На железном ветру - Виктор Егоров

— Ладно, будем считать — уел. Значит, так: жду тебя к двадцати ноль-ноль. Запиши адрес.

Встреча с Ибрагимом взволновала Донцова. Она словно бы перекинула мысли, ощущения в иную временную плоскость. Зрелый двадцативосьмилетний человек, он сейчас как бы заново переживал давние события.

Михаил выдвинул средний ящик письменного стола, пошарил под бумагами в дальнем углу, нащупал холодную гладкую сталь. На ладони его лежал никелированный «дамский» браунинг с перламутровой рукояткой. На рукоятке были процарапаны слова: «От Поля Мише — на крыше». Он провел пальцем по надписи, будто желая убедиться в ее реальности. Он вспомнил лицо Поля, вернее, не лицо, а характерное выражение лица — задумчивое и мягкое, граничащее с улыбкой. «Здравствуй, Поль. Кем бы ты теперь был?» — мысленно обратился он к туманному образу и тотчас по привычке контролировать себя подумал: «Я сентиментален». Года два, пожалуй, с того самого дня, как перебрался в этот кабинет, браунинг не попадался ему на глаза. Ежедневно погруженный в дела, очень важные и почти всегда срочные, он начисто забыл о единственной вещи, сохранившейся у него со времен ранней юности. Все семь патронов в обойме браунинга были целы, они так и оставались, как их уложил когда-то Поль.

Михаил положил браунинг на прежнее место под бумаги. «До свидания, Поль», — мысленно попрощался он, испытывая саднящее чувство сожаления о давно минувшем.

Он медленно задвинул ящик и долго сидел, уставившись невидящими глазами в пространство. Вереницей проходили перед ним образы далекого прошлого. Брат Василий... Убит в 1922 году в Тифлисе. Отец... Умер три года спустя от воспаления легких. Ванюша... Работает мастером в депо. Получил квартиру недалеко от вокзала. У него живет и мать — совсем дряхлая старушка. Семья большая. Ежемесячно Михаил посылает им деньги. Ему регулярно сообщают о школьных успехах племянников. Старший, Колька, закончил в этом году среднюю школу и аэроклуб, поступил в лётное училище. У каждой эпохи свои увлечения. Мы мечтали работать в Чека, искоренять контрреволюцию. Нынешние юнцы чуть ли не все поголовно мечтают летать.

Почему-то отчетливее других Михаил помнил лицо Зины Лаврухиной. Помнил запах ее кожи, вкус губ, ощущал ее руки, обвивающие шею...

Время давно стерло боль и неприязнь, и теперь вспоминалось только хорошее, то, что придавало юности неповторимо свежий аромат и красоту. Для него Зина умерла, его сознание не воспринимало ее как человека, возможно где-то на земле существующего. Девять лет назад, будучи в Баку, он узнал, что летом 1921 года вместе с отцом, освобожденным из Азчека, она уехала в Тифлис и вскоре перебралась за границу.

Многое за тринадцать лет произошло в его жизни. От того Михаила Донцова, каким он был в юности, его отделяли не просто годы, а годы жадной учебы, годы стремительного (иначе не жди успеха) приобретения опыта. В его характере произошли глубокие перемены, которых он но замечал только потому, что в двадцать восемь лет человек еще не владеет не очень распространенной даже и в преклонном возрасте способностью познать самого себя.

Когда тринадцать с половиной лет назад он приехал в Москву, его взяли помощником оперуполномоченного в иностранный отдел ВЧК, вскоре переименованный в ОГПУ[14]. Поселили его на Сретенке в гостинице «Селект», определили на вечерний рабфак. Ознакомившись со своей новой работой, Михаил понял, что Мельников неспроста посоветовал ему заняться изучением иностранных языков, что, собственно, уже в ту минуту, когда руководство Азчека приняло решение послать его на учебу в Москву, была предопределена его будущая профессия. Ему предстояло работать в разведке.

До того дня как он предстал перед своим новым начальником, слово «разведка» вызывало в его воображении красноармейца, наблюдающего из-за кустов за передвижениями белогвардейских частей; об ином значении этого слова он как-то не задумывался. Заместитель начальника второго отделения иностранного отдела Виктор Аркадьевич Воронин, человек лет сорока, благодаря черной, лопаточкой постриженной бороде похожий на профессора, многое объяснил Михаилу. Собственно, общие положения и объяснять было нечего, настолько они оказались просты и естественны. Нам известны наши потенциальные противники — это Антанта и заграничные белогвардейские организации, пользующиеся ее поддержкой. Если мы не будем знать сил нашего противника, его намерений, мы тем самым сыграем ему на руку, поставим под удар завоевания революции. Стало быть, нужна разведка. Не только та, ближняя, когда разведчик следит за передвижением войск, не только разведка боя и даже не только разведка фронта, а разведка дальнего прицела, политическая и стратегическая разведка.

Все это было совершенно ясно. Удивило его другое.

Оказалось, для того, чтобы вести разведку дальнего прицела, вовсе не требовалось непременно жить под чужой фамилией в столице враждебного государства. Одну из главнейших задач разведки Воронин видел в правильном анализе данных информации. Такой анализ — половина успеха, если не полный успех.

— Взять, например, такой случай, — объяснял Воронин. — Нам стало известно: некий министр зарубежного государства встретился с бывшим депутатом Государственной Думы. Зачем? Возможно, затем, чтобы пообедать и провести время в приятной беседе об искусстве Андрея Рублева или Делакруа, а возможно, и зачем-то другим. Можем ли мы с необходимой достоверностью ответить на этот вопрос? Можем, если нам кое-что известно об этих людях. А знать мы должны их политические взгляды, их прошлые и нынешние связи, их, так сказать, социальные истоки, их характеры и привычки. Необходимо поднять подшивки старых газет, протоколы заседаний Государственной Думы, справочники «Вся Москва» и «Весь Петербург», архивы охранки, министерства иностранных дел и многие, многие другие архивы, рассмотреть многие побочные данные. Лишь после этого мы можем определить цель их встречи и, если она имеет враждебный по отношению к нам характер, сделать необходимый ответный ход.

— Разумеется, — спешил добавить Воронин, — приведенный мною пример — всего лишь примитивная схема. Начнете работать — поймете, как все непросто. Впрочем, если я не ошибаюсь, вам не привыкать копаться в старых документах. Ведь это вы обнаружили в Баку директиву эсеровского ЦК? Здесь вам предстоит почти такая же работа, правда с одним существенным добавлением. Вы обязаны научиться анализировать документы, научиться видеть в них и то, что не сказано, а только подразумевается. А в конечном счете это означает — научиться сопоставлять на первый взгляд далекие, а, возможно, и несопоставимые явления, чтобы получить цельную стройную картину.