Чудесный переплет. Часть 1 - Оксана Малиновская

Он объяснял то, что я и так прекрасно знала и из–за чего сейчас и сама бы не пошла на беременность, если бы… уже не забеременела. Женя говорил, что ещё слишком молод, чтобы становиться отцом и брать на себя ответственность за ребёнка, что малыш обрубит ему светлое будущее и он ничего не сможет добиться в жизни, что ему нужно закончить обучение, найти хорошую работу и прочно встать на ноги и так далее, и тому подобное… Всё верно, всё правильно, не поспоришь… Только ведь и для меня всё это было актуально, но я готова была перепланировать свою жизнь ради другой, созданной нами обоими, жизни… Я понимала, что придётся туго, но, действуя вместе, молодые, любящие и сильные духом, мы могли свернуть горы, не то что ребёнка на ноги поставить… Вместе… вместе… Но в его рассуждениях почему–то не оказалось места для этого самого важного слова…

Женя что–то там говорил про родителей, которые в случае рождения ребёнка перестанут оплачивать его квартиру и не будут оказывать ему никакой финансовой помощи… Боже мой… Неужели этого человека я считала сильным и мужественным, уверенная, что всегда смогу рассчитывать на его помощь, поддержку? Первая же серьёзная жизненная проблема — и он спасовал, не предпринял ни единой попытки найти способ преодолеть препятствие, а тупо решил от этого препятствия устраниться. И всё бы ничего, если бы этим препятствием не оказалось живое существо, причём не котёнок или щенок, а человеческая жизнь…

Я перестала слушать этого, сразу ставшего чужим человека, уверенно рассуждавшего на тему того, что у нас ещё будут дети, сколько захотим, но… не сейчас, позже. Как это позже? А этого–то куда девать?!

Я почувствовала сильный приступ тошноты. Но тошнило не от маленькой клеточки, активно делившейся внутри меня, окрылённой надеждой через каких–то восемь с небольшим месяцев воспользоваться уникальным шансом, щедро дарованным природой, и узнать настоящую жизнь. Меня воротило от мужчины, расхаживающего взад–вперёд по комнате и о чём–то с умным видом разглагольствующего. Сдерживаясь изо всех сил, я зажала рот обеими руками и резко вскочила с дивана, направляясь к ставшему в последнее время лучшим другом унитазу, и в тот же миг почувствовала, как в голове что–то глухо застучало. Дрожь пробежала по всему телу, а перед глазами поплыли чёрные пятна. Не успев понять, что со мной происходит, я потеряла сознание и упала.

Очнувшись, я обнаружила себя всё на том же диване, рядом со мной сидели Женя и врач. Женя выглядел бледным и испуганным, доктор, напротив, абсолютно спокойным. Он объяснял моему жениху, что во время беременности обмороки — нормальное явление и подобное может повториться ещё не один раз.

Прикрыв глаза, я не подала виду, что пришла в себя, не желая разговаривать с Женей. Мне было плохо, но не физически — к этим ощущениям я давно уже адаптировалась, — а морально. Душа ныла, как запущенный зуб, который внезапно дал о себе знать острой болью, заставляющей думать только о ней и о том, как от неё избавиться. Лечить или рвать, третьего не дано… Но как лечить то, что не поддаётся лечению? Человека не исправишь — и нужно либо принимать его таким, какой он есть, и мириться с его недостатками, либо задать себе вопрос: а смогу ли я когда–нибудь научиться мириться с тем, что считаю для себя неприемлемым? Я искренне считала, что Женя предал меня и наши отношения, струсил перед лицом проблемы, пытаясь решить её исключительно за мой счёт. Мне было не понятно, как продолжать любить человека, которому нельзя доверять и который на поверку оказался слабаком…

Утром, дождавшись, пока Женя уйдёт на занятия, я быстро собрала вещи и перебралась к подруге в общежитие, не оставив ни записки, ни прощального письма. Несколько дней я не появлялась в университете, не отвечала на его звонки. Теперь сожалею о том, что не поговорила с ним… Кто знает, может, что–то удалось бы исправить? Во время его монолога я не проронила ни слова, не постаралась переубедить… Возможно, всему виной мои собственные обманутые ожидания? Да, я не ожидала от него такой реакции на известие о беременности, но, если оценить ситуацию беспристрастно, какой ещё реакции следовало ожидать от любого нормального человека? Разобраться в своих ощущениях, мыслях и эмоциях, заставить себя думать здраво, абстрагировавшись от всего лишнего, мне, увы, не удалось. Будь я немного зрелее, мудрее и не столь категорична, вероятно, всё равно ушла бы от него, но не совершила бы непоправимой ошибки, которая обернулась для меня трагедией, обесценившей смысл существования на этом свете… навсегда и безвозвратно обесценившей… Но тогда я решила, что Женя недостоин иметь ребёнка, по крайней мере от меня, и через несколько дней сделала аборт.

Помню, как перед подачей наркоза пожилая женщина–врач в последний раз спросила, словно гвоздями прибивая меня к креслу тяжёлым, укоризненным взглядом: «Вы точно решили? Делаем?»; помню, как язык одеревенел и прилип к нёбу, как будто протестуя и не желая подтвердить мои намерения; как каждая клетка моего тела напряглась и сжалась в немом крике страха и отчаяния, ретранслированного подсознанием: «НЕ–Е–Е-Е–Е–Е-ЕТ!!!«… Мне показалось, что крохотное существо, развивавшееся внутри меня, поняло, что его хотят убить, и из последних сил отчаянно взывало к справедливости… а может, это интуиция пыталась меня остановить? Раздираемая противоречивыми мыслями, испуганная, несчастная и подавленная, я с трудом выдавила из себя: «Делаем… Пожалуйста, осторожно… это первая беременность… у меня ещё нет детей…» И теперь уже больше не будет… никогда…

Операция дала осложнения, последовала ещё одна операция, затем длительное лечение, и в заключение прозвучал окончательный приговор медиков: никогда и никакими доступными на сегодняшний день методами и способами я не смогу иметь собственных детей… После операции я долгое время находилась на больничном, который плавно перетёк в академический отпуск, а из отпуска я вышла уже студенткой другого вуза.

Никто из моих друзей так и не узнал о том, что произошло, все знали лишь, что по какой–то причине мы с Женей расстались. А с Женей мы так больше и не увиделись: после расставания я поспешила забыть о его существовании и предприняла все мыслимые и немыслимые усилия для того, чтобы наши пути никогда не пересеклись. Лишь однажды я ответила на его телефонный звонок и, не утруждаясь ответом на приветствие, спокойным, ровным голосом отрезала в трубку: «Женя, ребёнка больше нет. Между мной и тобой тоже ничего больше нет и не будет. Не ищи со мной встречи и не звони. Прощай».

После всего происшедшего, замкнувшись в себе, я стала избегать близкого общения с мужчинами, перестала посещать вечеринки и иные увеселительные мероприятия, с головой окунувшись сначала в учёбу, потом в работу, потом в работу и новую учёбу. Годы летели. С течением времени я практически справилась со своими внутренними проблемами и стала прежней… или почти прежней, потому что трагедия заставила меня пересмотреть взгляды и убеждения на многие вещи.

Значимых минусов моего перерождения было всего два, но зато какие. Во–первых, я задрала до немыслимых высот планку, которой должен соответствовать мужчина, за которого я выйду замуж, а вызвано это ужесточение требований было отчасти вторым значимым минусом, а точнее, комплексом — комплексом неполноценности бесплодной женщины. С момента трагедии прошло несколько лет, почти все подруги вышли замуж и… родили детей. По словам знакомых, даже Женя давно был женат и имел полугодовалого сына. Только у меня уже никогда не будет своего ребёнка, и я не познаю счастья материнства…

Постепенно я перестала общаться с подругами, не в силах выслушивать бесконечные рассказы об успехах их чудо–малышей, ощущая себя на их фоне ущербной. Лишь с друзьями–мужчинами я по–прежнему чувствовала себя комфортно, поэтому и поддерживала отношения только с ними…

Я закончила рассказ и замолчала, уставившись на угли догоравшего костра. Невероятно, но впервые за столько лет мне не только удалось говорить об этом, но удалось говорить об этом спокойно. Раньше одни только мысли о случившемся — если дать им волю — провоцировали истерику и заканчивались жесточайшей депрессией, граничащей с желанием покончить жизнь самоубийством. Не могу сказать, что я почувствовала себя счастливой, излив ребятам душу, но мне стало значительно легче дышать. Давно нужно было выговориться… ещё несколько лет назад.

Погружённая в рассказ, я и не заметила, как ребята перебрались поближе ко мне и теперь сидели по бокам, нежно обнимая меня за плечи.

— Молодец, что выговорилась, — ласково сказал Матвей, заботливо поправляя куртку на моём плече. — Теперь тебе будет легче. И вообще… на свете тысячи… нет, миллионы женщин, которые не могут или не хотят иметь дет… — мужчина осёкся, в очередной раз получив кулаком в бок от друга.