Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо

«Наверное, это должно было случиться именно так», — думал он.

Ее открытость и искренность не требовали от него каких-то игр и ухаживаний. Нужно было просто ответить на ее порыв, взять телефон и отправить короткое сообщение. В ответ на ее «приходи» написать: «Хорошо, приду».

В тот момент, когда она спала, прижавшись к нему, он был почти счастлив. За долгие годы Хулио ни разу не был так близок к этому состоянию, но в глубине души прекрасно понимал, что и такого вот «почти счастья» ему очень скоро станет мало. Он слышал, как сонные мысли Инес под покровом ночной темноты метались по закоулкам лабиринтов ее подсознания. В этом эксперименте Омедас был ученым, а она — подопытной мышью. Именно ему, но не ей были заранее известны все схемы и планы лабиринтов, ведущих к ее сердцу.

Тяжело, очень непросто разрывать то, что связывает тебя с прошлым. Особенно трудно это дается, когда оно еще не закончилось. Былые времена Хулио Омедаса представляли собой так и не дочитанную книгу. Он не раз и не два спрашивал себя, удастся ли ему когда-нибудь перевернуть последнюю страницу и захлопнуть наконец эту прекрасную, но губительную сказку о его же собственном прошлом. Шли годы, в жизни Хулио появлялись новые женщины, но все они вели его сердце обратно к Кораль, оказывались лишь ее бледным подобием. Только Инес, мирно спавшая сейчас рядом с ним после ночи любви, уводила его прочь, оказавшись полной ее противоположностью.

«Что же мне нужно? — спрашивал себя Хулио, пытаясь разглядеть в темноте эту странную комнату со стеллажами, забитыми какими-то экзотическими шляпами и сувенирами, которые Инес, вечная путешественница и искательница приключений, привозила из бесчисленных поездок по всему миру. — Эта женщина подарила мне себя, свою прекрасную близость, дивное тело, сладкие поцелуи. Она полюбила меня открыто, не пряча своего чувства. Такое приходит всерьез, по-настоящему, но я… Почему же я не могу просто забыть обо всем и радоваться тому, что у меня есть, такому вот подарку судьбы? Что мешает мне быть счастливым там, где я есть, и не пытаться перенестись туда, где меня нет и быть не может?»

Он смотрел на Инес, но его взгляд был устремлен туда, где находилась другая женщина, которую звали Кораль Арсе. Хулио хотел думать об Инес Вильяр, но мысли уносили его прочь, туда, где, как ему хотелось верить, ждала Кораль. Он спал с Инес, но ему снилась Кораль. По иронии судьбы он, практикующий психолог и преподаватель, не смог взять себя в руки и обуздать собственные навязчивые мысли.

К Кораль его неумолимо тянул и Николас. Порой Хулио спрашивал себя, не является ли этот мальчишка чем-то большим, чем просто хорошим предлогом увидеться с его матерью. Омедас гнал эту мысль, с подозрительной настойчивостью убеждал себя в том, что это не так. А ведь при всем том ему еще требовалось работать врачом-психологом не только для Нико, но и, пожалуй, для всей этой семьи. Хулио стал всерьез задумываться над тем, что, вполне возможно, не имеет на это никакого морального права. Как-то раз он даже записал в своем блокноте: «Чего я хочу на самом деле: объединить эту семью или, наоборот, разбить ее? Друг я Карлосу или нет?» Чуть позже Омедас старательно зачеркнул эту запись.

Он попытался мысленно проанализировать ситуацию, в которой оказался. Сестра была права. Инес полностью ему подходила. У него появилась прекрасная возможность наладить свою личную жизнь, связать себя хотя бы на сколько-нибудь продолжительное время с женщиной, которая явно испытывала к нему самые светлые, искренние и чистые чувства.

«Наконец после двух лет знакомства мы вместе сделали важный шаг, а я при этом продолжаю задумываться. Не придется ли мне об этом в скором времени пожалеть, не раскаюсь ли я в том, что сотворил? Да, Инес не требует от меня каких-то обязательств. Проблема заключается в моих личных представлениях о будущем, в том, что я сам не понимаю, чего хочу в этой жизни.

Люблю ли я ее или она для меня лишь временное убежище, тихая гавань в штормовом море? Что мне от нее нужно? От чего я бегу? От какой опасности хочу скрыться в этом тихом, уютном уголке?»

Хулио припарковал машину в самом конце улицы. С тех пор как он в последний раз побывал в этом доме, прошло пять дней. Именно тогда Николас испортил собственный день рождения, издевательски избавился от подарка отца и по неосторожности чуть было не покалечил собственную мать. Семейная ссора, последовавшая за этим, еще больше накалила обстановку. Несмотря на все это, Хулио Омедас не был намерен сколько-нибудь корректировать выбранную им терапевтическую тактику.

Он собирался и дальше возить Николаса в шахматный клуб. Там мальчишка явно отдыхал и отводил душу, играя партии в быстрые шахматы одну за другой. Ему было полезно вырываться время от времени из Ла Моралехи и общаться с ровесниками, так же, как и он сам, увлеченными игрой в шахматы. Это были нормальные, самые обыкновенные дети, отличавшиеся от других лишь тем, что предпочитали шахматы видеофильмам и компьютерным играм. Хулио не терял надежды на то, что рано или поздно Нико все-таки с кем-нибудь подружится.

Гравий похрустывал под его подошвами. Хулио почувствовал знакомый запах глициний, очнулся и огляделся по сторонам. Да, вот она, уже совсем рядом. «Римская вилла», особняк, почти по самую крышу обвитый цветущими бугенвиллеями и глициниями, если не по внешнему виду, то уж по внутреннему содержанию точно напоминал римскую виллу.

Проходя мимо мусорных контейнеров, стоявших у края тротуара, Хулио обратил внимание на холст на подрамнике, засунутый в щель между ними. Понимая, что никто, кроме обитателей этого дома, не стал бы выносить мусор сюда, именно к этим контейнерам, он заинтересовался, что же за картину Кораль и Карлос решили выбросить на помойку.

Омедас вернулся к контейнерам, вытащил подрамник из мусора и повернул его лицевой стороной к себе. Буйство красок, огненные сполохи на черном фоне — все это резануло ему глаза. От холста в нос ударил свежий запах масляных красок. В нижнем углу, куда Хулио привычно бросил взгляд, была едва заметна крохотная подпись: «Кораль Арсе».

«Интересно, почему это произведение искусства оказалось здесь, на помойке?» — задумался Хулио и растерянно огляделся по сторонам, словно ожидая увидеть где-нибудь неподалеку Кораль, только что поставившую картину между мусорными контейнерами.

Ничего не понимая, Омедас аккуратно, чтобы не испачкаться свежей краской, взял холст и понес его к дому. На звонок к калитке вышла Арасели. Она, как всегда, приветливо и вежливо поздоровалась, а потом сообщила, что сеньора сейчас в саду — подстригает розовые кусты.

Яркое солнце било в спину Хулио и делало его невидимым для Кораль. Она действительно сосредоточенно подстригала розы, причем делала это с весьма печальным выражением лица. Женщина словно была уверена, что ради своих представлений о прекрасном вынуждена терзать эти нежные растения, доставлять им боль и страдания.

Наконец она заметила, что кто-то стоит перед ней, приложила руку к глазам, как козырек, отвлеклась от роз и посмотрела на Хулио.

— Я тут у вас на помойке настоящее сокровище нашел, — объявил он и радостно улыбнулся.

Хорошее настроение Хулио порадовало Кораль, но все ее положительные эмоции тотчас испарились, как только она увидела свою картину. Меньше всего на свете матери семейства хотелось, чтобы этот вот психолог профессионально проанализировал ее мазню и понял, как тяжело далась ей та ночь после неудавшегося праздника.

— Зачем ты ее сюда приволок? — сурово спросила она.

Такая резкая негативная реакция Кораль изрядно удивила Омедаса.

— Выбрасывать произведение искусства на помойку — уголовно наказуемое преступление.

— Видеть ее не хочу, — заявила Кораль и занесла над холстом садовые ножницы, будто собиралась изрезать картину в клочья.

Хулио даже пришлось отступить на шаг, чтобы не дать ей возможности реализовать свою угрозу. При этом он отметил, как идет Кораль неформальная домашняя одежда — сильно потертые джинсы и старая футболка, эффектно обтягивающая грудь.

— Не доводи до греха. Отнеси ее немедленно обратно на помойку, — потребовала Кораль.

— Именем закона объявляю эту картину конфискованной.

Щурясь от яркого солнечного света, бьющего в ее зеленые глаза, Кораль взмолилась:

— Прошу тебя, убери ее куда-нибудь. Мне больно даже смотреть на эту мазню.

— Я вполне готов поверить, что ты не желаешь, чтобы этим шедевром любовались многие поколения потомков, но прошу разрешения, чтобы он хоть некоторое время порадовал одного человека. Пусть повисит у меня в гостиной.

— Какой же ты упрямый! — воскликнула Кораль. — Ладно, забирай ее себе, если тебе так хочется.

— Я наконец-то почувствую себя счастливым, — весело улыбнулся Хулио. — Ладно, теперь к делу. Нико дома?