Ничей - Ольга Швецова

Глава 10

ПРАВОСУДИЕ НА СОБСТВЕННОЕ УСМОТРЕНИЕ

Белое лицо и безжизненные черты — такой он еще не видел Оксану. Все равно она очень красива! Евгений наклонился к ней, смахнул со щек снег. И понял, что еще долго не сможет подняться с колен. Валерку положили рядом. Даже сейчас он снова был тут, третьим лишним, и будто мешал остаться с девушкой наедине!

Почему‑то в этом недвижимом лице виделось сомнение, неверие…

— Кто, Ксюш? Кто?

Бесполезно спрашивать. Будь даже она живой — никогда не произнесла бы этого имени… Не обвинила. Простила бы ему всё, даже то, что простить нельзя! Глупенькая… Оксана любила его и покрывала все грехи. Но вот за что это делал Главный Привратник?! Без его ведома здесь не происходило ничего, ни в бункере, ни в его окрестностях, он знал… Знал, куда отправилась девушка, знал, что ей грозит опасность. Почему?!

Почему? Алексей больше не любил ее? Но зачем же убивать? Почему нельзя было оставить… Оставить для него… Хотя бы мечту, возможность. Евгений непонимающим взглядом смотрел на свои ладони — как в них оказалась ее рука, которую он пытался согреть? Бессмысленно и бесполезно.

Никто не мешал, да, еще немного времени у него есть. И сейчас никто ее не отнимет. А потом надо будет задать лишь один вопрос: почему? Рука не гнулась не потому, что замерзала. И холодной была не от мороза наверху. Небольшое кровяное пятнышко расплылось и стало бледно–розовым в воде от растаявшего снега. Евгений вытер его с ОЗК. Но прорезь в несколько сантиметров шириной все равно приковывала взгляд. Он положил туда ее ладонь, с трудом расставшись с уже чуть теплыми пальцами. Иллюзия… Как трудно ее терять!

Кто виноват? Основной виновник там — он недостижим! Его не найти и не убить… Но даже он всего лишь орудие в чьих‑то руках. Безжалостное, коварное, непобедимое… Но орудие. Кто‑то другой отдал приказ, и он находится здесь, в этом бункере. Он слаб и беззащитен. Стар… Власть делает его сильным, но лишь с чужой помощью, без нее он ни на что не способен. Главный Привратник. Все смертны, это Евгений осознал сейчас до конца, иногда происходит такое, чего не может быть… Так почему бы не попытаться и самому сделать что‑то? Валерка бы сделал.

— Лерик…

Евгений поднял голову. Анатолий Андреевич будто постарел на двадцать лет сразу. Здесь оставаться больше незачем. Нужно идти. И он точно знал, куда.

— И где вы были все это время, Евгений? — Юрий Борисович задал вопрос без обычной строгости, будто ответ действительно волновал его, но помощник едва заметил это.

Мысли о Совете уже успели улетучиться из головы, все благородные и не очень намерения сейчас показались мелким шантажом, о котором не стоило и упоминать. Зачем он тянул время, сомневаясь?! Нужно было давно рассказать хоть кому‑нибудь — и всего этого могло бы не случиться! Евгений чувствовал, что в один миг потерял всё. И Ксюшу, и Валерку. Врага или друга? Разве это важно теперь?

Важно было другое: железная дверь закрылась за спиной, и он оказался лицом к лицу с Главным Привратником. Раньше и не замечал, что у Грицких такой холодный взгляд… Видно, он присущ всем управленцам — глаза Алексея стали такими же холодными, стоило ему только войти в Совет. Неужели Евгений сам когда‑то стремился туда?! Сейчас он не верил себе, он не мог хотеть этого… Теперь ему открылась вся правда о верховной власти и ее цена. Наверху может оставаться только один, и он решит судьбы остальных.

— Почему?

— Что вы там шепчете, Евгений? — раздраженно переспросил Привратник. — Я вас не слышу.

И услышал… Не поверив, что тихий и безответный мальчишка может так кричать в этом кабинете, может испытывать такую боль. Только этим и можно объяснить… Раздавленный потерей помощник обвинял его, упоминая даже Алексея. И Грицких на миг поддался панике: если этот юнец догадался, кто еще может знать?! Кому он рассказал?

Но нет, похоже, эти слова звучат впервые, явно обошлось без репетиций, потому что Евгений лепетал что‑то бессвязное… Привратник облегченно вздохнул. Парень искал правду? Он нашел ее, только очень ненадолго. И продолжал задумчиво выслушивать обвинения, изредка возражая. Эту версию стоило отработать, объясняться придется еще долго, со многими людьми, а систему аргументов надо продумать уже сейчас.

— Вы… Она умерла. Это вы во всем виноваты!

— На поверхности произошел несчастный случай, и если бы они оба слушались моих указаний, то остались бы живы. Я категорически запретил выходить.

— Я знаю, почему, — блуждающий взгляд Евгения вспыхнул такой ненавистью, что старику стало не по себе. — Потому что у вас какие‑то дела с вроде как расстрелянным Колмогоровым. Вы знали, что он жив и где‑то здесь. И это не несчастный случай!

Подобного выражения лица Привратник не видел много лет. Кажется, еще с тех пор, когда и Привратником не именовался… Только вначале приходилось усмирять подобные приступы бешенства, к счастью, единичные, а не массовые. Тогда причина была одна на всех, а теперь с каждым придется разбираться в индивидуальном порядке. Началось… Нет, вовремя он решил перестроить структуру власти, если люди снова начали позволять себе этакое. Да еще кто — собственный помощник! В расход немедленно. И с пользой для дела. Идеальный обвиняемый: неизвестно, где находился. По бункеру бегал с глазами бешеной селедки. Вот только в Оксану был влюблен как‑то тихо, не напоказ. Ну, ничего, кто‑нибудь да замечал, здесь не сохранишь в тайне сердечных склонностей.

Смелость от сознания собственной правоты и безнаказанности за нее… Нет, в жизни так не бывает, всё имеет свои последствия. И за все поступки приходится отвечать, даже за те, которые совершил из лучших побуждений. Из лучших ли? Просто крышу снесло от чувств и переживаний.

Наивный мальчик! Даже если на его теле обнаружат двадцать ножевых ранений, найдутся люди, которые засвидетельствуют, что он просто случайно бритвой порезался, отчего и умер. Он еще верит, что человек может что‑то сделать против Совета и Главного? Всего лишь один человек? Такого не может быть никогда. И уж тем более Евгений не способен на это, раз по глупости решился шантажировать, раскрыв сразу все карты. Женщины — зло, страсть ослепляет. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы эмоции соприкасались с делом. А Евгений еще в том возрасте, когда невозможно отделить личную жизнь от всего остального, и ему не дожить до понимания этого… За ошибки придется заплатить.

Привратник выдвинул ящик стола и вынул оттуда два пистолета. «Макаров» покрутил в руках и бросил Евгению.

— Держи.

Помощник едва поймал тяжелое оружие на лету и уставился на него в недоумении. Холодный пистолет в руках остудил и голову.

— Что это? Зачем?

— С предохранителя сними. Вояка… Или мне это сделать?

Старик уже успел проверить обойму «гюрзы» и взвести его, пока молодой человек еще пытался сообразить, чего от него ждут.

— Ну? Сам застрелишься или мне придется взять грех на душу?

Евгений никогда не видел Грицких с оружием, Привратники вообще не носили его напоказ. Немыслимо даже представить, что слово Главного нуждается в каком‑то еще дополнении… Но о чем Привратник говорит сейчас?! И что сказал он сам? Истерическое состояние прошло, и он не мог вспомнить доподлинно всё, что произнес. Неужели наговорил слишком много? Непоправимое… Но даже если так… Так же нельзя! Нужно по закону, а ему есть, чем оправдаться!

— Сам не будешь… Жить хочется. А как же тогда убиенная Оксана, которую ты так любил? — Привратник даже разочаровался, страсти кипели ровно до того момента, пока речь не зашла о выживании. Тут‑то и вспомнил помощник о собственной шкуре, забыв, зачем пришел. — К глупостям естественный отбор беспощаден, Евгений. Особенно сейчас, в наше время. Ну? Решился на что‑нибудь?

Ствол пистолета двигался в сторону Привратника. В глазах помощника был страх, он пугался собственной решительности, но выбрал мишень. И явно не себя самого.

— Тоже неплохо.

Короткая очередь из «гюрзы» отбросила молодого человека к дверям, кровь забрызгала стены и долетела до стола. Грицких опустил пистолет и не двигался с места. Не хватало еще улики затоптать! Нет теперь дактилоскопии, нет заключений экспертов–баллистиков, но по разлету красных капель опытные стрелки тут же определят и положение тела в момент смерти, и точку, из которой произведен выстрел. Вот и не стоило от нее удаляться. Никакая звукоизоляция не заглушит пистолета–автомата. Сейчас здесь соберутся люди, пусть увидят напуганного старика, который не может двинуться от слабости. Отдача действительно оказалась слишком сильна для ослабевшей руки. Но не до такой степени ослабевшей, чтобы не уложить жертву точным попаданием. Вот только локтевой сустав уже начинал ныть, и вряд ли это скоро пройдет. Главный все же привстал, вспомнив одну вещь, и заглянул через стол. Помощник распластался на полу, «Макаров» даже не вылетел из его руки. Удостоверившись, что у Евгения все‑таки не тридцать восьмой размер ботинок, а более или менее соответствующий отпечаткам следов Алексея, старик сел обратно на стул в ожидании, растирая разболевшийся от отдачи локоть. Ни к чему было тратить бронебойные патроны, но перезаряжать‑то некогда.