Во власти греха - Мэри Влад

не просят? А если и правда предаст? У меня, возможно, рука не поднимется засадить её за решётку. А вот Томас сделает это без раздумий. Поэтому запись хранится у него. Томас всё сделает за меня, если до этого дойдёт. И я не стану его останавливать. Само собой, я соврал Бастеру. Я не собираюсь инсценировать свою смерть. И я не оставлю Валэри гнить за решёткой. Я вытащу её оттуда и снова стану в её глазах спасителем.

По дороге в замок мы не произносим ни слова. Валэри сидит, уставившись в окно, и теребит ткань платья. Нехороший знак. Как только прибываем на место, я сообщаю ей о своих намерениях, и она кивает. Говорит, что ей нужно принять душ и подготовиться.

Горничная провожает Валэри в её новую комнату, а я меряю шагами кабинет, не имея возможности успокоить мысли. Может, Бастер прав, и я не в порядке? Конечно, он прав. Все мы по-своему не в порядке. Кто-то больше, кто-то меньше. Человек не считается сумасшедшим, только если его убеждения и поведение не противоречат нормам, признанным той системой, в которой он обитает. Например, государством, компанией, семьёй, культурой или субкультурой. Малейшее отклонение от курса – и тебя сочтут психически нездоровым.

Разумеется, многие считают меня ненормальным. Я придерживаюсь своего курса, не сверяясь с шаблонным мышлением системы. Всё значимое в этом мире было создано либо гениями, либо психами. Что в принципе одно и то же.

Мне плевать на мнение общественности. Но кем меня теперь считает Валэри? Что-то её долго нет. Ждать больше не представляется возможным, я выхожу в коридор и быстро преодолеваю расстояние до её спальни. В груди неприятно сжимается, когда я распахиваю дверь.

Где-то я слышал, что мы ожидаем худшего, потому что боимся надеяться. Я боялся её отказа и до сих пор боюсь. Мне страшно от мысли, что эта женщина может навсегда исчезнуть из моей жизни. Для Валэри это будет наилучший вариант, что уж врать. Но не для меня. Если Валэри уйдёт, моя жизнь превратится в ад. И я не уверен, что в попытках вернуть Валэри не сожгу жизнь моей сладкой девочки дотла. Валэри права: я не умею любить бескорыстно. Я эгоист. И даже любовь к ней не смогла этого изменить.

В спальне её нет, а в ванной комнате всё ещё льётся вода. Захожу туда и останавливаюсь на пороге, опуская руки в прямом и переносном смыслах. Валэри сидит на полу душевой кабины прямо в вечернем платье. Она держалась весь вечер, улыбалась, и вот её прорвало. Из-за меня. Снова.

Удивительно… Я чувствую её боль как свою собственную. То, что началось с желания перепихнуться, переросло в огромное чувство, поглотившее меня целиком. Я думал, что в принципе неспособен испытывать любовь. Любую любовь, пусть и нездоровую. Как же я ошибался. Зато теперь точно знаю, что я не психопат и не социопат. Мне не чужд весь спектр человеческих эмоций. Было время, когда я сомневался. Теперь – нет. Я просто не хороший. А есть ли вообще хорошие люди? Я таких не знаю. Каждый что-то скрывает, каждый человек действует из эгоистичных побуждений, каждый хочет ощутить своё превосходство над другими. Даже те, кто дарит помощь и добро, делают это, чтобы почувствовать себя лучше или обрести власть.

Мы, люди, так устроены. Против природы не попрёшь. Можно усовершенствовать тело и мозг, подкорректировать мысли, разум, сознание. Но суть, наша человеческая суть, останется неизменной. Все мы хотим лучшего для себя и своих близких. Если для этого нужно пройти по головам, мы пройдём.

Валэри это знает. Знает, но всё ещё цепляется за иллюзорную надежду, что люди могут быть бескорыстными, честными, хорошими. Безусловно, добрые и отзывчивые люди есть. Но в них тоже плещется капля дёгтя. Никто не может остаться кристально чистым в этом насквозь прогнившем мире. Такая утопия возможна лишь в том случае, если новорождённых будут отсылать в место, где нет людей с их греховным опытом. Ведь каждый ребёнок впитывает всё как губка. И та среда, в которой он растёт, наполняет его собой.

Я не раздеваюсь, не выключаю воду, просто захожу под душ, сажусь рядом с Валэри и притягиваю её к себе.

– Всё будет хорошо, Валэри. Ты мне веришь?

– Верю, – отвечает она глухим голосом.

Правильно, сладкая. Верь мне. Верь. Потому что вера – самый сильный мотиватор. Самое страшное оружие. Самый мощный инструмент. Вера слепа. Она не имеет ничего общего с любовью. А ты люби меня. И верь. Открой мне сердце и закрой глаза на моё лицемерие. Врал ли я тебе? Врал ли я себе? Разве нужно отвечать? Гораздо проще заставить совесть замолчать, гораздо проще врать другим, глядя им в глаза, когда сам веришь в свою ложь.

Со мной никогда не будет безопасно, это я тебе говорил, но ты не знаешь, что я сам – воплощение опасности для тебя. Я сам создавал ситуации, в которых ты страдала. И страдал я. Мне хотелось понять, сколько ты можешь выдержать. Мне хотелось понять, сколько могу выдержать я. Хотелось узнать, где мой предел, а где твой. Всё наше с тобой взаимодействие – это мой эксперимент. Ты открыла во мне что-то новое, с тобой я познавал в себе новые грани, и мне было интересно узнать, насколько я нормальный. Но разве станет нормальный человек осознанно подвергать страданиям себя и близкого? Мы с тобой любим боль, Валэри. Но испытывать только боль физическую мне приелось, и я решил попробовать кое-что более изощрённое.

Эмоциональная боль бьёт больнее. Чистый садо-мазохистский кайф. Я разделил его с тобой, моя сладкая. Теперь мы единое целое. И моли Бога, чтобы мне не захотелось попробовать что-то ещё. Я могу сделать нашу с тобой жизнь адом, а могу привести нас в рай. Да, я помешан на тебе, ты можешь мной управлять, но это не значит, что я отдам тебе бразды правления. Вот она – правда. Вот о чём я врал тебе. И себе. Ты не будешь в безопасности рядом со мной. Я не изменюсь, Валэри. Никогда. И я не отпущу тебя, не смогу. Я уже пытался и провалил все попытки. Ты нужна мне больше, чем я тебе. Но я заставил тебя верить в обратное. На самом деле, я никогда не обрывал нашу