Не стреляйте в рекламиста - Иосиф Гольман

— Абсолютно не интересуют, — согласился Виктор Петрович. "Не такой уж он и гуманист. Бабу, видно, пришил, не морщась. Хотя, с его точки зрения, она не баба, а боевая единица противника. Дама действительно всегда была «при делах» — и в этой афере, и в прежних. Говорят, они любили друг друга.

«Тьфу, черт!» — остановил сам себя Дурашев. Что-то он сегодня не в форме. Тянет в высокие материи. Наверное, слишком часто встречается с отцом Феофаном.

— Можно вопрос? — спросил майор.

— Конечно.

— Это не в моей компетенции, но, мне кажется, важно. Мы не собираемся объединять усилия с моим прежним ведомством? Я готов поручиться, что генерал не продался никому и тоже работает на державу.

— Вы молодец, майор, — сказал Дурашев. — Конечно, все порядочные люди должны объединить свои усилия. Только постепенно. Сегодня я собираюсь встретиться с вашим бывшим начальником. Хотите, возьму вас?

— Нет, — побледнел Коровин. — Не хочу.

— Не переживайте, — серьезно сказал Дурашев. — Не только вы его уважаете. А если бы вы были другим, я бы не боролся столько за то, чтобы вас сюда перетянуть. Но давайте покончим все-таки с нашим делом. Итак, есть предположение, что компрматериалы уничтожены и недоступны не только для врагов, но и для вашей прежней конторы. Которая сегодня по целям нам, скорее, союзник. Но если материалы попадают туда, мне придется работать с оглядкой.

— Я понимаю. Думаю, что материалов больше не существует. Не зря же Ивлиев прихватил с собой разноглазого и его женщину. Именно потому, что не смог выудить материалы.

— А почему их выкинул из машины?

— Выбрал меньшее из двух зол. Может, ему тоже было важно уничтожить документы, а не заполучить их? Он ведь отнюдь не симпатизирует оппозиции.

И еще мне доложили: есть мнение, что он более имитировал стрельбу, чем стрелял.

— То есть?

— Ивлиев — один из лучших стрелков страны. У него был «Стечкин» и еще один пистолет. Он прицельно выпустил более тридцати патронов. Буквально изрешетил колеса и двигатель машины, не убив при этом ни одного человека.

— По-вашему, почему он так себя вел?

— Потому что по огню почувствовал, что и его не собираются убивать. Мы ведь не хотели войны с генералом.

— Да, пора с ними объединяться, — подытожил Дурашев. — Постепенно, но неуклонно. А что со стариком и директором «Беора»?

— Старика мы не трогали, его без шума не возьмешь. А Береславский сидит здесь, в служебном помещении в вашей приемной.

— Как? Почему сразу не сказали?

— Вы не спрашивали. Вы же изъявляли желание с ним поговорить в вашем кабинете. Я на всякий случай его привез. Он, кстати, не знает, где находится. Его в фургоне привезли и здесь провели служебными ходами.

— Ладно, давайте его сюда.

— Мне остаться?

— Нет. Я хочу поговорить с ним наедине.

— Есть. — Майор вышел, демонстрируя хорошую выправку.

— Ни с кем не соединять, никому не входить, — отдал Виктор Петрович указание секретарю.

В дверях показался Береславский. Виктор Петрович с удовлетворением отметил, что его неожиданный гость сильно напуган. Это не вредно и может существенно облегчить задачу хозяину кабинета.

— Проходите, Ефим Аркадьевич, садитесь, — любезно пригласил Дурашев.

— Сесть я всегда успею, — огласил Ефим любимую присказку Атамана.

— Тогда присаживайтесь, — невозмутимо изменил формулировку Виктор Петрович. — Вы знаете, куда попали?

— Нет, — честно ответил Ефим. Он действительно сильно боялся, но сейчас в его эмоциях верх брала злость и усталость. — Я политикой не интересуюсь.

— А почему вы решили, что здесь — политика?

— Потому что какая-то сволочь охотится за мной и моими друзьями, — ответил Береславский. — А у меня не те миллионы, чтобы за мной охотиться. Значит, политика.

— Должен признаться, — мягко заметил Дурашев, — что доля вины за ваши злоключения лежит на мне.

— Только доля? — переспросил Ефим.

— Причем меньшая. Вся стрельба и кровь на совести этого человека. — Он достал из ящика стола уже знакомый Ефиму портрет Беланова. — Он вел свою игру. И к тому же, судя по последним его шагам, он просто спятил. Очень опасный человек.

— А вы, весь в белом, крадете меня с улицы, не успел из собственного подъезда выйти, и, как скотину, в фургоне привозите на аудиенцию, — не выдержал Береславский.

— Не надо повышать здесь голос, — решил сменить тактику Дурашев. — Вы абсолютно правы. Если понадобится, вас вывезут в том же фургоне в любое место России. Но, повторяю, в ваших самых опасных злоключениях виноват не я. Вы и ваш друг бухгалтер были выведены из опасной зоны. К сожалению, мы не смогли быстро нейтрализовать этого психопата. — Он показал пальцем на портрет. — Мне кажется, нам лучше договориться.

— О чем? — устало спросил Ефим. Он действительно устал. Последняя неделя была слишком нервной.

— У вас есть интересующие нас документы?

— Есть, — согласился Ефим. — В полном объеме.

Теперь уже Дурашеву настала очередь удивляться.

Полтора дня назад

…Выпотрошив в приморской Николаевке компьютер разноглазого, Береславский (воспользовавшись тем, что старик отвлекся, связывая преступную чету) совершенно спокойно всучил ему свою дежурную дискету. Благо, таковая всегда и во всех случаях жизни последние десять лет лежала в нагрудном кармане рубашки. На нее он собирал свои новые недооформленные творения. Дискету же с секретными файлами одним движением сунул в карман брюк.

После чего лицемерно советовал Ивлиеву, как лучше сохранить информацию на флоппи-диске.

Совесть его нисколько не мучила. Он просто восстановил справедливость. Если старик хорошо попросит, — с волшебным словом, — Ефим сделает копию и ему. А если б Береславский не применил свою военную хитрость, хрен бы ему достались данные.

Конечно, его могут и охранять, в благодарность за помощь ивлиевскому ведомству: Ефим же не дурак, все понимает. Но события последних дней подсказывали Береславскому, что лучше всего надеяться только на себя.

Но дискета наверняка была с шифром или паролем. Поэтому, приехав в Москву, Ефим первым делом направился не к Наташе, а к Боре Прицкеру. Когда-то они дружили, но Боря протестовал против не радующей его окружающей действительности совсем неоригинально — он пил водку. Золотая голова давала возможность заработать на спиртное, а больше ему просто не было нужно.

Боря Прицкер всей душой любил компьютеры. Любые. Он любил мощные по тем временам БЭСМы и занимающие целые залы машины серии ЕС. Но ему были не менее дороги настольные ПиСи и «Маки». Вообще, любая металлическая тварь, в которую был встроен процессор, радовала его необычайно.

«Железки» отвечали Боре Прицкеру полной взаимностью. Именно поэтому его тихое пьянство терпели в самых разных местах. Пока он, спящий на монтажном столе, не попадался на глаза директору. Или, опять же пьяный, не хлопал по плечу важного чиновника, дыша ему в лицо перегаром и объясняя какую-нибудь забавную штуковину из жизни микросхем.

Не все в таких случаях понимали Борю Прицкера, и он искал себе другую работу. Правда, недолго: про Борино умение укрощать неживую электронную материю в узких кругах ходили легенды.

Именно к нему и направил свои стопы Ефим с зашифрованной дискетой разноглазого.

Борис оказался дома, в своей маленькой комнате, которую получил после размена, оставив жене и дочке более подходящую жилплощадь.

В комнате стояла кровать и много-много компьютеров, причем ни один из них не был закрыт металлическим корпусом, отчего вся компьютерная требуха была видна на просвет, а провода и впрямь как выпотрошенные кишки торчали наружу.

Открыв дверь, Боря вернулся к одной из машин и, радостно похихикивая, продолжил играть в какую-то электронную игрушку.

«Совсем плохой», — с искренней жалостью подумал Ефим. Но выбора у него не было.

— Выпить хочешь? — предложил Боря.

— Я за рулем, — отговорился Береславский.

— Я тоже, — засмеялся Прицкер. Тут только Береславский заметил, что Боря «гонялся» на «ТестДрайв-4», любимой игрушке его младшего сына, ныне проживающего в Чикаго. — Ты чего пришел? Ты же пьяниц не любишь.

Это было правдой. Ефим пьяниц не любил, считая это бессовестно легким способом увернуться от проблем.

— Ты мне нужен.

— Всегда рад помочь. — Борис встал со стула и подошел к Ефиму.

— Вот дискетка. Я не могу ее открыть.

— И всего-то? — удивился Прицкер.

— Не говори гоп…

— А тебе это важно?

— Не открою — погибну.

— Вот даже как, — посерьезнел Прицкер. — Значит, мне выпала редкая возможность спасти благодетеля рода человеческого.

— Типа того, — подтвердил Ефим.

Дискета была вскрыта Борей за шесть минут: Береславский засек время.

— На, читай. — Он отошел от монитора и даже скромно вышел из комнаты.