По ту сторону огня - Ева Вишнева

И, кажется, прятать воспоминание о земле за ухом – чтобы не видеть и не отвлекаться, но знать, что кусочек дома всегда с тобой. В качестве символа земли почему-то выбрали клевер… Рейнар, впрочем, не сделал ни одной татуировки. По крайней мере, нам он ничего не показывал.

– Кем вы были? – спросила я прямо.

Главный нехотя отвернулся от реки, смерил меня нечитаемым взглядом. Я прикоснулась к правому уху, указывая на место татуировки.

– Штурманом.

– А меня назвали в честь Энрике-мореплавателя.

– Угу. Сходство налицо, – пробормотал он подавленно и кивнул в сторону шатров: мол, разговор окончен.

Диего в шатре не оказалось, и я выдохнула с облегчением. Уже стемнело, наверняка он в круге у огня. Пусть там и остается, а я посплю – в конце концов, сил на еще один сложный разговор у меня не осталось.

Сны затягивали в воронку. Приходило хорошо забытое прошлое – теплая собачья шерсть, мокрые носы, недовольный мамин голос: «Она опять ночевала на псарне?» Мир с высоты папиного роста, макушка с проседью под моими ладонями. Колыбельная, ощущение, будто качаешься на теплых волнах.

Боль. Вгрызается в бедро, я вырываюсь, но она держит. Захлебываюсь криком, перед глазами все плывет, мелькают темные тени. В мыслях пусто, только бьется вместе с сердцем многократное «отпусти, отпусти, отпусти!»

На секунду взгляд проясняется, и я вижу: папины руки разжимают собачьи челюсти, из пасти капает кровь. Мамин истошный крик: «Я же говорила, однажды до этого дойдет». Папа отвечает, но его голос заглушает собачий визг.

– Замолчите, хватит! – кричу я. Голоса, лай, крики – все смешивается, бьет по вискам.

Но мир замолкает, словно подчиняясь моей просьбе. Я закрываю глаза и падаю в пропасть.

Рейнар жутко злился, когда я жаловалась ему на сына кухарки. Мальчишка постоянно норовил сделать мне какую-нибудь гадость: засовывал в туфли дохлых жуков, дергал за волосы и убегал, обзывал неряхой. Может, в последнем он был прав: пятна будто преследовали меня, я умудрялась сажать их на юбки и рукава, даже когда изо всех сил старалась быть аккуратной.

Сын кухарки был по-злому хитер, издевался, когда рядом не оказывалось взрослых. А при них – пай-мальчик, волосы в рыжину, веснушки, глаза цвета гречишного меда.

– Учись сама решать проблемы, – сказал Рейнар холодным тоном, когда я, рыдая от обиды, ворвалась в его комнату. – Если даже я дам ему оплеуху, он не перестанет тебя дразнить.

– А ты попробуй! Вдруг получится?

Но брат не захотел пробовать. Папа тогда неделями работал вдали от замка, а мама, услышав мою жалобу, сказала только: «Значит, не играй с ним».

В тот момент я поняла, что никто мне не поможет.

А рыжий еще и подговорил дворовых мальчишек, детей других слуг. Теперь те, с кем я раньше изредка играла, перестали даже здороваться.

Однажды я плакала, умостившись между веток поваленного дерева, а лес вокруг тонул в сумраке и что-то кричал пронзительными птичьими голосами. Я впервые оказалась так далеко от дома. В замке праздновали летнюю межу: гости заняли большой зал, украшенный специально к их приезду, Лилия блистала талантами. Я целую неделю готовилась к празднику, помогала мастерить кукол для пальчикового спектакля, который мы, дети, готовили под руководством Илаи. Разучивала стихотворение.

Перед самым праздником я крутилась у зеркала в нарядном платье, любовалась отражением. В дверь постучали. Я подумала, что это няня, открыла – и увидела ненавистное лицо в рыжую крапинку, всклокоченный вихрь на голове… Все произошло так быстро: мальчишка противно хихикнул, дернул глубоким подносом, который держал в руках. Холод пополз по груди и животу, стало сыро, неуютно. Резко запахло рыбой.

Случившееся после я почти не запомнила. Лишь обрывками: оглушающий визг, клочок рыжих волос зажат в кулаке, челюсти свело.

Прибежавшие на шум родители и прислуга еле разняли нас. Я кричала, что ни в чем не виновата, что все это из-за платья, а мальчишка валялся на полу, хватался то за сердце, то за голову, скулил и стонал. Плакал, что просто проходил мимо, нес поднос на кухню, а я налетела, сбила с ног, облилась, да еще и его избила в отместку.

Меня наказали – не пустили на праздник. Зато моего мучителя не тронули, даже доктора ему вызвали: я якобы так сильно ударила его, что бедняжка даже встать не смог без посторонней помощи. А я сразу догадалась, что он врет.

Обида жгла. Через открытое окно комнаты лилась музыка, звучащая этажом ниже. В какой-то момент я не выдержала, бросилась вон из дома. Шла до самого конца парка, до границы, очерченной клумбой и невысоким забором, перелезть через который не составило труда. Дальше – заброшенная деревушка; раньше здесь жила прислуга – давно, еще до моего рождения и даже до рождения Рейнара. Во времена, когда слова членов семьи Алерт значили много и когда ни одна комната замка не пустовала. Потом мир изменился. Кто-то умер, кто-то уехал, прислугу сократили и переселили в опустевшее крыло. А деревня обветшала, поросла сорной травой; летом мы с Илаей собирали там малину и кислые яблочки.

Вскоре и деревня осталась за спиной, но я этого даже не заметила. Очнулась, лишь когда почувствовала боль в ногах. Посмотрела вокруг, испугалась: почти стемнело, а я не заметила. Родители наверняка будут ругаться, обнаружив мой побег из-под домашнего ареста…

На пути обратно из сумрака выступили очертания поваленного дерева. Пахло хвоей. Ноги болели, и я решила немного отдохнуть. Пролезла меж веток, умостилась на стволе. Веки вдруг показались слишком тяжелыми, и я закрыла глаза. Начала засыпать. Внезапно совсем рядом пронзительно закричала птица.

Я надолго запомнила ее крик: порой он эхом отдавался у меня в голове, врывался в сны. А тогда, в лесу, я дернулась, не удержала равновесия, упала в рыхлую листву.

Когда добралась до замка, было уже совсем темно. Замерзшая, я прокралась в комнату и заснула на полу, не хватило сил добраться до кровати.

На следующий день выяснилось, что никто не заметил моего побега. А еще через два дня в столовую, где мы завтракали, вбежала обезумевшая служанка, рассказала о лягушатах, которых мальчишки выпустили в проем для подносов с едой, и о крошечных детских телах на полу бабушкиной комнаты.

После многочисленных разбирательств и скандалов ряды слуг значительно поредели – кого-то рассчитали, но многие уволились сами. Среди исчезнувших были и кухарка со своим рыжим веснушчатым сыном.

Просыпалась тяжело: сон-воспоминание таял, и я изо всех сил старалась удержать его. Казалось, внутри него кроется подсказка, важная