Фридрих Барбаросса - Фердинанд Опль

Самым известным примером наступления Барбароссы на позиции имперских князей является, несомненно, низложение Генриха Льва как герцога Баварии и Саксонии[587], пришедшееся на 1180 и ближайшие годы. Этот двоюродный брат императора, определенно, самый значимый и самый могущественный имперский князь своего времени, в ходе форсированного Барбароссой примирения с Вельфами вступил в тесные контакты с Империей и ее главой. В качестве герцога Саксонии и Баварии он располагал самой обширной зоной господства в германской части Империи. В течение долгих лет Штауфен близко взаимодействовал с ним. Гармония, взаимопонимание и доверие господствовали в отношениях двух государственных мужей. Прежде всего, под власть Вельфа была всецело передана северная часть германской державы. С согласия государя герцог пользовался там правами инвеституры в ряде епископств, находившихся в колонизованной области. Его энергичные действия особенно яркое проявляются в случае с основанием города Любека (с 1158 года). Напряженность в территориально-политических отношениях с соседними князьями является еще одним доказательством интенсивной экспансионистской политики Вельфа, которая на востоке саксонского герцогства сталкивалась с противостоящими силами архиепископства Магдебургского и маркграфов Бранденбургских из дома Асканиев, на западе — с противодействием архиепископства Кёльнского. Со стороны Империи район Гарца составлял зону, до которой распространялась экспансия вельфской власти, но на которую в то же время принципиально сохранялись определенные возможности влияния, прежде всего в Госларе. Непосредственно к югу и к юго-востоку от Гарца принадлежавшие королю земли замыкались Золотой долиной, областью вокруг реки Плайсе и Фогтландом, которые уже со времен Конрада III, а затем, при Барбароссе, в еще большей мере относились к районам, в которых королевская власть проявляла прямую заинтересованность[588].

Начиная с шестидесятых годов XII века вельфская территориальная политика на севере Германии постоянно наталкивалась на сопротивление князей и знати, и император вынужден был неоднократно вмешиваться, улаживая конфликты. Хотя, с одной стороны, эти вмешательства Штауфена имели следствием возрастание и демонстрацию авторитета имперской власти, с другой стороны, они выявляли также и трудности, возникавшие перед государем, суживая пространство для действий, связанных с потребностями его итальянской политики. Тем не менее и впредь доминировали хорошие отношения с Генрихом Львом, который как своим последовавшим в 1162 году разводом с Клеменцией фон Церинген, так и согласованным в 1165 году браком с Матильдой Английской показал себя тесно связанным с политическими мероприятиями своего кузена-императора. Еще в ходе его паломничества в Святую землю в 1172 году на него, наряду с епископом Конрадом Вормсским, посланным тогда в качестве легата императора, могли быть возложены дипломатические задачи по проведению переговоров с византийским императором. Впрочем, именно этой поездке суждено было наметить первую точку разрыва в его отношениях с Барбароссой. Уже сам фактически королевский прием, оказанный Генриху императором Мануилом, едва ли мог усилить доверие Штауфена к своему вельфскому родственнику. Вдобавок герцог во время переговоров в Византии, кажется, явно превысив свои полномочия и перейдя рамки признанной за ним императором свободы действий, сделал василевсу уступки, которые позднее многими — но, впрочем, не самим государем — были инкриминированы ему в качестве «государственной измены»[589].

Если позволить себе распознать в этих событиях всего лишь начало отчуждения, которое сперва и правда не привело к подлинному разрыву, то ими, тем не менее, все-таки были произведены, так сказать, первые атмосферные помехи в штауфеновско-вельфских отношениях. В последующие годы дело дошло до настоящего, форменного разрыва не благодаря широкому европейскому контексту, а из-за территориально-политических интересов — чрезвычайно типичным для связей между имперскими властями и княжеским окружением образом. В связи с этим известна прежде всего сцена встречи Барбароссы с Генрихом в Кьявенне в начале 1176 года, столь драматично изображаемая позднейшей историографией. В ее исторической достоверности, несмотря на многие проблематичные детали, прежде всего на мнимое падение на колени императора перед Вельфом, сомневаться не приходится[590]. В Кьявенне нужды штауфеновской итальянской политики, требование присылки новых военных контингентов из Германии для борьбы против верхнеитальянских коммун вновь оказались связаны с территориально-политическими амбициями имперских князей севернее Альп, которые решающим образом содействовали обострению ситуации. Фридрих ставил вопрос об участии Генриха Льва в противоборстве в Италии или о деятельной поддержке с его стороны в военных столкновениях, тот же выдвигал требование уступить Гослар. Приняв это условие, император должен был бы полностью пожертвовать своей столь успешной до сих пор территориальной и хозяйственной политикой на южном рубеже саксонского герцогства и поставить ее на новые основания. С этим он согласиться не мог.

Когда спустя два года император в абсолютно изменившейся политической ситуации (с папством и норманнским Сицилийским королевством был, наконец, заключен мир, с Ломбардской лигой — перемирие) вернулся в Германию, политические отношения в области севернее Альп были снова поколеблены тяжкими столкновениями Вельфов с их противниками в саксонских землях. Однако, в отличие от обстоятельств 1160-х годов, дело теперь совершенно очевидно не заключалось в стремлении императора урегулировать конфликты, то есть сохранить позиции Генриха Льва. Он внял резким жалобам на Вельфа и начал процесс против своего двоюродного брата. В результате герцогу пришлось ощутить на себе всю прочность и строгость императорской власти. Его действия ужесточились во многом из-за мероприятий Империи, неоднократно угрожавших его территориально-политическим интересам. Как тяжелый удар он должен был воспринять прежде всего соглашение между Барбароссой и их общим дядей Вельфом VI о передаче южношвабских владений Вельфов Штауфену. Правда, к этой неудаче он отчасти и сам был причастен: все-таки предложение Вельфа сделать его наследником он упустил, не выплатив за это оговоренную сумму.

Потребовалось два военных похода императора, в 1180 году в район Гарца, в 1181 году на крайний север Саксонского герцогства вплоть до Любека, чтобы подчинить Вельфа силой оружия и превратить в реальность его смещение, последовавшее уже в начале 1180 года. Несмотря на эти заметно потрясшие Империю события, мы не видим признаков хоть какой-нибудь опасности, которая серьезно угрожала бы авторитету государя. Конечно же, и многочисленные противники Вельфа были прочной базой для мероприятий имперских властей. Здесь сказались мудрые, осмотрительные и искусные действия Штауфена, который, с явной оглядкой на князей Империи, получив в свое распоряжение благодаря смещению Генриха Льва герцогства Бавария и Саксония, вновь выдал их в надел в территориально измененной форме и тем самым сумел решающим образом укрепить собственные позиции. Оба герцогства были расчленены или уменьшены, с чем было связано создание новых территорий, лучше поддающихся контролю и управлению. Западная часть Саксонии (области Кёльнской и Падерборнской епархий) в качестве герцогства Вестфалии перешли к архиепископу Кёльнскому, саксонский восток в виде герцогства Энгерн — к Бернхарду из дома Асканиев, то есть к традиционному противнику Вельфа, с которым тот десятилетиями состоял в конфликте. Баварией были наделены пфальцграфы Виттельсбахи, чем было положено начало той роли, которую они затем играли в Баварии и для Баварии на протяжении столетий. Тем не менее, в соответствии с отчетливо проявляющимся здесь принципом «divide et impera» («разделяй и властвуй»), область господства маркграфов Штирийских, с давних пор развивавшаяся очень самостоятельно, была одновременно возведена в ранг отдельного герцогства. Вычленение из баварского властного комплекса андесского маркграфства Истрии, сеньоры которого впредь выступали как герцоги Кроации (Хорватии) и Далмации, затем под титулом герцога Мерании[591], было дальнейшим шагом к разрушению прежних обширных блоков власти.

Но главное — то, как со смещением Генриха Льва и с реорганизацией Империи, ставшей его результатом, все отчетливее выкристаллизовывалось отдельное сословие имперских князей[592], характерную особенность которого следует видеть в непосредственной связи с Империей, в наделении ленами исключительно от лица имперского главы. Правда, и в отношении данного феномена исследователи смогли установить, что первые шаги на этом пути были сделаны уже в первой половине XII столетия, что в Барбароссе и здесь тоже надо видеть не столько подлинного «новатора», сколько человека, который по преимуществу дал ход уже имевшимся налицо возможностям, расширил их и максимально эффективно применил на деле. И все же не подлежит сомнению, что имперские князья как подлинное сословие должны восприниматься только со времени около 1180 года.