Чужие сны и другие истории - Джон Ирвинг

Даже если постоянно заливать в бак новые галлоны бензина и протирать ветровое стекло, это не заменит автомобилю отдых. А «вольво» не отдыхал по-настоящему с самого завтрака в Буффало. Водитель решил пожертвовать своим ланчем.

— Я вовсе не голоден, — бодрым голосом заявил он и тут же ощутил груз своей второй лжи.

Водитель знал: некоторые жертвы имеют чисто символический смысл. Когда путешествуешь не один, груз страданий надо делить поровну, и это должно быть первой заповедью. И потому место, именуемое Толидо, было тихо и незаметно пройдено позже намеченного времени. Что же касалось падения уровня масла, водитель знал: нечто похожее произошло и в его «моторе». Ох, Огайо!

Форт-Уэйн, Элкхарт, Гэри, Мичиган-Сити — вот она, Индиана! Иной штат, не залитый асфальтом вдоль и поперек.

— Зеленый, как Вермонт, — прошептал водитель.

Вермонт! Волшебное слово.

— Конечно, я им льщу, — добавил он и тут же спохватился, что сболтнул лишнее.

Когда проезжали Лагранж, «вольво» принял освежающий душ — они с водителем попали в грозу с сильным ливнем. В районе Гошена пробег автомобиля на один галлон составил двадцать целых и две десятых мили. Эту цифру водитель сообщил «вольво» нараспев, как хвалебную оду. Они миновали Лигоньер, затем Наппани. Чем дальше они катились по дорогам Индианы, тем сильнее водитель ощущал, что у «вольво» вот-вот откроется беспрецедентное «третье дыхание».

Судя по обилию коров, им нравилось жить в Индиане. Но почему этот штат прозвали «Штатом верзил»? Вопрос остался без ответа: спросить было не у кого.

«Ужинать будем в Саут-Бенде?» — мысленно спросил себя водитель.

От Нотр-Дам — всего ничего. Можно заключить пари с самим собой. Но пока — только вперед. Теперь на одном галлоне «вольво» пробегал двадцать три целых и пять десятых мили. Не расслабляться!

У здешних мотелей был такой манящий вид. Они подмигивали водителю озерцами плавательных бассейнов и звали остановиться. Казалось, вся Индиана призывала его: «Не спеши. Лучше выспись хорошенько!»

— Успею, — отвечал водитель.

Он заметил первые указатели на Чикаго. Как здорово проснуться утром, сознавая, что обманул Чикаго и сумел объехать этот город, не попавшись в его сети. Какой замечательный импульс новому дню придаст такое ощущение!

На границе с Иллинойсом водитель посмотрел расстояние до Чикаго, взглянул на часы и прикинул вероятность попасть туда в час пик. Двигатель «вольво» работал идеально, и случившееся на дороге Огайо казалось детским капризом. Но Иллинойс — далеко не Индиана. Какие трудности ждут их там?

— В половине седьмого мы с тобой будем двигаться в объезд Чикаго, — сообщил он «вольво». — К тому времени на дорогах станет свободнее. Надо будет отъехать подальше от этого жуткого города. Поэтому мы с тобой проведем в пути еще часик, а к восьми непременно устроим привал. Обещаю. Тебе — основательная мойка, а я поплаваю в бассейне. Устраивает? На ужин я закажу сома, выловленного в Миссисипи и приготовленного в белом вине. Между прочим, эту рыбку готовят на медленном огне. Тебя мы угостим пинтой лучшего моторного масла, мне сойдет и коньяк в баре «Красный атлас». Пусть из твоих шин немного повыветрится воздух. А в десять — в кровать. С первыми лучами солнца мы пересечем Миссисипи. Впечатляет? Завтрак в Айове. Домашняя свиная колбаса. К полудню будем в Небраске. Там делают восхитительные пироги. Или блинчики? Сейчас уже не помню…

Он сумел уговорить «вольво», и под уверенные слова водителя они въехали в пределы штата, на номерных знаках которого выбиты слова: «Земля Линкольна».

— Прощай, Индиана. Спасибо за все, Индиана, — пропел водитель, припомнив старую песенку «Жаль, я не верзила», написанную неким М. Лампертом.

Мы часто пускаемся на разные ухищрения, делая вид, что нас ничего не тревожит.

Небо впереди было затянуто смогом. Сквозь него тускло светило солнце. Ровное покрытие сменилось щербатым бетоном. Колеса «вольво» то и дело попадали в трещинки и жаловались: «Танк кер-танк, танк кер-танк». Вокруг тянулись нескончаемые, абсолютно одинаковые пригороды. Здесь тоже ощущался смог, будто в каждом дворе жарили барбекю.

Вблизи первой развязки с выездом на Чикаго водитель остановился, чтобы вновь наполнить бак «вольво», проверить давление в шинах и посмотреть, насколько снизился уровень масла. Движение становилось все интенсивнее. У заправщика на шее болтался транзисторный Приемник, и водитель узнал, что температура воды в озере Мичиган — семьдесят два градуса.[63]

Водитель выругался. Потом он увидел, что время на часах заправочной станции не совпадает со временем на его часах. Должно быть, где-то в сказочной Индиане он пересек границу часового пояса. Значит, в Чикаго он попадет на час раньше, чем думал, и испытает все прелести, связанные со временем пик. Мимо ползла лавина машин, направлявшаяся в сторону Чикаго, чтобы где-нибудь крепко застрять в пробке. Здесь тоже были мотели, но в их бассейнах мог плавать только сумасшедший: везде лежал слой копоти. Напрасно он не остановился в прекрасной Индиане, где бы его разбудили позвякивающие колокольчиками коровы. Он провел за рулем восемнадцать с половиной часов и, между прочим, после завтрака в Буффало ничего не ел.

— Знаешь, одна ошибка за восемнадцать с половиной часов — это не так уж плохо, — сказал он «вольво».

Оптимистам нужны подобные заявления. Только нужно хорошенько сдерживать чувства, думая об этой ошибке как о первой.

— Привет, Иллинойс. Привет тебе, Чикаго.

«Вольво» проглотил кварту масла, словно коктейль, о котором сейчас мечтал водитель.

Если прежде водитель злился на избыточное внимание, оказанное какому-то Сандаски, теперь он мог бы посетовать на избыток собственных чувств в отношении города Джолиет.

За два часа, в течение которых он постоянно менял полосы, ему удалось отъехать от Чикаго всего на тридцать миль, взяв юго-западнее. Дороги здесь то и дело расходились. Кто-то ехал на запад — возможно, даже в Омаху, штат Небраска; кто-то на юг — в Сент-Луис, Мемфис, а может, и в Новый Орлеан. Хватало дурней, жаждущих попасть в Чикаго, Милуоки и Грин-Бей. Гораздо меньше было тех, кто ехал на восток. Возможно, кого-то из них манил Сандаски. Они ехали навстречу скорым сумеркам.

Джолиет являл собой громадную стоянку, где ночевали чикагские грузовики. Именно здесь те, кто ошибочно принял развязку на Висконсин за развязку на Миссури, осознавали свою ошибку и вынуждены были остаться на ночь.

В Джолиете сходились четыре четырехполосных шоссе. Неудивительно, что город был напичкан мотелями разных компаний. Все они имели закрытые плавательные бассейны, кондиционеры и цветные телевизоры. Последнее показалось водителю идеалистским абсурдом. Разве можно было принести многоцветье туда, где изначально доминировал только один цвет — серый?

В половине девятого водитель понял, что дальше ехать не может. Он остановился в одном из мотелей системы «Холидей-Инн». Автомойки там не было.

— Прости меня, — сказал он «вольво».

Стоило ли говорить? Слышал ли его «вольво», а если слышал, принесли ли слова водителя утешение автомобилю? В Иллинойсе у него опять случился приступ «опережения зажигания», когда смесь в цилиндрах вспыхивала раньше, чем свеча подаст искру. Водитель, уставший и раздраженный, давил и давил педаль сцепления, заставляя «вольво» вздрагивать и скрежетать.

— Чертова железяка, — пробормотал водитель.

Произнесенных слов было не вернуть, и к телесным мукам «вольво» добавилась душевная рана. «Вольво» гудел от жары; его шины были горячими и твердыми, карбюраторы никак не могли договориться между собой, свечи покрылись угольной сажей, масляный фильтр переживал то же состояние, что у людей называется запором.

— Прости меня, — спохватился водитель. — Я не хотел. Утром мы с тобой рванем отсюда, и все будет замечательно.

В сумрачном вестибюле, освещенном диковатым зеленым светом больших аквариумов, где плавали морские черепахи, водитель увидел чахлые пальмы в кадках и более тысячи его собратьев по несчастью. Все они находились в таком же шоковом состоянии, как он, все твердили женам, детям и машинам:

— Простите меня. Утром мы рванем отсюда…

Но везде ощущалось недоверие. Когда наше доверие обманывают, мы не можем работать.

Водитель знал, когда пошатнулась его добрая вера. Он сел на стандартную двуспальную кровать номера восемьсот семьдесят девять, придвинул телефонный аппарат и позвонил жене в Вермонт за счет вызываемого абонента.

— Привет, это я, — сказал он.

— Где тебя носит? — закричала в трубку жена. — Тебя тут все ищут.

— Мне жаль, — произнес он стандартную фразу.

— Я все углы обыскала на этой чертовой вечеринке. Пыталась найти тебя. Я была уверена, что ты смылся с Хелен Краниц.