Династические войны Средневековья - Дмитрий Александрович Боровков

варягов для борьбы за независимость Новгорода от Киева, выступил против нового киевского князя и в битве на Днепре (вероятно, осенью 1015 г.) одержал победу. В результате киевский престол перешел к нему.

Тем временем из темницы удалось бежать Святополку, который отправился не мешкая к своему тестю, рассчитывая с его помощью захватить власть в Киеве, принадлежавшую ему по праву старшего в роду. Пока он собирался с силами, Борис, опираясь на поддержку печенегов, попытался вернуть утраченную власть. Но киевляне, возглавляемые Ярославом и поддержанные довольно большим отрядом наемников, дали ему отпор. Во время обороны Киева Ярослав получил ранение, сделавшее его калекой. Это столкновение, очевидно, завершило 1016 г. В следующем году новая попытка Бориса вернуть Киев закончилась для князя-неудачника трагически – 24 июля 1017 г. его убили варяги, посланные Ярославом. На какое-то время на Руси воцаряется мир… Хотя мир ли? Не будем забывать, что приблизительно в это же время были убиты Глеб и Святослав Владимировичи.

Летом 1018 г. на Русь обрушились польско-немецкие отряды. Во главе их шли Болеслав Храбрый и законный наследник киевского престола Святополк. Ярослав позорно бежал в Новгород, бросив в Киеве мать и восемь своих сестер. Среди них – Предслава, к которой в 1014 г. неудачно сватался Болеслав. Остается только посочувствовать несчастной – участь ее была ужасна. Впрочем, ее судьба, видимо, мало занимала брата. Он попытался бежать из Новгорода в Швецию, к тестю. Но решительно настроенные новгородцы, возглавляемые посадником, двоюродным дядькой Ярослава Константином (Коснятином) Добрыничем, разбили княжеские ладьи и заставили Ярослава возглавить поход против Святополка.

Тем временем 14 августа 1018 г. Святополк торжественно вступил в Киев. Причем киевляне встретили его достаточно доброжелательно. Через месяц-другой польские отряды покинули русскую столицу. Во всяком случае, Титмар успел сделать запись о возвращении Болеслава в Польшу (напомню, что мерзебургский епископ умер в декабре того же 1018 г.). Через три месяца после победного вступления в Киев дружина Святополка сошлась на поле боя с полком Ярослава. Сражение произошло у Любеча приблизительно в декабре 1016 г. Победу одержал Ярослав. Судя по всему, Святополку удалось скрыться с поля брани, но это не спасло его от мести Ярослава…»[462]

Подобные гипотетические реконструкции на удивление быстро превратились в полноценные исторические факты, которые позволили некоторым из исследователей утверждать примерно следующее: «Как выясняется сегодня путем довольно сложных сопоставлений и сравнений древнерусских источников с иностранными (сагами, хрониками и т. д.), Святополк Окаянный не убивал ни Бориса, ни Глеба, а совершил это убийство (по крайней мере, Бориса) сам Ярослав Мудрый». Особо отмечается тот факт, что «подобное изучение исторического прошлого чрезвычайно полезно, но необходимо помнить, что для людей русского Средневековья, воспитанных на христианских идеях сказаний, которые традиционно описывали трагедию князей-“страстотерпцев”, убийство совершил именно Святополк, и притом князья Борис и Глеб вели себя так, как и описано в сказаниях. То, чего не было в “действительности”, как раз было “на самом деле”. Более того, на идеальных примерах князей, погибших, но не совершивших греха клятвопреступления, оставшихся по-христиански верными, воспитывались поколения князей всего русского Средневековья…» (А.Л. Юрганов)[463].

Следует отметить, что авторы всех вышеперечисленных точек зрения в своих рассуждениях просто отдают приоритет одной литературной традиции над другой, нисколько не задумываясь о том, насколько субъективным может быть в каждой из них отражение реальных событий. Поэтому не приходится удивляться тому, что предположение, высказанное Н.Н. Ильиным, в последнее время все чаще воспринимается как аксиома, хотя тождество «конунга Бурицлава» из «Пряди об Эймунде» с князем Борисом русских летописей представляется и возможным, и спорным как с фактической, так и с антропонимической точки зрения. Например, А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский полагают: «Если допустить вслед за целым рядом исследователей, что под именем Бурицлав (Burizlafr) скрывается Борис Владимирович, то оказывается, что скандинавы сообщают элементом -слав даже те княжеские антропонимы, которые на русской почве изначально его не содержат»[464]. Тем не менее автор одной из последних работ на эту тему С.М. Михеев склоняется к отождествлению Бурицлава именно с Борисом, утверждая, будто Бурицлав-Борис был убит варяжскими наемниками Ярослава, выступая в качестве союзника Святополка I в борьбе за Киев, а предание о его гибели, сложившееся в дружинной среде, позднее отразилось как в древнерусской, так и в скандинавской традиции[465]. Но и предложенное им антропонимическое отождествление было подвергнуто сомнению[466], поэтому можно сказать, что антропонимический подход к проблеме не дает надежных критериев решения проблемы.

Часть историков по-прежнему видит в «конунге Бурицлаве» либо фигуру Святополка I[467], либо собирательный образ. «Отождествление Бурицлейва со Святополком не требует никакого насилия над текстами саг или летописей. Чтобы превратить его в Бориса, приходится полностью менять порядок известий. Любечская битва, описанная в Древнейшем своде и в «Пряди» первой, перемещается из 1016 г. в 1019 г., а убийство Бориса – в 1017 г.», – считает Н.И. Милютенко. Вместе с тем, со ссылкой на европейскую средневековую традицию она подчеркивает, что для почитателей Бориса и Глеба не имело принципиального значения, кто именно из старших братьев приказал их убить[468]. Н.И. Милютенко принадлежит попытка альтернативной реконструкции событий 1015 г. с использованием «избыточной информации» из «Польской истории» Яна Длугоша, в которой, как писал еще М.Н. Тихомиров, «особый интерес представляет рассказ о смерти Владимира и распре между его сыновьями, так как сведения об этих событиях даны им в редакциях, неизвестных по русским источникам»[469]. Рассказывая о разделе княжений между сыновьями Владимира, Длугош отмечает, что за тремя младшими сыновьями «а именно Станиславом, Позвиздом и Судиславом, он закрепил Киевское и Берестовское княжества, которые должны были перейти к ним только после его смерти. Ярослав же, один из сыновей, которому был выделен Ростов, тяготясь тем, что он отлучен от Киевского княжества, которого домогался, со своими племенами и другими, которых нанял за деньги, хитростью подступает к Киеву и, поскольку [все] верили, что он пришел с миром, занимает крепость и овладевает отцовской казной. Отец, Владимир, очень горько переживая это, собирает войска из всех княжеств, которые разделил среди сыновей, намереваясь вступить в битву с Ярославом. Ярослав, узнав об этом, посылает [послов] и нанимает печенегов и варягов, чтобы противостоять отцу.

Между тем отец, князь Владимир, в горе из-за того, что сын Ярослав поднял враждебный мятеж, тяжело заболевает и, поставив во главе войска сына Бориса, посылает против Ярослава, [а] сам от усилившейся болезни немного времени спустя умирает в крепости Берестове и, доставленный в Киев, погребается под мраморной плитой в церкви Святой Девы, которую сам при жизни построил. Множество русских стеклось, чтобы почтить его погребение, громко плача над