шурин герцога Отрантского. Его сестра Габриэла выходит замуж за Фуше, или, скорее, Фуше тратит двадцать миллионов, чтобы наконец целиком принадлежать к «обществу», а Кастелланов эта свадьба спасает от конфискации их владений… Да, вот такие дела в Париже! Я бы с радостью сказал вам: добро пожаловать, я всегда рад видеть вас, но в данный момент мой совет мало чем сможет помочь вам. Вы пришли по поводу конфискации?

Она кивнула. Она была словно в тумане.

– Я только что приехала в Париж. Когда я хотела попасть в наш дом…

– С каждым днем таких становится все больше. Половина моих клиентов уже уехали из Парижа.

– Но разве нельзя сопротивляться, попытаться подать в суд? Что мне терять?

Он посмотрел на нее, его глаза с черными мешками под ними были с мутной серой поволокой.

– Что вам терять? Многое, графиня! У вашего отца шестое чувство на деньги. Даже я, управляющий его финансами, спрашиваю у него совета, когда хочу вложить свои деньги. Он был первым, кто почуял дело с испанскими бонами, первый, кто покупал железнодорожные акции…

Каролина нетерпеливо слушала. Она не могла понять, куда клонит нотариус.

– Когда год назад он здесь, в Париже, аннулировал свои счета и депозиты, я не понял его. Как теперь оказывается, он действовал правильно. Фуше кипел от ярости, когда обнаружил, что не сможет ничего прикарманить для банка Франции. Он сам лично потрудился прийти ко мне, но мой несгораемый шкаф тоже оказался пуст… Вы должны были бы предупредить вашего отца. В Розамбу он в безопасности, в стороне от линии огня, но здесь…

Она подняла глаза. Неужели он действительно не знает? Весть еще не дошла до Парижа?

– Мой отец мертв, – произнесла она. – Он умер в Розамбу… – она не сразу сообразила, – пять недель тому назад.

– Извините, графиня.

Возникло неловкое молчание. Нотариус открыл одну из папок, словно ему надо было уцепиться за что-то осязаемое.

– Конфискация имущества вашего отца была объявлена, стало быть, Фуше тоже еще не знает… – Он помолчал, потом задумчиво продолжил: – Это многое меняет. Я полагаю, вы знаете, где находятся деньги и бумаги?

Странные противоречивые чувства боролись в Каролине. Вспомнился вечер перед их бегством из Розамбу: часовня, отец, показывающий ей каменную плиту за алтарем.

– Думаю, что да, – ответила она.

– Послушайте меня хорошенько, графиня! Действуйте так, словно вы этого не знаете. Возьмите кредит, я поручусь за вас. И уезжайте из Парижа. Переждите события в Розамбу. Как знать, может, через несколько недель все изменится, и тогда мы получим назад двадцать тысяч франков за лошадей, проданных с аукциона.

– Моего Месяца продали с молотка! – Каролина даже вскочила. Цифры, акции – все это ей ничего не говорило, но Месяц… Только теперь она поняла, что произошло. Ей принадлежало лишь то, что было на ней. Прочь из Парижа! Она больше даже не имела права стоять там, где стояла. – Почему вы это не предотвратили? Кто продал Месяца? Я должна вернуть его, сколько бы он ни стоил!

Нотариус поднял взгляд от бумаг. Всю свою жизнь он служил разуму и целесообразности, но любил всегда другое – иррациональное.

– Я побеспокоюсь об этом, как только будет возможно. В настоящее время у нас связаны руки, и у меня тоже, – он поднялся, взял ее руку. – Не делайте ничего необдуманного! Подождите. Не надейтесь на справедливость – в Париже сейчас важно одно: быть на стороне победителя, – он замолк, однако не выпускал ее руку, как озабоченный отец, который боится произнести одно неверное слово.

– Благодарю вас, – она улыбнулась. – Я запомню ваши слова. – Шурша юбками, она направилась к двери.

Как она похожа на своего отца, думал Сорель, провожавший ее взглядом. Когда у других мужество уже на пределе, у нее оно только просыпается.

Карета катилась по мосту Пон-Неф. Легкий ветерок надул занавески и принес с собой немного затхлый запах Сены, запахи апельсиновых деревьев и мятного лимонада, которым торговали девушки под разноцветными зонтиками. Улица Сент-Онорс, Вандомская площадь, элегантно одетые люди, роскошные витрины. Она была богата, очень богата. Ее отец спас деньги от Фуше, она знала, где они лежали, но для нее они были не состоянием, а свободой. Деньги были оружием, они означали власть. Она постучала в окошечко Бату.

– В «Палатин».

И когда через несколько минут владелец отеля «Палатин» назвал ее герцогиней, она поняла, что деньги – еще и волшебная палочка. Она шагала по голубому лугу толстого бельгийского ковра, вдыхала сладкий аромат белых лилий, которым было тесно в сужающихся книзу золотых вазах; пажи в белых костюмах в стиле рококо и посыпанных серебристой пылью париках открыли перед ней двустворчатые двери номера-люкс: ее глазам предстал салон в белых и золотых тонах, на столике стояли охлажденное шампанское и разнообразные паштеты. Безмолвная горничная исчезла с платьями, выгруженными из дорожной корзины, и вскоре принесла их обратно отутюженными. Парикмахер с усталыми глазами и быстрыми, легкими движениями предложил свои услуги.