Секстет - Салли Боумен

Из-за бессонной ночи кружилась голова, и он плохо ориентировался. Он знал, что в двух кварталах отсюда он может поймать такси. Он ощущал усталость и в то же время странное возбуждение, ему хотелось как можно скорее смыть с себя всю грязь, оставшуюся на руках и в душе от соприкосновения с Кингом. А еще с той самой минуты, когда он услышал насмешливый низкий голос, произнесший «проверка, проверка», он ощущал самый настоящий страх.

Пройдя два квартала, он понял, что ему надо идти пешком – не садиться в такси, а двигаться, глубоко вдыхать воздух, не говорить ни с кем, даже с таксистом. Он повернул на север и шел, размахивая руками и вдыхая как нектар насыщенный окисью углерода воздух деловых кварталов. Он знал, куда ему нужно идти. Линдсей исцелит его, избавит от ощущения, что он все еще ступает по битому стеклу и грязным мерзким обрывкам бумаги.

Но он не мог показаться ей на глаза в таком виде. Он чувствовал себя оскверненным, ему казалось, что слова Джозефа Кинга засели у него под ногтями и прилипли к волосам. Он знал, что несколько часов назад в спальне Корта стояли два человека, и два человека слушали магнитофонную запись. Один из них, тот Томас Корт, которого Колин хорошо знал, хотел заставить голос замолчать, но другой Корт, почти неизвестный, тот, кого Колин презирал и ненавидел, слушал пленку с удовольствием. История, которую рассказывал голос, была известна этому второму человеку, словно не Кинг, а он сам ее сочинил. Этот второй Корт знал каждый поворот сюжета, жаждал услышать продолжение и с темным удовольствием предвидел неизбежную развязку. Какой Корт из этих двух не выключил магнитофон?

Сколько кварталов он прошел, прежде чем увидел перед собой темную громаду «Конрада», его спящие бойницы, ряд башенок? Пятьдесят? Шестьдесят? Больше? Он давно потерял счет. Он ввалился в квартиру Эмили промокший до нитки. Там над ним начала причитать Фробишер, знавшая его с младенчества, но он, одержимый стремлением как можно скорее увидеть Линдсей и мечтавший о ванне и душе, не слушал ее восклицаний. Когда он пролетел мимо Фробишер, его перехватила Эмили, которая находилась в состоянии крайнего возбуждения. Она бомбардировала его фразами: она собирается на решающее заседание правления; она не могла найти свой жемчуг; оказалось, что она уже надела свой жемчуг; она уже поговорила с Генри Фоксом и Биффом по телефону; что-то должно произойти…

– Произойти? Произойти? – Колин не понимал, о чем она говорит, впрочем, сейчас ему не было дела до того, что у них там должно произойти.

– Который час? – крикнул он ей через плечо, пробегая по коридору.

– Тайные влияния! – прокричала она в ответ. – Фробишер, Фробишер, какую сумочку мне взять? Из ящерицы или из крокодила?

Колин захлопнул за собой дверь. Он хотел взглянуть на свои часы, подарок отца на день совершеннолетия, и не увидел их на руке. Он стал лихорадочно искать их – в ящиках письменного стола, на столе, на полу. Наконец он все вспомнил, вынул часы из кармана пиджака и недоверчиво уставился на циферблат. Начало десятого? Неужели прошло столько времени?

Он бросился к телефону и позвонил в «Пьер».

– Я должен вас видеть, – сказал он в трубку. – Линдсей, я должен немедленно увидеться с вами. Вы никуда не уйдете? Я буду у вас через час.

Ему показалось, что она сказала «да», она подождет. Он бросил трубку, включил душ и начал стаскивать с себя одежду. Потом он вдруг засомневался – что же она ответила? Да или нет? Было ли назначено время? Он снова схватил трубку, набрал номер и посмотрел на часы. Было без четверти десять. Линдсей сняла трубку при первом же сигнале.

– Да, да, да, – прокричала она. – Я буду здесь. – И сразу повесила трубку.

В порыве чувств Колин пошвырял в угол всю одежду – свой прекрасный костюм, рубашку, шелковый галстук, туфли ручной работы, носки и трусы. Он включил воду на полную мощность, на мгновение взглянул на свое обнаженное тело в зеркале и шагнул под душ.

Роуленд Макгир прорвался без восьми минут десять. К тому времени демоны, с которыми так безуспешно сражалась Линдсей, довели ее до состояния исступления. Несмотря на то, что из всех женских качеств она больше всего презирала способность часами сидеть у телефона в ожидании звонка, сама она не сделала ни шагу из номера. Она уже изучила каждый дюйм ковра на полу, пока кругами ходила по комнате. И ровно без четверти десять – в то самое время, которое она назначила как последний срок – звонок все-таки раздался. Каким разочарованием было снять трубку и услышать, что ее хотят видеть. Ведь произнесший эти слова голос был не тем голосом, а мужчина, которому он принадлежал, не тем мужчиной.

Договорив с Колином, она уже решила выйти из номера, но через минуту снова сидела у телефона на кровати, и сердце ее билось от волнения. Она только что поняла, что если Роуленд звонил ей вчера около одиннадцати вечера, то в Лондоне в это время было четыре утра. На какое-то мгновение это обстоятельство вселило в нее надежду. Она представила себе Роуленда, томящегося всю ночь напролет и испытывающего муки, подобные ее собственным. Потом ей в голову пришло другое объяснение: Роуленд позвонил ей в четыре утра только потому, что откуда-то возвращался, и воображение без труда подсказало ей причину столь позднего возвращения.

Краткий взлет на небеса, быстрое и закономерное падение в пучины ада. «Неужели я никогда не избавлюсь от этих оков?» – подумала Линдсей и направилась к двери, решив обрести свободу. Зазвонил телефон, и ее стремление к свободе исчезло без следа.

Она дала ему позвонить три раза, одновременно пытаясь собраться с силами. Мягкость и женственность, напомнила она себе. Она сняла трубку, услышала голос Роуленда и ощутила безмерную радость. Радость длилась недолго – с самого начала разговора она поняла, что в самой манере Роуленда говорить что-то изменилось, и ее захлестнул страх.

Он говорил с ней не с обычной дружеской теплотой, его голос звучал настороженно, почти холодно, так, словно он ведет разговор, не доверяя ни ей, ни себе. Это говорил чужой человек, а не друг, которого она знала три года.

Все можно было бы объяснить, если бы Роуленд дал хоть какую-то зацепку, но он этого не делал. Она словно стояла посреди сцены, забыв роль, не слыша подсказки суфлера и в отчаянии ожидая помощи от партнера, который тоже забыл свою роль. Что случилось? Кто изменился – Роуленд или она сама?

– Я надеялся, – говорил он, – застать тебя вечером. Мы с тобой в последний раз говорили ровно неделю назад, и тогда у нас было время…

Время! Как только он произнес это слово, Линдсей вспомнила, что вот-вот может появиться Колин Лассел. Было необходимо, совершенно необходимо найти нужный тон, нужные слова.