Не стреляйте в рекламиста - Иосиф Гольман

— Пока ниоткуда. Только пиар-спонсоры. Это я «Хейдель» заложил, — кивнул на исчезнувшую в Костином кармане пачку Ефим.

— Понятно, — усмехнулся Костя. — С голой жопой в большую политику. Это — по-нашему! — Он достал из кармана пачку, отсчитал из нее 30 бумажек и вернул их Береславскому.

— В случае успеха вашего безнадежного предприятия моя доля становится выше.

— Нет вопросов.

Ефим ушел, а к Косте подошел его заместитель.

— Что, выгодная сделка?

— Не знаю, — засмеялся Костя. — Но если выгодная, то очень. В любом случае надо коллегам помогать. А за Ефимом не пропадет. Думаю, он тоже мне бы помог.

А Береславский уже мчался в Останкино. Получив пропуск, он прошел в указанную комнату. Там его встретила Сунь Ли. В жизни она оказалась еще симпатичнее, чем на экране. Обаятельная китаянка вела бешено популярную программу «То самое», где разные люди рассказывали о том, что у них получается или не получается в постели. Эта передача была просто обречена на гороподобный рейтинг, и Ефим через приятелей напросился на беседу.

— У вас все персонажи — либо герои, либо, в глазах общественного мнения, антигерои, — начал Береславский.

— Вторые чаще, — согласилась очаровательная Ли.

«Или Сунь?» — подумал Ефим, так и не разобравшийся, что — имя, а что — фамилия.

— У меня другая идея. Рассмотреть, что такое секс-символ в наши дни. Со Шварцнеггером понятно. С Сидихиным или Караченцовым — тоже. Но это — не единственный вариант. Вы же про моего друга знаете?

— Который пятерых «замочил»? — непринужденно поинтересовалась Ли.

— Точно. Он маленький, толстый и застенчивый.

— И к тому же — в тюрьме, — добавила китаянка.

— Вот именно. Передачи о маленьком, толстом и застенчивом секс-символе у вас еще не было. К тому же — из тюрьмы. Он обожает свою жену. Она его — тоже. И бандитов он поубивал — ради нее. Интересно?

— Пожалуй, — задумалась Ли.

— И он выдвинут на пост начальника ГУВД столицы.

— Кем?

— Населением, — гордо ответил Береславский. Кто скажет, что Ефим — не население, пусть первый бросит в него камень.

Сунь Ли заинтересовалась проектом. Интеллигентной девушке, коей она и являлась, такой проект был интересен гораздо более, чем бесконечные выяснения типа «Кто? Кому? Как?». Самый сложный вопрос — с начальством тюрьмы — она собиралась решить быстро.

Обнадеженный Береславский покинул телецентр и направился к своей машине. Но сигнализация с брелка не отключалась. Ефим уже заметил, что рядом с телебашней она часто отказывала.

Он выругался и полез под капот, заблокировать чертову электронику специальным ключом.

Вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Это был Ленька Просиндеев, старый знакомый по временам работы Ефима в «молодежке». Правда, там его фамилию частенько произносили с буквой "х" в серединке.

— Хорошая у тебя тачка, — хохотнул Ленька. — Такой под капот даже как-то неприлично лазить.

— Сигнализацию ваша башня вырубает, — объяснил Береславский. — Сам как?

— Выпускающий на первом канале, — гордо объявил тот. «Растут кадры», — подумал Ефим. — А про тебя я слышал. Книжки твои читал. Чего там с твоим бухгалтером?

— Сидит пока. Я тут собрался из него народного героя сделать. Выдвинул его на обер-полицмейстера.

— Отличная мысль, — восхитился Просиндеев. — И раскрутка дармовая, и из тюрьмы в любом случае выкатится. А ты сам-то чей будешь?

— Как чей? — не понял Ефим.

— Ну, Путина, Лужкова, Чубайса? Чей ты? Может, дурашевский?

— Сам ты дурашевский, — разозлился Береславский.

Тут Просиндеев понял, что Ефим не слышал о Дурашеве. Так оно и было. Виктор Петрович Дурашев старался не светиться в телеке, а Береславский старался телек не смотреть. И не читать газеты. И не слушать радио, если оно говорило о политике.

— Ты что, и в самом деле, сам по себе? — изумился Ленька.

— Я всегда сам по себе, — отрезал Ефим. — Кстати, Лень, если тебе нужна рейтинговая «стори», то я отвалю красивых подробностей про Сашку.

— Я видел, наши конкуренты сделали с ним репортаж из тюрьмы. Пипл-метры* на повторе передачи чуть не зашкалили.

— Подумай на эту тему. Если согласитесь, у вас будет эксклюзив. Гарантирую.

— Хорошо, подумаем обязательно. Это интересно.

Они попрощались, и Ефим поехал в типографию «Беора».

Начальник типографии, спокойный и надежный Филиппыч, встретил Ефима радостно:

— Ну, что, Сашку скоро выпустят?

— От нас зависит.

— Если в самом деле так — ставь задачи.

— Ты отпечатаешь мне два миллиона А-третьих форматов в четыре краски?

— Отпечатаю. С двух сторон?

— С одной. «Четыре плюс ноль».

Они подошли к гордости «Беора», старенькому «Хейделю», которого Ефим уже заложил и собирался сегодня же эту операцию повторить.

— Давай считать. — Филиппыч поднял голову. — У нас за один прогон кладется две краски. Значит, на плакат нужно два прогона. При скорости… Тебе качество какое нужно?

— Среднее. Сашкин портрет и описание его деяний.

— Понятно. Значит, с учетом возраста, — он любовно погладил серый лоснящийся бок офсетного пресса, — будем шлепать пять тысяч краскопрогонов в час. Два миллиона на пять тысяч, получаем…

— …четыреста рабочих часов. Чуть больше месяца работы, — подвел итог Береславский. — Отменяется.

— Жаль, — огорчился Филиппыч.

— Ничего, вы тоже пригодитесь, — утешил его Ефим. — В этот месяц всем будет тошно. Я найду, где напечатать. В принципе, я уже почти договорился с Озерным.

Он поехал в офис, где Сеня Тригубов подготовил новые эскизы. Эти понравились Ефиму гораздо больше. Семен использовал фотографии из многочисленных офисных альбомов, благо, с учетом увлечения шефа, недостатка в сюжетах у него не было. Выбирать старался снятые с нижних ракурсов, и не самые послед-ние, когда Толстый все же был похудее. Кроме того, при изготовлении электронного коллажа, он увеличил Сашкины габариты по сравнению с размерами изображений жены и детей.

Композиция была несложной. На первом плане — суровый толстяк, по-видимому, только что порешивший пучок бандитов. Рядом с ним — влюбленно смотрящие на него жена и дети. И на заднем плане, фоном — многочисленное столичное население, нуждающееся в защите бесстрашного Сашки.

— Отлично, юноша! — поощрил Ефим.

Семен, бывший на три года старше Береславского, только хмыкнул.

— Работая с тобой, научишься лепить всякую гадость, — сказал он.

— Во-первых, это невежливо, — заметил Ефим. — А во-вторых, это слизнуто. У Карлсона.

— Какого? — не понял Сеня.

— Который живет на крыше.

И поехал в расположенную сразу за кольцевой автодорогой (так дешевле аренда и меньше зарплаты) новую типографию, к Геннадию Озерному.

— Здорово, Озорной!

— Озерный, — поправил Геннадий. Он не любил, когда Ефим называл его Озорным, Речным, Морским или Источниковым.

— Ладно, хвастайся своей обновкой.

Строго говоря, Геннадий здесь хозяином не был. Хозяева были где-то «за бугром». Но он с гордостью повел Ефима в машинный зал.

Да, уж! Это не беоровская типография! В первой части на специальных платформах стояли высокоскоростные фотовыводные устройства. Их задачей было, получив файл с плакатом заказчика, разложить его на четыре основных цвета и вывести, соответственно, четыре фотоформы. С безумным разрешением и, что немаловажно, с высокой повторяемостью. Формы выходили последовательно, одна за другой, и даже на восьмой фотоформе каждая точка, засвеченная лазерным лучом, отклонялась от такой же на первой форме не более чем на пять микрон!

Далее стояли копировальная рама и проявочный процессор.

Полученная ранее фотоформа накладывалась на алюминиевую пластину (будущую печатную форму) с нанесенным на ее поверхность чувствительным слоем и засвечивалась мощной ультрафиолетовой лампой. В проявочном процессоре эта пластина проявлялась и промывалась, после чего готовую печатную форму натягивали на формный цилиндр офсетной машины.

Офсетная же машина, пятикрасочная, первого формата (восемь обычных «писчих» листов сразу), шлепала за один прогон полноцветный плакат, да еще и лаком покрывала!

— Какая у нее реальная скорость? — не скрывая зависти, поинтересовался Ефим.

— Как в паспорте: 18 000 оттисков в час!

— Блестяще! — восхитился Береславский. — Значит, если на одной форме можно положить четыре формата А3, то ты напечатаешь мне два миллиона оттисков меньше чем за сутки! А если я ограничусь миллионом, то вообще полторы смены.

— Чего это я должен печатать тебе миллион?

— Я тебе печатника на неделю обещал?

Это было полной правдой. Печатник Озерного запил, а второй оказался неопытным и уже наделал браку на тысячи долларов. Огромная машина при наличии «живых» заказов простаивала, и Озерный Христом-Богом умолил Ефима и Филиппыча откомандировать к нему хотя бы на неделю их опытного Сергея. Пока не найдутся кадры.