Голод. Одержимые - Любовь Попова

из армии, как пробка из женской задницы. Ой, простите, дамы. И не ржи, Илий! Тебя это тоже касается!

Он тычет пальцем в другого военного, который судя по голосу и нес меня из здания. Все-таки хорошо, что оно было одноэтажное.

— Тогда просто отлично, что мы не под твоим началом, — говорит спаситель. — Ты же знаешь, что я через два месяца в увольнение. Навсегда.

Они ещё долго обсуждали произошедшее. Ругались, иногда смеялись. Но по итогу замолчали. И Макар снова возвращает пробирающий до нутра взгляд ко мне. Безумный, дикий, одержимый. Он словно впитывает мой образ, словно хочет сожрать. И судя по ощущениям я была бы не против. Потому что такой Макар, импульсивный, жесткий, сводящий с ума и будоражащий сознание. Впервые за долгое-долгое время я чувствую себя женщиной, и я хочу своего мужчину. Хочу хотя бы на время забыть все, что у нас было. Проблемы, скандалы, изнасилование.

Хотела бы ощутить его жесткое погружение в себя, его власть, боль с удовольствием, что может подарить только он. А может быть это попытка ощутить себя живой, перед близостью смерти.

И как бы это не выглядело, но перед сном, когда уже в казарме, куда мы приехали, потух свет, я беззвучно подошла к спальному мешку Макара и попросила пойти со мной.

Глава 52. Василиса

Макар жёстко перехватывает мою руку, заставляет обернуться, и внимательно вглядывается в глаза. И я понимаю, о чем он хочет сказать. Ещё не время. Мы не говорили. Между нами столько всего, что заниматься сейчас сексом, как минимум, странно. Но разве мы когда-нибудь были нормальными? Разве могло между нами быть все просто?

— Вася, — угрожающе произносит он мое имя, и меня накрывает мощным потоком нового желания. Так мое имя умеет говорить только он. С пошлой хрипотцой, словно мы каждый раз возвращаемся на несколько месяцев назад, где его любимым обращением было «сучка развратная»

Но я стою на своем. Руку не отпускаю и умоляюще шепчу:

— Макар, ну мне это нужно сейчас. Хоть на пол шишечки, — говорю то, чем так часто соблазнял меня он. И вижу в глазах искорки смеха. Но и они быстро гаснут.

— Не нужно. У тебя стресс и тебе нужно отдохнуть. Мы потом поговорим…

— Да, — уже раздражённо рявкаю я шепотом. — У меня стресс. Я потеряла ребенка. Меня изнасиловал любимый. И мой отпуск пошел по п*зде, потому что кому-то в Москве очень хочется от меня избавиться. Я не занималась нормальным сексом больше полугода. Меня били плетью, а потом чуть не застрелили! У меня стресс! Депрессия! И чтобы не заглушать его алкоголем, сигаретами или таблетками мне нужен секс.

— Вася, — хмурится Макар, но я уже на грани истерики.

— Качественный, жесткий трах. Но если у тебя все ещё проблемы с потенцией, я схожу к Илию. Кажется, я ему приглянулась, — шиплю ему в лицо, злю и хочу, чтобы он проявил эмоции, а не стоял бревном.

Но, кажется, я ошибаюсь. Он просто молчит. А мне вот что прикажешь делать? Как еще ему сказать, что для меня жизненно необходимо ощутить себя живой именно с ним.

Уже хочу развернуться чтобы уйти, чтобы залить боль обиды слезами, что уже комком собираются в горле.

Но шею грубо накрывают горячие пальцы. Макар разворачивает меня к себе, припечатывает лбом лоб и рычит:

— Хрена с два. Я не для того вырвал тебя из ада, чтобы отдать солдафону.

Радуюсь, что мои слова подействовали. Судя по бугру между ног, с его потенцией полный порядок, а главное, что у меня есть возможность снова пошутить.

— Разве ты не был точно таким же солдафоном?

— Я был лучшим из лучших.

Я залихватски улыбаюсь и запрыгиваю к нему на бедра, хватаю шею, царапаю. И тут же шумно и счастливо выдыхаю, чувствую на заднице такие привычно жесткие руки.

— Тогда докажи мне это.

Макар несёт меня подальше от спящих, почти впихивает в ближайшую дверь ванной, но тут же выругивается.

— Что? — не понимаю, уже схожу с ума от острого как плеть желания. И мне кажется меня снова ею бьют, только направляя удар прямо в мозг.

Макар кивает назад, и я поворачиваю голову и ахаю.

Душ, оказывается, занят. Запотевшую кабину заняли аж три человека. Так и хочется спеть песню: «Это коммунальная» … И у меня просто отваливается челюсть, когда я вижу, что Захар с Ренатом делают с бедной девочкой. Что-то невообразимо пошлое и грязное.

Насаживают на два члена и совершенно не замечают сквозняка, который мы внезапно создали, застывшие перед этим возбуждающим зрелищем.

Макар усмехается, качает головой и, прикрыв двери, выходит, так и не спустив меня с рук.

— Похоже стресс не у одной тебя.

— Ты знал о них? — прижимаюсь ближе, думая, кстати, что никогда не фантазировала о групповом сексе.

— Они и не скрывают.

Макар относит меня в кладовую и сажает на полочку, я играю пальчиками с его острым, плоским соском и задаю вопрос:

— А ты бы хотел… ну…

— Я сегодня убил человека, который просто подумал о возможности тебя трахнуть, и Илию грозит то же…

Закрываю твердую линию рта поцелуем и мягко улыбаюсь.

— Не надо никого убивать, ведь мне нужен только ты, — раздвигаю ноги шире, чтобы Макаку было удобнее втиснуться.

— Уверена? — спрашивает он уже о совершенно не романтичных вещах, берясь за полоску штанин. — Я рассчитывал начать все сначала, и заняться сексом как минимум через месяц.

— Хи… — не могу сдержать смешок. Как он уже все спланировал. — Всегда знала, что ты очень стойкий.

От моего шепота в ухо и ласки языком он дважды вздрагивает и стремительно сдергивает с меня штаны и трусы. А я тем временем продолжаю вести влажную дорожку от уха к губам и вдруг встречаюсь с шершавым кончиком.

— Сделаем все, как ты скажешь, — забираюсь я под майку и с восторгом щупаю его гранитный пресс. — Но завтра, а сегодня снимем стресс.