Ничей - Ольга Швецова

— Нет… Пап, я тебя хотел попросить… Юрий Борисович запретил, но ты же Привратник. Мне очень нужно выйти из бункера. Ненадолго. Я Оксане покажу… Что там наверху очень интересно. Она и не видела никогда по–настоящему…

— А ей это нужно? Девчонки не любят средства защиты — выглядит некрасиво. Ты свою Оксану в противогазе видал? Не боишься, что разлюбишь сразу?

— Не боюсь. Пап, ну так как? Можно?

— Как говорится, будем посмотреть. Дай время. Все‑таки указание Главного…

Лапин не понимал, почему вдруг Юрий Борисович запретил выходы сталкеров наружу. Странное решение, но Главный отличался здравым умом, возможно, затеял что‑то с командиром отряда Серяковым. О таких вещах должен знать Валерий, но и он терялся в догадках. Неудивительно для молодого и прямолинейного, который дальше завтрашнего дня и не заглядывает. Но уж сам‑то Лапин не первый год в Совете, знает, что просто так ничего не бывает. Хозяйственники не привыкли забивать себе голову посторонними вопросами, и своих дел хватает.

Ни разу в жизни ему не было так страшно, как сейчас. И никогда еще Валерий не знал такого позора… Дрожащие губы и — ужас — разочарованный взгляд Оксаны заставили опустить голову, он не мог даже снова посмотреть ей в глаза.

— Извини, я пробовал… Но это приказ Главного Привратника, наружу никого не пустят. Я отца попросил! Сделаю, что обещал. Обязательно! Только вот не знаю, когда.

Оксана не стремилась выходить наружу прямо завтра, там действительно было жутко холодно. Правда, именно такие зимние морозные рассветы самые красивые, по словам Валерки. Но не красота ей нужна, она готова и просто потренироваться надевать ОЗК в шлюзе, и даже сделать это занятие приятным для обоих. Его безмерное чувство вины искупало задержку исполнения планов. Так приятно было сознавать это: он готов сделать что угодно, ведь Лерик и постарался совершить невозможное, уговаривая Грицких отменить решение. Легче попробовать отжать герму собственными руками! И, учитывая силу молодого сталкера, в этом случае была хотя бы небольшая надежда на успех.

— Ничего, мы подождем, правда? — Оксана коснулась его щеки, чтобы Валерий перестал сосредоточенно пялиться в пол и посмотрел на нее. — Но не очень долго.

— Ксюша…

И он снова умолк, будто в ее имени должно было прозвучать всё невысказанное: и про любовь, и про непередаваемую словами нежность, отчего хотелось все время касаться девушки, брать за руку, обнимать покрепче. Не отходить от нее. Иначе приятное окрыляющее чувство ослабевало, а жить без этого было уже невозможно. Ни минуты.

Оксана и не ожидала продолжения, умением красиво говорить Лерик с детства не отличался. Рассказывал всегда что попало, бестолково, сбивчиво. Мальчишка! Но он умел слушать… Алексея никогда не интересовали ее слова. Внимательный к ее просьбам, он оставался глухим ко всему остальному, можно было просить хоть луну и получить почти равноценную замену, но вот запросто поговорить с ним… Болтать по–дружески Лёша мог только с Леной, разговаривать ни о чем, и Оксана никак не могла понять, в чем разница. Зато Лена не знала, как хорошо наконец‑то остаться с ним наедине, и им уже было не до разговоров. Лёша… Без любви ищущий хотя бы ласки, но не нашедший счастья. Не там его искал!

Однажды, внутренне сжимаясь от страха, Оксана задала ему вопрос, который давно мучил: ты любишь меня? Алексей не рассердился, не увильнул от ответа, только улыбнулся и притянул поближе. «Такое красивое тело, разве можно его не любить?» Его?! Оксана хотела, чтобы любили ее! Но не стоило рассчитывать на большее, к сожалению. Валерий так не ответит, скорее спросит сам, мучаясь неопределенностью, недоверчиво заглядывая в глаза… Безразлично. Пусть спрашивает. У него тоже сильное, красивое тело, приятное лицо и ямочка на подбородке. Нужно ли любить его за это? Можно ли? В его объятиях не опаляло огнем, но было очень тепло. Оксана запустила руки под его куртку, нащупав пальцами крепкую спину и чуть влажную майку. Хороший мальчик…

Глава 9

ЗИМНИЙ РАССВЕТ

Евгений не мог осознать… Нет, не того прискорбного факта, что жив Колмогоров. А того, что об этом знает Оксана, что она настолько рада его возвращению из мертвых. У них снова что‑то было! Он мог закрыть глаза на Валерку — это не конкурент, а просто ее развлечение. Алексей — совсем другое дело. Пропадала всякая надежда.

И еще информация. Главный утаивал что‑то посерьезнее, чем чересчур живой труп бывшего Привратника. Иначе об этом знали бы и остальные, но, похоже, Совет не был посвящен в эти дела. Может быть, следовало его посвятить? Какую выгоду это принесло бы самому Евгению? Никакой. Да и думать о выгоде для себя он не в состоянии: мысль об Оксане выжгла все внутри, парализовала обычную рассудительность. А просто тупо пойти и настучать Совету было неприемлемо. Нужно или разузнать что‑то еще, или вообще пока не думать об этом. Только вот девушка… Что происходит? Правда ли то, что она виделась с Алексеем? Потому что, если это так… Евгений чувствовал себя больным, даже не находил в себе сил, чтобы встать, одеться и дойти до кабинета Главного. И вместо трезвых идей, как раз и навсегда убрать с пути Колмогорова, появилась лишь бесполезная злость, отнимавшая последнюю волю. Ночь закончилась, а он так ничего и не придумал.

Анатолий Лапин помалкивал в темноте, прислушиваясь к тихим шлепкам босых ног по полу, сын переступал осторожно, как настоящий сталкер в лесу. Дождался шороха одежды, и после того, как Валерий с уже не скрываемым счастливым вздохом рухнул на кровать, Привратник включил свет.

— Лерик, подъем.

— Уже?!

— Шляться надо меньше… И не говори мне, что спишь тут с вечера, может, мать тебе и поверит, а я уже давно дожидаюсь. На часы смотрел?

— А что? — сын жмурился от света, и вид у него был действительно такой, будто за одну секунду успел провалиться в сон. Смолоду такое еще возможно, да и нагулялся, похоже, как следует. — Я же тут недалеко…

— Рассвет скоро. Ты своей Оксане не его разве хотел показать? — только что сброшенные джинсы снова оказались у сына в руках, он быстро натягивал их, поглядывая на дверь. — Беги обратно, Ксюше скажи, чтобы оделась потеплее. И сам не вздумай в одной майке на мороз выскочить! Не выпущу, Привратник я или нет?

— Да, пап!

Спорить с Лапиным охранники побаивались, ведь получать боеприпасы приходилось именно у него, и никому не хотелось унижаться, выпрашивая положенное, или ждать часами под дверью оружейки. Поэтому и отошли в сторонку, когда Привратник взялся за приводной механизм двери.

— Лерик, только ненадолго, — отец взял у него «Калашников», проверил патроны, уверенно защелкнув магазин, и покрепче затянул шнурки капюшона ОЗК. Промолчал под умоляющим взглядом Валерия, хоть и очень хотелось напутствовать сына не столь сдержанно и официально. Вместо этого сказал: — Девушку береги, смотри за двоих, ты за нее отвечаешь.

Двери закрылись, оставляя молодых людей в темном шлюзе. Привратник заглянул в оптический прибор: поляну перед входом было хорошо видно, снег сверкал на утреннем солнце. Ксюша едва вытаскивала из снега ноги в тяжелых бахилах. Валерий осматривался из‑под ладони, привыкая к яркому свету. Лапин отвернулся, зная, что сын сейчас все равно пропадет из зоны видимости, отправившись на небольшую экскурсию по окрестностям.

— Где четвертый охранник? — один успел куда‑то исчезнуть, остальные недоуменно переглянулись.

— Отошел… Мало ли куда.

Привратник уже забыл об этом, на ходу улыбаясь своим воспоминаниям, — когда‑то и он мог с удовольствием рассматривать хоть рассвет, хоть закат, хоть вообще таращить глаза в полную темноту, лишь бы рядом была девушка по имени Елизавета.

Настойчивый стук помешал спокойно умыться, Грицких наспех вытер лицо вместе с мыльной пеной и очень удивился, что его потревожил не помощник, а простой охранник из дежурной смены.

— Юрий Борисович, я решил, что вы должны знать: снаружи находятся двое, сталкер и Ксюша Тарасова.

Какой именно сталкер, Грицких даже уточнять не пришлось… Другому отец дверь не откроет и наружу не выпустит, презирая все запреты.

— Спасибо за информацию, вы свободны.

Рация в комнате на нижнем уровне была просто мертвым куском пластмассы, испробовав ее во всех углах, Главный Привратник вышел в коридор. Его встретила толпа, бункер уже просыпался, шумел, лестница гудела под ногами многочисленных людей, поднимающихся на верхние этажи. Грицких, сухо отвечая на приветствия, направился за ними, обернув рацию полотенцем. В шлюз сейчас не попасть, разве что попробовать снаружи докричаться до глупых юнцов, чтобы возвращались немедленно! В дальнем конце коридора из полотенца начали доноситься потрескивания, рация обеспечила какой‑то слабый прием. Но кругом было столько народу, что совершенно невозможно разговаривать. Пришлось выжидать, осознавая, что время бездарно уходит!