Боги мира реки - Филип Фармер

— Не всегда, — возразил Бертон. — У нее была трудная жизнь, и это еще мягко сказано. Ты же знаешь ее печальную земную историю. А в долине ей пришлось не легче. Ее там насиловали много раз, хотя, похоже, это не причинило ей особых душевных страданий.

— Похоже-то похоже, но не забывай, что она очень сдержанна.

— Ну конечно, восток — дело тонкое.

— Она очень красива.

— Исключительно. Должен признаться, я польщен тем, что она так страстно меня желала. И все же… я по-прежнему предпочел бы белую и не столь блестящую блондинку, которая была бы предана мне.

— Если найдешь такую и сумеешь воскресить, будь осторожнее со Звездной Ложкой. В ней куда больше огня, чем кажется.

Через несколько дней после вечеринки Бертон с китаянкой собрались навестить Фрайгейта в его мире и уселись в специальные кресла, сконструированные Бертоном. Они были больше обычных и находились внутри герметичных пластиковых сфер трехдюймовой толщины. Лучеметы, торчавшие из оболочки, могли стрелять в любых направлениях — вперед, назад, вверх и вниз.

— Кого ты боишься? — спросила Звездная Ложка, увидевшая бронированные кресла впервые.

— Я никого не боюсь, — ответил он, — но я почти никому не доверяю. По коридорам рыщет слишком много неизвестных личностей. К тому же у нас нет никакой уверенности, что в башне не прячется кто-то из этиков.

Кресла взмыли над минаретами и куполами, покрытыми золотым сплавом, в котором сверкали громадные драгоценные каменья, и полетели над рекой и джунглями к выходу. Бертон нажал кнопку на пульте, передававшую по радио закодированную команду «сезам, откройся». В кресле Звездной Ложки такой кнопки не было, ибо Бертон отказался сообщать ей код. Она нерешительно спросила его почему, и он объяснил ей, что не хочет рисковать: а вдруг ее кто-нибудь схватит и выпытает кодовое слово?

— Но кому это нужно? — удивилась она.

— Возможно, никому. Однако это не исключено.

— А что, если кто-нибудь схватит тебя?

— Я предусмотрел такую возможность.

Китаянка не стала спрашивать, какие, меры предосторожности он принял.

Ведь эту информацию у нее тоже могли выудить под пытками.

На круглой площади не было ни одного человека, только роботы убирали мусор. Остановив кресло перед входом в мир Фрайгейта, Бертон громко окликнул американца по имени. Через несколько секунд на экране появилось лицо хозяина. Дверь распахнулась, и кресла вплыли в тесную прихожую. Вторая дверь открыла перед ними мир, в котором солнце стояло десятью градусами ниже зенита, температура была восемьдесят пять по Фаренгейту, а воздух перенасыщен влагой. Они пролетели над очень густыми буйными джунглями, над речкой с притоками и над большими полянами. В воде и по берегам ползали громадные зубастые крокодилы. Перед глазами то и дело мелькали головы здоровенных рептилий на длинных шеях, а однажды через поляну грузно протопал ископаемый ящер в тяжелой броне. Над креслами носились крылатые ящеры — птеродактили. Всех этих чудищ не было в архивах этиков, поскольку они прибыли на Землю через семьдесят миллионов лет после того, как вымер последний динозавр. Но Фрайгейт создал компьютерные копии ископаемых, и теперь они царили в джунглях. В центре бробдингнежского помещения стоял каменный монолит двухсот футов вышиной с гладкими крутыми стенами, на которые невозможно было забраться. На верху монолита находилась резиденция американца — на плоской поверхности в десять акров посреди острова стоял особняк в стиле середины XIX века, окруженный широким рвом, в котором плавали утки, гуси и лебеди. Бертон со Звездной Ложкой приземлились на зеленой лужайке возле дома.

Питер Фрайгейт сидел в окружении трех собак на веранде в кресле-качалке, слушал «Музыку на воде» Генделя и потягивал мятный коктейль.

На коленях у него лежал сиамский кот. Собаки — настоящие собаки, а не компьютерные копии — с лаем спрыгнули с веранды и подбежали к Бертону.

Громадный ротвейлер, немецкая и шотландская овчарки, они все втроем носились вокруг гостя, виляли хвостами и поскуливали от удовольствия, когда он их поглаживал. Фрайгейт встал, лишив кота удобного ложа, и поздоровался с гостями. Одет он был в белую льняную рубаху, расшитую египетскими иероглифами, и белый же льняной кильт по колено.

— Приветствую вас во Фрайгейтландии, — сказал он с улыбкой. — Присаживайтесь. — Он кивнул на два кресла-качалки. — Что будете пить?

Фрайгейт хлопнул в ладоши, и в дверях появились два андроида в лакейских ливреях.

— Что, похожи? — спросил хозяин. — Я сделал их точными копиями двух президентов, которых всегда не любил. Одного зовут Хитрюга Дики, а другого — Ронни. Вот этот, у которого вид проныры, Дики. — Фрайгейт помолчал. — Хозяйка дома спустится через минутку.

— Так ты решился в конце концов обзавестись подругой?удивился Бертон.

— Да. Собаки и кошки — замечательные друзья, они никогда вам не противоречат. Но я соскучился по разговорам и другим вещам.

Слуги принесли напитки — скотч для Бертона и вино для Звездной Ложки.

Бертон вытащил из кармана гаванскую сигару, и Дики, моментально подскочив к нему, щелкнул зажигалкой. Ронни поднес огонек к сигарете китаянки.

— Да, такая жизнь по мне! — сказал Фрайгейт. — Я летаю над джунглями и с огромным удовольствием наблюдаю за своими динозаврами. А чтобы тираннозавры не пожирали бронтозавров, я кормлю их мясом на раздаточной станции возле монолита. Но все равно поддерживать баланс между хищниками и травоядными довольно трудно. В один прекрасный день мне это, наверное, надоест. И тогда я ликвидирую юрский период, заменив его меловым. Я собираюсь последовательно воссоздать все эволюционные периоды до эпохи плейстоцена. И на нем остановлюсь. Мне всегда ужасно нравились мамонты и саблезубые тигры.

Глава 25

Бертон отмахнулся от мухи.

— Неужели тебе необходимо такое правдоподобие?

— Тут и москиты тоже есть. Вечерами мне приходится скрываться от них в доме. Я не хочу, чтобы здешний мир был стерильным раем без мошек. В свое время я проклинал мух, москитов и муравьев и не мог понять, зачем Господь наводнил ими Землю, отравляя нам существование. Теперь я понимаю. Они для меня источник наслаждения. Когда они закусают тебя до смерти — не в буквальном смысле, разумеется, — и ты наконец укроешься в каком-то недоступном для них местечке, само их отсутствие доставляет несказанную радость.

Звездная Ложка посмотрела на него так, будто он слегка с приветом. Но Бертон понимал американца. Чтобы испытать настоящее удовольствие, нужно сначала помаяться. Оправдать существование зла, безусловно, нетрудно. Не будь его на свете, откуда бы мы знали, что добро — это добро? Хотя, возможно, зло не так уж необходимо. Иначе почему этики всеми силами стремились свести его к минимуму?