Наши нравы - Константин Михайлович Станюкович

же смысле, и Валентина, прочитав о Савве, очень была рада, что разделалась с мужиком. Надоел он ей. Только что кончится дело в суде, где она должна быть свидетельницей, Валентина уедет за границу и отдохнет в Париже. Кстати, там она встретится с Шуркой. И вспоминая этого красивого, изящного молодца, Валентина чувствовала, как сильнее билось ее сердце…

Заседание назначено на днях. Ей уже прислана повестка. Она наденет черное платье и явится в суд в сиянии красоты, в скромном виде несчастной жертвы, у которой такой ужасный муж… Она надеялась, что мужа осудят, и тогда она возьмет Колю. Бедный Коля! Если бы не советы Евгения Николаевича Никольского, то она давно бы его взяла. Но он почему-то не советовал. Почему? Он серьезно сердился, когда она об этом спрашивала, и она умолкала, так как побаивалась этого солидного молодого человека.

Когда Анна Петровна прочла в газетах о том, что Леонтьев не получил концессии, она тотчас же написала записку Борису Сергеевичу, в которой советовала «скорее получать с мужика все, что можно, так как он накануне банкротства».

Но записка не застала Бориса. Он уже уехал к тестю, встревоженный, недовольный и злой под маскою невозмутимости…

IV

В ЛИТОВСКОМ ЗАМКЕ

Неудовлетворенный, вышел Петр Николаевич Никольский из квартиры отставного полковника.

Сведения, почерпнутые им из оригинальной гроссбух Ивана Алексеевича, не рассеяли мрака, окружавшего таинственное дело похищения.

По обыкновению, раз взявшись за дело, Никольский хотел довести его до конца, возмущенный мерзавцем вором, желавшим погубить невинного человека. Жаль было молодому человеку этого несчастного неудачника, и он, отправляясь на лето в провинцию, обещал Трамбецкому сделать все, что было возможно. К сожалению, поиски были неудачны. Он не разыскал дочери Фомы, бывшего лакея полковника, хотя и напал на ее след, собрав предварительно справки о ней в Петербурге. Более серьезные дела помешали молодому человеку ехать в тот город, где, — сообщили ему, — жила в то время молодая женщина; когда он через несколько дней приехал, ее уже не было; она уехала за день до его приезда, но никто не знал — куда. След был потерян.

Обидно было Петру Николаевичу. Молодая женщина была единственным лицом, которое могло бы пролить свет на таинственное дело и подтвердить подозрения, случайно запавшие в голову Никольскому. Подозрения были, с точки зрения молодого человека, довольно серьезные против одного лица (имени его Никольский никому не сообщал), но, на основании этих подозрений, нельзя было ничего сделать. Надо было ждать случая, чтобы напасть на зверя тогда, когда он не мог бы вывернуться. А зверь был красный, хороший зверь. Если бы он фигурировал на суде, то скандал был бы большой.

Оставалось несколько дней-до суда. Остановить дело было невозможно. Трамбецкий рисковал совершенно невинно попасть в места не столь отдаленные.

Раздумывая таким образом, Никольский вышел из подъезда и повернул к Большому проспекту.

Господин Сивков, поверенный полковника и агент сыскной полиции, признавший в Никольском знакомое лицо и решившийся проследить молодого человека, терпеливо дожидался на углу Большого проспекта. Как только Никольский вышел из подъезда, сыщик быстро спрятался за угол. Но недаром и Никольский был опытный человек. Он не забыл любопытных взглядов господина Сивкова и тотчас же заметил движение сыщика. У молодого человека были зоркие глаза. Он усмехнулся про себя и как ни в чем не бывало порядил извозчика и поехал на Петербургскую сторону, вполне уверенный, что за ним, на благородном расстоянии, следует маленький толстенький и добродушный на вид сыщик, очень хорошо известный своею ловкостью и уменьем.

Никольский еще у полковника вспомнил, когда и при каких обстоятельствах он имел счастие встречаться с этим любопытным господином, но уверен был, что господин Сивков, несмотря на свою ловкость, едва ли припомнит все подробности. Во-первых, это было так давно, во-вторых, и обстоятельства были очень сложны, а в-третьих, Никольский познакомился тогда с Сивковым в сумерках и был представлен ему под другой фамилией.

«Напрасно прокатался!» — подумал молодой человек, останавливая извозчика у скромного деревянного домика, в одном из глухих переулков Петербургской стороны.

Расплатившись с извозчиком, Никольский бросил взгляд на улицу и отлично рассмотрел маленькую, толстенькую фигурку с поднятым воротником, слезающую с извозчика у поворота в переулок.

Молодой человек улыбнулся и поднялся во второй этаж, где жила его тетка, у которой во время своего отсутствия Никольский поместил Колю Трамбецкого. Тетка эта, пожилая, простая, добрая женщина, вдова чиновника, души не чаяла в своем племяннике и готова была сделать для него все, что бы он ни пожелал. Никольский помогал бедной женщине и часто баловал старуху наливкой, до которой она была охотница.

Едва Никольский вошел в прихожую, как навстречу к нему бросился Коля. Он горячо обнял молодого человека и пытливо взглянул на него, ловя на лице Никольского какое-нибудь радостное известие. Во взгляде больших черных глаз ребенка было столько тревоги, что Никольский поспешил успокоить мальчика.

— Ты что так смотришь, Коля? Ты не унывай…

— Ты нашел вора? — перебил мальчик.

— Нет еще, но подожди, найдем…

— А папа?.. — прошептал мальчик, поникая головой. — Что будет с папой?..

— Ничего не будет с папой твоим! — вступилась тетка Никольского. — Ну, чего ты повесил голову, родной мой, а?.. Ну… ну… не плачь же, Колюн мой! — ласково утешала старая женщина, проводя своей рабочей, шершавой рукой по лицу мальчика. — Разве возможно, чтобы невинного человека осудили?.. Глупенький! Скоро папа возьмет тебя, и вы будете вместе жить… Только меня, старуху, не забывай… Я к тебе ведь привыкла, к сиротинке…

Прасковья Ивановна утешала ребенка, а сама беспокойно взглядывала на племянника.

— Давно папу видел, Коля?

Он был с тетей в прошлое воскресенье у папы. Папу перевели в Литовский замок. Папа очень кашляет, у него лихорадка. Он все спрашивал, скоро ли приедет Петр Николаевич. Он очень ждет Петра Николаевича.

— Папа говорил, что ты привезешь ему счастье! Привез ты ему счастье?

— Эка, что спрашиваешь, Коля! — вступилась Прасковья Ивановна. — Да разве мой Петя кому-нибудь может привезти несчастье?.. Сердце-то у него, мальчик, у нашего Пети, золотое…

— Полно, полно, тетя!.. Лучше поесть дайте.

— Глупая!.. И не догадалась. Чай, голоден? Ну пойдемте, милые мои… У меня мигом все будет готово.

За завтраком Прасковья Ивановна то и дело подкладывала своему племяннику на тарелку, а сама ела как-то урывками, носясь из кухни в комнату.

Она, между прочим, шепнула Никольскому, что виделась с адвокатом.

— Что ж говорит он? — тихо спросил Никольский.

Коля перестал есть и жадно слушал.

— Адвокат уверен, что Александра Александровича оправдают! — громко