Террорист из «Гринго» - Александр Мокроусов

несет за операцию перед своим руководством. Люблю авторитарные организации, в них можно просто приказать, и не нужно объяснять зачем, сотрудники готовы к приказам. Ничем иным объяснить ответственность финансового менеджера Пателя за проект «пощечина монархии» я не могу.

Патель говорит еще какое-то время, но видя мой отсутствующий взгляд как-то тушуется, сам умолкает, комкает так и не убранную со стола салфетку, извиняется и уходит в туалет.

Я допиваю кофе и передаю чашку подошедшему стюарду. Через тридцать секунд я вспоминаю про распространение ЛГБТ в Европе, думаю о том, что корпоративная песня ГК «Максим» могла бы стать отличным паролем, а еще через несколько минут я очень сильно сомневаюсь зато решаю свою проблему.

Глава 26

Патель бросает на стол скомканную льняную салфетку и уходит в туалет. Я отставляю пустую кофейную чашку и вежливо киваю стюарду, мужчине лет двадцати пяти, судя по жестким, чуть вьющимся черным волосам и выпирающему словно парус носу, чистокровному французу. Синий костюм, голубая рубашка, черный галстук и черные пенни лоферы на толстой резиновой подошве. Золотая окантовка ворота пиджака и такого же цвета пластиковая планка на левой груди с именем Patrice. Отчего-то я обратил внимание на бейджик. Патрис в Англии – наверняка женское имя, а вот во Франции – наоборот, мужское. Бедный мужик. Угораздило же его с таким именем работать на «Евростаре».

Стюард склоняется над моим столиком, протягивает руку к чашке и очень тихо, с заметной французской мягкостью произносит на английском: «Пожалуйста, когда вернется ваш друг, отлучитесь в туалет, зайдите в правую, по ходу поезда кабинку, я стукну три раза».

Вероятно на моем лице отразились все же мои мысли. А они были ну прям очень не печатными. Если этот товарищ с именем неопределенного рода принял меня за своего, наверное стоит что-то менять во внешности. Маникюр я разумеется делать не перестану, да и вообще, продолжу за собой ухаживать, но черт возьми, неужели меня не могла пригласить в туалет стюардесса, подававшая шампанское? Результат был бы таким же, но мое самолюбие бы не пострадало.

Я слышал про «Mile High Club», клуб для парочек, занявшихся любовью в самолете на высоте не менее мили над землей. А вот о том, что есть подобные железнодорожные клубы, да еще и с радугой на логотипе…

На моем лице точно отразились все эти, промелькнувшие за мгновение, мысли. Стюард, все еще склоненный над столом, поднимает чашку и говорит то, от чего мне становится стыдно и смешно одновременно. Стыдно за то, что я оказывается замшелый гомофоб, да еще и с раздутым самомнением.

– Вы месье Максим Романоф? – Тихо произносит мужчина. – Мне позвонили из МИб, мне приказано вам помочь.

Патель возвращается и начинает было что-то говорить, но я вежливо его перебиваю, прошу извинить и ухожу в туалет. За пять секунд, пока я иду к туалетным кабинкам, мне почему-то на ум приходит разница между словами «прости» и «извини». Только что я сказал Пателю «pardon me», это, наравне с «excuse me» уместно сказать до того, как я кого-то потревожил, до того, как я сделаю что-то. А вот «sorry» это уже после. Если бы вставая я его ненароком толкнул, тут только sorry man.

А вот в русском все сильно интереснее. Мы приносим извинения и просим прощения. То есть, говоря «извини» мы скорее проявляем вежливость и говорим, мол, исключи меня из вины, не сердись. А вот прося прощения мы просим пропустить нас с этой ошибкой дальше, да, я ошибся, но я сожалею, прости меня.

Интересные мысли лезут в голову перед странными встречами в туалете.

Я захожу в кабинку и буквально через несколько секунд в дверь трижды стучат, не дожидаясь ответа дверь отъезжает в сторону и в туалет входит стюард. Надеюсь, Патель продолжает сидеть спиной к движению и не оборачивается, иначе вопросов не оберешься. Хотя, возможно он смотрит не с удивлением, а просто для того, чтобы проконтролировать, как его сотрудник работает?

– Месье Макс, я Патрис. Я стюард «Евростар». – Мужчина зачем-то указывает пальцем на свой бейджик и замолкает.

Интересно, дальнейшая информация будет такой же полезной? Мое имя он мог уточнить в пассажирской декларации, мы с Пателем сидим на местах, указанных в билетах. Но вот упоминание МИб…

Мужчина явно нервничает, покусывает губы и даже на шее, над голубым воротничком рубашки, расползаются красные пятна. А вот это интересно. Отыграть повышение артериального давления и расширение сосудов человек не может. Если бы мужчина зашел в кабинку с пятнами, я бы мог предположить, что он просто заранее потер кожу, но я вижу, как эти пятна появляются. Значит он действительно нервничает. Поможем, а то от стресса он еще в обморок упадет, или его банально вытошнит на меня, хороша будет картина…

– Сделай вдох и выдох, еще раз вдох и выдох. – Нужно помочь ему. Кххм, интересно, приходится помогать человеку, якобы отправленному мне на помощь. – Спокойно, четко и очень коротко рассказывай, кто тебе позвонил? – Простые вопросы. Только так можно его вывести на нормальный разговор.

– Мне позвонил мой друг из Лондона. Через двадцать минут после отправления мне позвонил мой друг, сказал, что он служит в МИб и что его службе требуется моя помощь. Я единственный человек в поезде, с кем они могут связаться.

Интересно. Билеты на поезд сотрудники Сингха наверняка купили еще в Австрии, серый костюм никуда после посадки в Ле Бурже не отлучался и билеты достал из пиджака на входе в Северный вокзал. Значит он летел с ними из Вены. Уходит ли куда-либо информация о пассажире в момент приобретения билетов? Наверняка. Но предполагать, что МИб, или какая-то иная служба станет отслеживать все операции внутри страны с моими паспортными данными – прям бред в стиле «большого брата». Мои спецслужбисты «потеряли» меня в Вене, отслеживать все страны Евросоюза вряд ли возможно. А вот пересечение границы еврозоны…

Я вспоминаю пошагово. Вход в зону «Евростар» в Северном вокзале через скан билета. Вряд ли этот момент мог послать куда-то сигнал. А вот прохождение французского, а затем английского паспортного контроля – наверняка могло активировать какие-то триггеры. Где-то, не важно, в Лондоне или Брюсселе, сработал колокольчик с моим именем. На то, чтобы этот колокольчик услышал сэр Реджинальд ушло никак не меньше пяти минут. То есть за десять минут до отправления «Евростара» англичане знали, что я отправляюсь в Лондон. Найти агента до отправления поезда не смогли, да это и не реально, но зато нашли