Страшный Тегеран - Мортеза Каземи

И снова слезы скатывались по его морщинам.

На дворе все так же бесновался ветер, и стекла в окнах тихо дребезжали. В доме царила тишина, нарушаемая только громкими стонами.

Вдруг старик резко повернулся в постели. Он услыхал новый, непривычный звук. И, хотя он только что без сил опустил голову на подушку и был в полном изнеможении, он приподнялся и прислушался:

— Что такое, идут? В самом деле они идут?

Это был еще бред.

«И дочка... и жена! Я говорил, я знал... Вот хорошо».

Он сблизил руки, как будто беззвучно захлопал в ладоши.

В самом деле, в ночной тишине можно было различить какие-то звуки. Кто-то сильно распахнул дверь галереи, окружавшей дом, и теперь тихо, осторожно пробирался по галерее. Все ближе, ближе. Старик пришел в себя. Он изменился в лице. Он крикнул в ужасе:

— Кто там?! Эй, кто там?!

Шаги приближались. И вдруг что-то загрохотало, вошедший, должно быть, наткнулся в галерее на стул. Услышав этот грохот, старик пришел в такое смятение, что без сознания повалился на постель.

В открывшейся двери комнаты показался стройный человек в форме казака, в шапке, сплошь покрытой пылью. Пыль покрывала и его волосы. Глаза его были красны. Внимательный человек, взглянув ему в лицо, увидел бы, что на лице его боролись два чувства: радость и гнев, и что гнев брал верх над радостью.

Подойдя к постели старика, он сказал глухим и дрожащим голосом:

— Не угодно ли вам, ага, меня выслушать?

Вопрос его остался без ответа. Подождав немного, он наклонился над постелью и, вздрагивая, точно прикосновение к старику вызывало в нем отвращение, слегка его потряс:

— Ага, не угодно ли вам выслушать меня?

На этот раз старик двинул головой. Впалые глаза его открылись, и он взглянул на вошедшего.

Мне трудно описать то, что тут произошло. Старик тихо вскрикнул. Вскрикнул и вошедший. Как раз в эту минуту где-то вдали раздался пушечный выстрел, тотчас же за ним — другой, третий. Ужас старика дошел до крайнего предела. Он вскочил с постели.

— Что такое? Что случилось? Что там делается?

Офицер ответил:

— Ничего. Хотят только покончить с предателями народа.

Пушечные выстрелы повторялись почти без перерыва. Вошедший молчал. Потом он спросил старика, глядевшего на него широко раскрытыми глазами:

— Узнаете меня?

Старик тихо ответил:

— Да.

— Понимаете, зачем я к вам пришел?

Старик сказал:

— Конечно, только...

Но от страха не мог докончить фразы.

— Ну, ладно, — сказал молодой человек, — пока что я пришел вас арестовать. Но надеюсь еще, — прибавил он, приходя в гнев, — увидеть тебя и под судом. Где твоя дочь? Говори, что ты сделал с дочерью?

Слово «дочь» обожгло старика огнем. Его страх сменился вдруг сильнейшей скорбью. Старик зарыдал.

— Дочь, дочь! Зачем вспоминаешь о дочери?

Как будто в полубреду, он начал было:

— Дочь, может быть, еще сейчас придет... и жена.

Но тотчас же очнулся:

— Нет-нет... Это я так... Скорей я сегодня ночью отправлюсь к ним, а что касается их, то они уже не придут... не могут прийти.

Молодой человек сделал движение к старику. Он почти шатался, ноги отказывались ему служить.

Старик в слезах сказал:

— Да, я потерял дочь. Нет дочери. Сначала дочь, потом жену. Ушла моя дорогая жена. Их нет. Никого нет. Я один.

Молодой человек отступил назад и оперся о стену. Он дрожал. Казалось, с его сердцем что-то сделалось: он сразу весь как-то ослабел, тело его скользнуло по стене вниз, он опустился на пол. Старик заплакал навзрыд. Так прошло несколько минут.

Итак, все разлетелось прахом. Он был готов ко всему. Он думал, что ему не придется увидеть ее свободной. Но это... эта смерть! Ее больше не было, не существовало. И с этим вместе исчез всякий смысл борьбы. Он ехал к ней, ехал, чтобы увидеть ее, чтобы отомстить. Теперь в этом не было никакого смысла. Мстить? Кому? Этому жалкому, измученному горем и отчаянием существу?

Молодой человек не плакал. Он только крепко сжимал руками голову, точно старался выжать хоть какое-нибудь объяснение той непостижимой жестокости, с какой поступила с ним судьба. В его глазах было тяжкое страдание.

С улицы доносился топот скачущих лошадей, слышались ружейные выстрелы.

В это время кто-то как будто толкнул входную дверь дома. Послышалось несколько ударов. Молодой человек быстро взглянул на часы.

— О, уже полтора часа, как они ждут там, на улице. — Тяжело поднявшись с пола, он вышел из комнаты, отворил дверь на наружную галерею.

— Извините меня, — сказал он ожидавшему его человеку в казачьей форме. — Я вместо десяти минут продержал вас здесь столько времени.

— Да, — сказал тот и тотчас же крикнул двум казакам, дожидавшимся внизу: — Наверх!

Казаки взбежали по лестнице. Офицер спросил:

— Мы можем привести приказ в исполнение?

Молодой человек грустно ответил:

— Что в этом пользы?

Но сейчас же лицо его снова приняло гневное выражение, и он твердо сказал:

— Нет, все равно, начинайте.

Шаги казаков и разговор офицеров разбудили обитателей дома. В ужасе от мысли, что «большевики взяли Тегеран», они сначала заворочались в постелях, потом вскочили. Кроме старика, в эндеруне находились три женщины. Что они могли сделать против вооруженных казаков? Разве только что-нибудь смехотворное. Это они и сделали, высунувшись из дверей наружу в иранских ночных костюмах, состоящих из нижней юбки. Но вид казацких шапок произвел на них такое действие, что они тотчас же спрятались и вновь залезли под одеяла.

Офицеры с казаками направились в комнату старика. Он ничком лежал на постели. Жалкие остатки волос его были веклокочены. В первое мгновение он не слышал, как они вошли.

Второй офицер подошел к постели, наклонился и, не обращая внимания на состояние старика, положил ему руку на плечо и сказал;

— Милостивый государь! Не угодно ли вам пожаловать сейчас по важному делу в Казакханэ.

Услышав грубый голос офицера, старик сделал движение. Он поднял голову. При виде казаков он совершенно растерялся.

— Казаки? В моем доме? В такой час? Зачем? Что вам нужно от меня?

Офицер улыбнулся:

— Очень прошу, сударь, извинить. Ничего не поделаешь — служба. Вы должны по важному делу отправиться с нами.

Старик открыл было рот, но офицер не дал ему ничего сказать.

— Просьбы и ходатайства совершенно напрасны. Имеется точный приказ: сегодня ночью вы должны быть доставлены в Казакханэ.

Он сделал знак казакам, и те, подхватив старика, подняли его на ноги. Через несколько минут на него надели платье и повели к дверям. Молодой человек, опираясь о стену, глядел на него неподвижным взором. Старик все плакал. Он, может быть, плакал теперь от оскорбления, от мысли, что к нему в дом таким образом явились казаки и насильно подняли его с постели. Но разве этот человек заслуживал другого обращения?

Молодой человек продолжал оставаться на месте. Как вдруг у самой двери старик сказал, — и голос его привел молодого человека в себя:

— Береги сына!

Трудно передать, какое впечатление произвели на молодого человека эти слова. Целый мир воспоминаний в одно мгновение пронесся перед ним. Улыбка и слезы боролись на его лице. Хотелось смеяться при мысли о сыне, о котором он вдруг узнал, и плакать при мысли о том, что Мэин нет, что сын — сирота. Он все еще стоял неподвижно у стены, глядя широко раскрытыми глазами в потолок. Вдруг, точно решившись на что-то, он выбежал из комнаты, сбежал по лестнице и кинулся за ворота. Здесь он закричал:

— Стойте, стойте! Не увозите его, хочу спросить о сыне... Где сын?

Но дрожки уже отъехали. Он услышал только голос офицера, который кричал, высунувшись из экипажа:

— Приходи домой, я, может быть, к утру вернусь!

Догнать экипаж было невозможно.

Тогда молодой человек бросился во двор, снова взбежал по лестнице и принялся изо всех сил колотить в дверь.

Он кричал:

— Где мой сын, отдайте моего сына!

От волнения слабость вновь овладела им, у него закружилась голова, и он упал.

Обитательницы дома вновь поднялись. На этот раз из двери вышла старая седая женщина.

— Зажгите огонь, — приказала она другим.

Зажгли фонарь и вчетвером, с величайшим страхом, вылезли на галерею. Но едва только старуха разглядела лицо молодого офицера, с губ ее слетело какое-то имя.

— Недаром я его видела во сне, — сказала она. Приподняв с пола его голову, она положила ее себе на колени и велела одной из женщин принести холодной воды и глины.

Благодаря заботливости старухи, молодой человек скоро пришел в себя. Вглядевшись в ее лицо, он тоже узнал ее. Он печально сказал:

— Умерла!

Старушка, не в силах ответить, заплакала.

Молодой человек поднялся. Взяв его за руку, она повела его за собой и, пройдя немного, открыла какую-то дверь.