Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

Дессембра произнесла, не оборачиваясь:

— Капитан принесёт эту жертву ради своего отца, хочет он того или нет. Генерал Курдхайм — важный человек. Его выживание критично для нашей победы в секторе. А его сын, наоборот, расходный материал. Рассудите логически, сержант, и вы поймёте, что это вполне подходящее обоснование.

Густая жидкость продолжала вытекать из тела Курдхайма, скатываясь по прозрачным трубкам в гудящую машину. Что-то забило одну из трубок, и сестра Уралис подошла поправить. Когда она это сделала, капитан взвыл в мучениях.

Лицо Вульфе исказила жалость и гнев. Это было уже слишком. Он навёл ствол лазпистолета прямо в голову капитану и сказал:

— Я могу избавить вас от страданий, сэр. Только скажите! Прикажите!

Во мгновение ока Дессембра оказалась между пистолетом и парализованным офицером, закрывая того от выстрела Вульфе.

— Костный мозг должен быть взят из живого тела, — сказала она, уставившись на Вульфе глаза в глаза. — Ты хочешь дать ему упокоение, сержант? Ты правда хочешь прервать операцию раньше времени? Подумай. Ты ставишь на кон жизни своего экипажа. Ты видел бумаги. Если мы не успеем обратно в Банфри, прежде чем упадёт первый камень, мы умрём. Если мы вернёмся без костного мозга, мы умрём. И если ты вернёшься без меня, я обещаю — тебя будет ждать Комиссариат. И ты умрёшь.

Рука Вульфе задрожала. Ему не терпелось убить эту женщину. Как могло это чудовище заявлять, что служит добродетели Золотого Трона? Давай, подстёгивала его совесть. Убей её. Закончи мучения человека и покарай эту страшную женщину за жизни, которых она уже стоила «Пострелам» Госсефрида.

Но Вульфе понимал, что не может обречь на смерть свой экипаж. Убить Дессембру означало убить их всех. Дессембра, наблюдая как на его лице проявляется осознание, поняла, что тот смирился. И с раздражающей усмешкой приказала:

— Покиньте помещение сейчас же, сержант. Мы скоро закончим. Держите машины готовыми отправиться по моему сигналу.

Ненавидя себя, Вульфе сунул пистолет в кобуру и вышел из комнаты. Неуклюже взбираясь по каменным ступеням, он пытался отрешиться от криков капитана, но это было непросто. Молодой человек выкрикивал имя Вульфе снова и снова, проклиная его до самых тёмных уголков варпа.

Вульфе вышел из церкви и увидел, что солнце уже садится за горизонт на западе. Небо наполнило жидкое сияние, раскрасившее разорённый город в оттенки красноватого золота. Перед «Прощальной молитвой» на коленях стояло несколько десятков людей с заложенными за голову руками. Зиглер держал их на прицеле турельного тяжёлого стаббера.

Вульфе взобрался на танк, встал на опалубку двигателя прямо за башней и спросил:

— Что здесь происходит?

— Местные, сэр, — ответил Зиглер. — Они пришли сами, пока вы были внутри. Размахивали белыми флагами, они. Пришли просить помощи.

— После нападения на церковь?

— Они сказали, что ничего не могли сделать с бунтарями, сэр. Были заняты защитой своих домов.

Темнокожий мужчина, стоявший на коленях впереди группы, глазевшей на Вульфе, заметил серебряные звёздочки у него на лацканах и спросил:

— Простите меня, сэр, не вы ли здесь старший офицер?

Мужчина был средних лет, мускулистый и носил форму городского блюстителя.

«Силы правопорядка, — подумал Вульфе. — Где ты был во время мятежа?»

— Я не офицер, — ответил он, — но я здесь в некотором роде старший.

— Тогда разрешите нам подняться? — попросил блюститель. — Среди нас старики. Мы пришли не угрожать вам или вашим солдатам.

Не понижая голоса, Вульфе приказал:

— Держи их на прицеле, Зиглер, — затем толпе: — Вставайте, если хотите.

Люди медленно начали подниматься на ноги. Некоторые не могли встать самостоятельно. Блюститель подошёл на шаг ближе к танку и сказал:

— Корабли сегодня пересекают небо в гораздо больших количествах, чем обычно. Кое-кто из торговцев сбежал на запад, твердя об эвакуации, и мы все слышали об астероидах и надвигающемся конце. Мы решили, что… Вы пришли помочь нам?

Вульфе пришлось соврать. Он понимал одно: «Прощальная молитва» ещё должна выбраться отсюда целой и невредимой. Пусть эти люди верят во что хотят, пока это служит его цели. Ложная надежда лучше искреннего отчаяния, не так ли?

— Мы пришли в Готенц по другому делу, — ответил Вульфе, — но я могу заверить вас, что у флотского лифтера в расписание занесён пункт — прибыть сюда позже этим вечером. Не бойтесь. Корабль пробудет здесь достаточно долго. Но вы должны собраться к отбытию.

Взволнованное бормотание прокатилось по толпе. Вульфе старался не смотреть на них, страшась видеть облегчение на лицах. За последние двадцать часов его самоуважение упало почти до нуля.

Он уже начинал ненавидеть себя, но это ещё был далеко не конец.

— Каждому из вас позволено взять личный груз в двадцать килограммов, — объявил он, закрепляя ложь. — Немного, я знаю, но это лучше, чем ничего. На борт нельзя проносить никакого оружия. Никаких растений и животных.

— Где мы должны собраться? — спросила женщина справа. — Мы не хотим терять ни секунды.

— Поля бхакры к юго-западу от города лучше всего подходят для посадочной площадки, — ответил Вульфе. — Я советую вам собраться там.

— Чудесные новости, — сказала другая женщина, стоявшая за спиной блюстителя. — Хвала Императору!

Остальная толпа подхватила восклицание.

Машинально Вульфе сделал то же самое, но во рту у него стояла горечь.

— Сейчас вам следует вернуться в свои дома, — крикнул он. — Наши машины скоро уходят, и наш путь должен быть чист.

— Почему вы не останетесь, чтобы улететь вместе с нами? — спросил блюститель. — Ваши солдаты должно быть устали и проголодались.

— Спасибо, — сказал Вульфе, — но наша работа ещё не закончена. У нас есть ещё одна остановка, прежде чем мы эвакуируемся.

Сквозь толпу снова прокатилось бормотание, на этот раз полное уважения и симпатии.

Блюститель повернулся к жителям города:

— Расходимся, люди! По домам, немедленно! Мы все должны подготовиться к эвакуации.

Отсалютовав Вульфе торжественно как на параде, блюститель увёл толпу прочь с площади. Их возбуждённый говор разносился по улице, пока они не исчезли из виду.

Зиглер повернулся к Вульфе и спросил:

— А мы готовы к отъезду, сэр?

Вульфе решил, что тот нарывается, но выражение лица Зиглера не допускало и намёка на осуждение.

— Мы ждём только…

Двери старой церкви позади него громко заскрипели, и сёстры-госпитальерки вышли под свет угасающего солнца. Брат Густав следовал за ними. Крики и проклятия, едва различимые сквозь холостые обороты двигателя танка, всё ещё раздавались из церкви. Вульфе спрыгнул с кормовой брони и ещё раз поднялся по ступеням.

Дессембра повернулась к дверям церкви и взяла тонкие руки священника в свои.

— Император скоро вознаградит вас, брат, — сказала она. — Но я попрошу вас ещё об одном. Канал Луго в руках врага, и мы должны попасть на Золотой путь другой дорогой.

Густав кивнул:

— Есть старый торговый маршрут, старшая сестра, которым мы пользовались, пока не построили шоссе. Езжайте сначала по просёлочной дороге на север. Несколько серпантинов уведут вас наверх в горный район, заканчивающийся прямо у восточной части пика Гормана. Там вы снова выйдете на Золотой путь.

— Сколько времени это займёт? — спросила Дессембра.

— Из того, что вы мне рассказали, старшая сестра, времени у вас будет в обрез, но это спасёт вас от неприятностей в каньоне.

Вульфе яростно ворвался в небольшую группку людей и встал лицом к лицу перед Дессемброй:

— Мы закончили увечить кадийских офицеров, нет?

Лицо Дессембры мгновенно окаменело:

— Следите за языком, сержант! Мы взяли то, за чем приехали, если вы об этом.

— Тогда почему он всё ещё кричит, варп побери?

Дессембра попыталась протиснуться мимо Вульфе, но он мгновенно схватил её за запястье. Она секунду поборолась, но хватка сержанта была словно из железа. Сёстры-аколитки сделали шаг вперёд, собираясь вмешаться, но холодный огонь в глазах Вульфе заставил их заколебаться.

— Отпусти меня, чёрт возьми! — выплюнула Дессембра. — Не то чтобы это не твоё дело, сержант, но генерал Курдхайм выразил своё мнение на этот счёт очень чётко. Его сыну будет оказана честь умереть вместе с планетой и её многочисленными праведными мучениками.

Вульфе захотелось ударить эту женщину по пухлому лицу:

— Какая честь? Он в кромешном аду! Вы что, не слышите?

Из глубин церкви доносились душераздирающие крики.

— Его страдания искупят нежелание исполнить свой долг, — ответила Дессембра. — Он предстанет перед Императором с чистой совестью.