Фридрих Барбаросса - Фердинанд Опль

Чтобы, приняв во внимание родственные связи Штауфена с различными княжескими домами его Империи, еще более расширить панораму его отношений с князьями, необходимо учесть важный ракурс, который раскрывает феномен подлинно дружеских контактов императора с отдельными персонами, простирающихся в приватную сферу Фридриха Барбароссы уже как человека. Традиция не часто позволяет проследить дружбу такого рода столь же полно, как в случае с графом Рудольфом фон Пфуллендорфом[602], происходившим из южношвабских земель и именовавшимся еще и по другим своим главным владениям — Брегенцу, Рамсбергу и Швайнсхуту. Уже при разделе наследства его тестя, графа Рудольфа фон Брегенца, в начале правления Фридриха I бросается в глаза, что этот человек, уже тогда близкий к государю, получил ту часть владений, которая имела решающее значение для связей с югом, с Италией. Пфуллендорфец всегда относился к числу персон, входивших в непосредственное окружение Штауфена, занимая при дворе почетное место близкого доверенного лица императора. Характерно, и не в последнюю очередь, то обстоятельство, что летописец из Лоди Ачербо Морена помещает пфуллендорфца в ряд своих описаний избранных персон императорского двора. Доверительные взаимоотношения и дружба с императором, пожалуй, нашла наиболее знаменательное выражение в территориальной политике графа, развивавшейся в полном соответствии со штауфеновскими интересами. Даже тяжелая личная утрата Рудольфа, смерть его единственного сына Бертольда летом 1167 года возле Рима, не нанесла никакого ущерба отношениям с главой Империи и никак их не омрачила. Напротив, начиная с 1168 года он фактически сделал императора (и его род) своим наследником. Уже в 1170 году Барбаросса смог распорядиться пфуллендорфским фогтством над епископством Кур и передать его своему сыну, герцогу Фридриху Швабскому. Когда граф Рудольф предпринял затем, в 1180 году, паломничество в Святую землю, из которого ему не суждено было вернуться, его фамильные владения, но также и особенно ценное, приобретенное в 1166 году имперское фогтство в отношении монастыря Санкт-Галлен, были приняты Штауфеном. В результате, но также и благодаря своему соглашению с Вельфом VI о наследовании Штауфенами его территорий и приобретению фогтских прав на островной монастырь Райхенау, прежде подчинявшийся как фогту Генриху Льву, император в начале 1180-х годов сумел решающим образом упрочить и расширить позиции своей фамилии в южношвабских землях, в области Боденского озера и на важнейших коммуникациях с Италией.

Наши резюмирующие выводы об отношениях Штауфена с его княжеским и знатным окружением до сих пор были сосредоточены на области, расположенной к северу от Альп. Соответственно, следует обратить внимание также и на положение дел в южном королевстве Италия, где, впрочем, «княжеская политика» должна рассматриваться в рамках структурно-исторического процесса, развивавшегося существенно иным образом. Хотя обозначение Италии в штауфеновскую эпоху как «страны городов» подчеркивает только один аспект панорамы этой области, не может быть сомнения в том, что силы итальянских князей и знати находились в состоянии непрерывной оборонительной борьбы против коммун — борьбы, в которой они нередко терпели поражения. Правда, эту картину следует дифференцировать не только в региональном смысле, но и применительно к отдельным выдающимся знатным родам[603]. Впрочем, необходимо решительно подчеркнуть относительность вопроса, ставившегося на первый план более ранней историографией — поддерживал ли Барбаросса со всей энергией знать в ее борьбе против коммун. Ради подкрепления своего авторитета, реализации своих политических мероприятий он был вынужден постоянно высматривать вокруг союзников. При этом подобные соратники могли происходить из рядов знати, но также — из вполне прагматических соображений — разыскиваться и среди городов. Вражда и соперничество между городами в локальной борьбе за власть приводили, например, на сторону императора традиционных противников миланцев — города Павию, Кремону, Лоди и Комо, так же как, наоборот, восстанавливали против Империи союзников «ломбардской метрополии», особенно Брешиа, Крему, Тортону и Пьяченцу. Как выразительный пример отношений Штауфена со знатью Италии можно расценивать связи с родом Монферрат[604]. Маркграф Вильгельм был связан с Фридрихом Барбароссой благодаря своему браку с дочерью Бабенберга Леопольда III, Юдифью. В то же время его теща Агнесса была бабкой государя. Способом, типичным именно для фронтового положения, в котором находилась знать имперской Италии по отношению к коммунам, Вильгельм уже во время первого итальянского похода нового короля, предпринятого в 1154–1155 годах, искал его поддержки. Она и была ему предоставлена, когда Штауфен повел военное наступление против Кьери и Асти. Существенным для сильной позиции маркграфа было, впрочем, не в последнюю очередь то обстоятельство, что в области его господства, сконцентрированного в восточном Пьемонте к югу от реки По, вряд ли имелись значительные города, которые могли бы представлять для него большую угрозу. Во время тяжелых столкновений с ломбардскими коммунами, прежде всего с Миланом, заполнивших имперскую историю начиная с 1158 года, маркграф входил в число самых верных и постоянных соратников императора по оружию. Доверительные отношения между Вильгельмом и Фридрихом нашли свое превосходное выражение в сентябре 1164 года — не только в выдаче пары дипломов со щедрым удостоверением владельческих прав, но прежде всего в том, что государь оставил на попечение маркграфа своего первенца Фридриха, которого слабая телесная конституция не позволила взять с собой в поход через Альпы в Германию, предстоявший в самое ближайшее время.

Позднее, с возникновением Ломбардской лиги и следовавшим параллельно ему крахом штауфеновского имперского господства в Ломбардии, неизменная верность императору обернулась для Монферрата крайне опасным положением. В конце концов он вынужден был склониться перед превосходством городов, вступив в соглашение с Лигой. Во время пятого итальянского похода Штауфена Вильгельм, естественно, снова встал на сторону Империи. Он был решающей движущей силой в столкновениях этого периода, которые сконцентрировались вокруг города Алессандрия, основанного в центральной области господства его дома при определяющем участии союзных городов. Безуспешность военных интервенций, которая, наконец, подвигла государя вступить на путь переговоров, стала решающим фактом для будущего развития отношений между маркграфом и Барбароссой. Интересы Вильгельма, отстаивание им своих позиций в борьбе против враждебных коммун, должны были при этом пасть неизбежной жертвой. Вдобавок к этому в центральноитальянском регионе очень скоро проявились и новые конфликтные зоны, где мероприятия императорской политики также не пошли на пользу дому Монферрат. Конрад, сын маркграфа Вильгельма, чей брат Райнер в 1180 году женился на Марии, дочери византийского императора Мануила[605], в ходе своей энергичной территориальной политики в Средней Италии вступил в конфликт с имперскими властями. В 1179 году он даже взял в плен Кристиана Майнцского, имперского легата Барбароссы в этой зоне[606]. При окончательном примирении императора с Ломбардской лигой, но уже и прежде, при примирении с городом Алессандрией, о каком-либо учете интересов маркграфского дома Монферрат не было больше и речи[607].

Наряду с подобными связями штауфеновского государя с кругами высшей знати имперской Италии, в подтверждение чему могут быть упомянуты также маркграфы Маласпина, графы Бьяндрате или граф Гвидо Гуэрра, наряду со многими другими персонами[608], здесь должно быть уделено внимание группе выдающихся вассалов, также имевших при Барбароссе большое значение для политики Империи. Речь при этом идет о потомках вассалов Матильды Тосканской, которых обычно объединяют понятием «Матильдин вассалитет»[609]. Благодаря обширному владельческому комплексу великой графини они уже рано начали играть значительную роль в качестве носителей различных функций и как локальные сеньоры во многих частях имперской Италии, особенно в зоне Апеннин между Виа Эмилия и северо-западной Тосканой. Уже в период правления Лотаря III они выступили как самостоятельная по отношению к Империи группа, добивавшаяся при этом от императора поддержки в борьбе против поднимавшихся в то же самое время городских сил. При Фридрихе Барбароссе, с 1152 года и до начала семидесятых годов, достояние Матильды вместе со связанными с ним владельческими правами в принципе было выделено герцогу Вельфу VI, впрочем, государь постоянно акцентировал свой собственный сюзеренитет. Ввиду проалександровской позиции, занятой его вельфским дядей во время схизмы, Фридрих еще более усилил свое влияние в этой зоне. После того как герцог примерно в 1173 или 1174 году согласился на отступную плату взамен своих имперских прав в Италии, император в результате умелых дипломатических переговоров с папством сумел закрепить за собой эти владения, столь важные для утверждения позиций Империи к югу от Альп. Даже если дело и не дошло до окончательного урегулирования претензий, выдвинутых как со стороны римской церкви, так и со стороны Империи, Барбаросса все же не оставил сомнения в том, что рассматривает бывшее достояние Матильды в качестве интегрированной составляющей своего господства в Италии. Позднее, во время своего последнего итальянского похода (1184–1186 годы), он подчеркнул свои притязания не только тем, что обязал миланцев оказать ему военную поддержку при повторном овладении наследием Матильды. Император тогда еще и лично посетил болезненную зону в Апеннинах, к югу от Реджо и Модены, и посредством выдачи привилегий привязал к себе ряд важных представителей вассалов Матильды, таких, например, как Гарфаньяна и Версилиа в северных окрестностях Лукки.