Хрустальный грот - Мэри Стюарт

— Ну, — сказал наконец Кадаль, — что будем делать?

— Поедем повидаться с моей матерью, — ответил я. — Если она, конечно, все еще живет там.

И внезапно, с яростью, изумившей меня самого — даже не подозревал, что способен на такое, — выпалил:

— Клянусь Митрой, я дорого дал бы за то, чтобы узнать, кто это сделал!

— Кто же, как не Вортигерн?

— Вортимер. Пасценций. Да кто угодно! Мне кажется, если человек мудр, добр и благороден, — с горечью сказал я, — то все и вся готовы ополчиться против него. Галапаса мог убить изгой, ищущий пропитания, пастух, которому нужна была пещера, прохожий солдат — за глоток воды.

— Это было не убийство.

— А что же?

— То есть, я хочу сказать, это сделал не один человек. Когда люди собираются стаей, они куда хуже, чем в одиночку. Я подозреваю, что это сделали люди Вортигерна, уезжая из города.

— Скорее всего, ты прав. Я узнаю это.

— Ты думаешь, тебе удастся увидеться с матерью?

— Попробую.

— Он… он поручил тебе что-то ей передать?

То, что Кадаль осмелился задать подобный вопрос, показывает, насколько мы сблизились с ним.

Я ответил просто:

— Если ты имеешь в виду, что Амброзий поручил мне ей что-то рассказать, то нет. Он предоставил все это мне. Что я ей скажу — всецело зависит от того, что произошло за то время, пока меня не было. Я сперва поговорю с ней, а потом уже решу, что именно ей стоит рассказывать. Не забывай, я давно ее не видел. А люди меняются. В смысле, меняются их взгляды. Взять хотя бы меня. Когда я виделся с нею в последний раз, то был еще мал и смотрел на нее глазами ребенка. Я совершенно не понимал ее мыслей, не понимал, чего она хочет. Ее взгляды могли перемениться — нет, не на церковь, конечно, а на ее отношение к Амброзию. Видят боги, не ее вина, если теперь она относится к нему иначе, чем раньше. Она ему ничем не обязана. Она очень заботилась об этом.

— Монастырь не тронули, — задумчиво сказал Кадаль, глядя в зеленые дали, прошитые лентой реки.

— Вот именно. Что бы ни произошло в городе, обитель Вортигерн оставил в покое. Так что, сам видишь, прежде, чем что-то рассказывать, мне надо определить, кто на чьей стороне. Она ничего не знала все эти годы, так что ей не повредит, если она ничего не узнает еще несколько недель. Что бы ни произошло, Амброзий скоро будет здесь, и я не могу рисковать, рассказывая ей слишком много.

Кадаль принялся убирать остатки трапезы. Я сидел в задумчивости, подперев рукой подбородок, глядя в светлые дали.

— Узнать, где теперь Вортигерн, совсем нетрудно, — рассуждал я вслух. — Так же как и то, высадился ли уже Хенгист и сколько людей он привез с собой. Маррик, скорее всего, узнал бы об этом без особою труда. Но граф хотел знать кое-что еще. И вряд ли об этом известно в обители. Поэтому теперь, когда Галапас мертв, мне надо постараться выяснить все у кого-то другого. Посидим здесь до темноты, потом поедем к обители. Мать мне скажет, к кому я могу обратиться.

Я взглянул на Кадаля.

— За кого бы она ни стояла, меня она, скорее всего, не выдаст.

— Да, похоже на то. Что ж, будем надеяться, что они позволят тебе увидеться с ней.

— Если она узнает, кто ее спрашивает, я думаю, запрет аббатисы ее не остановит. Не забывай, что она все еще дочь короля.

Я лег на спину в теплую траву, подложив руки под голову.

Даже если я пока еще не сын короля…

Но кем бы я ни был, попасть в обитель мне не удалось.

Я был прав: вреда монастырю не причинили. Высокие стены стояли неповрежденными, ворота были новые, прочные, дубовые, окованные железными полосами и с крепкими запорами. Они были заперты. И никаких гостеприимных факелов снаружи — на мое счастье. Смерклось рано, и узкая улочка была темна и пустынна. На наш отчаянный стук в воротах отворилось маленькое квадратное оконце, и за решеткой показался чей-то глаз.

— Путешественники из Корнуолла, — тихо сказал я. — Мне надо перемолвиться словцом с госпожой Нинианой.

— С какой госпожой? — переспросили меня ровным, безжизненным тоном глухого.

«Зачем они держат глухую привратницу?» — с раздражением подумал я, придвинулся к решетке и повысил голос.

— С госпожой Нинианой! Я не знаю, как называют ее теперь, но она сестра покойного короля. Она все еще живет здесь?

— Да, но она никого не принимает. Ты привез письмо? Она умеет читать.

— Нет, мне надо поговорить. Иди и передай ей. Скажи, что я… ее родственник.

— Родственник? — В глазах за решеткой вспыхнул слабый интерес. — Ее родственники по большей части погибли, а остальных здесь нет. Разве ты не слышал у себя в Корнуолле? Король, ее брат, пал в битве в прошлом году, а его детей увезли к Вортигерну. А родной ее сын умер, уже лет пять как.

— Знаю. Я не из семьи ее брата. И не менее предан верховному королю. Поди и скажи ей это. И — вот, возьми… за свое благочестие.

Я просунул за решетку кошелек. Привратница ухватила его цепкой обезьяньей лапкой.

— Мое имя — Эмрис, — поколебавшись, добавил я. — Мы когда-то были знакомы. Так и передай. И торопись. Мы подождем тут.

Не прошло и десяти минут, как я снова услышал шаги и подумал было, что это моя мать, но через решетку на меня уставились все те же старческие глаза, и та же самая иссохшая рука взялась за прутья.

— Она встретится с тобой. Нет, молодой господин, не сейчас. Тебя не впустят. И она не может выйти, пока не окончится вечерняя служба. Она просила передать, что встретится с тобой после окончания у других ворот, что со стороны реки — там есть другие ворота. Только постарайся, чтобы тебя никто не видел.

— Хорошо. Мы будем осторожны.

Я видел, как вращаются белки ее глаз — она пыталась разглядеть меня в темноте.

— Она тебя признала, сразу признала. Эмрис, да? Ты не беспокойся, я никому ничего не скажу. Времена нынче неспокойные, чем меньше говоришь — тем лучше, неважно о чем.

— Когда?

— Через час после того, как взойдет луна. Ты услышишь колокол.

— Я приду, — сказал я, но окошко уже захлопнулось.

С реки поднимался туман. «Это нам на руку», — подумал я. Мы тихо прошли по дорожке, которая вела вдоль стены монастыря. Она уходила от улиц к тропе, идущей вдоль реки.

— Ну, и что теперь? — спросил Кадаль. — До восхода луны еще часа два, а судя по тому, какая обещает быть ночь, нам сильно повезет, если мы вообще увидим ее. Ты ведь не рискнешь возвращаться в город?

— Нет. Но ждать здесь, под дождем, тоже нет смысла. Давай пойдем туда, где можно пересидеть и услышать колокол.

Ворота скотного двора были заперты. Я не стал тратить время, а направился прямиком к стене сада. Во дворце было темно. Мы забрались в сад через пролом в стене, прошли по мокрой траве и очутились в саду моего деда. Воздух был густой от запаха сырой земли и распускающейся зелени: мяты, шиповника, мха и клейких молоденьких листочков, отяжелевших от влаги. Мы давили ногами прошлогодние несобранные плоды. Позади, покачиваясь на петлях, заскрипела створка ворот.