Особый отдел и тринадцатый опыт - Юрий Брайдер

— Слышу, — кивнул Кондаков. — Надёжная дудка. В иных ситуациях и автомату не уступит.

Тем временем «Мицубиси-Паджеро», выглядевший в этой свалке, словно бульдог среди мопсов, протаранил свою землячку «Тойоту», и люди, высыпавшие из обеих машин, сошлись в рукопашной схватке. Попытка умыкнуть чемодан всё же не осталась незамеченной, и вокруг уползающего бандита пули затеяли настоящую свистопляску, срубая ветки кустов и высекая искры из тротуарных плит.

Сначала пострадал запрятанный в мешок чемодан, получивший несколько пробоин, а затем и его носильщик, сразу припавший к тротуару и завилявший задом, словно в любовном экстазе.

Цимбаларь, уже успевший развернуть свою «девятку», дал задний ход и остановился почти напротив раненого бандита.

— Давай сюда! — распахнув дверцу, крикнул Кондаков, заранее перебравшийся на заднее сиденье. — Куда мешок тащишь? Бросай, а то пропадёшь!

Но бандит уже и сам понял, что жизнь дороже любых бумажек — даже зелёненьких, даже снабжённых семью степенями защиты, и, оставляя за собой прерывистый кровавый след, кинулся к машине. На одних руках кинулся, утюжа брюхом мостовую и подволакивая ноги. Однако на диво проворно, словно ящерица, потерявшая хвост.

По багажнику «девятки» несколько раз словно молотком долбанули, но она уже неслась на полной скорости назад, подальше от этого страшного места, где справа навевало скорбь крупнейшее в стране мемориальное кладбище, слева дымил крематорий, пусть и не самый крупный, но тоже впечатляющий, а сзади продолжалась бешеная стрельба.

При ближайшем рассмотрении новый пассажир оказался тем самым бандитом, который на вокзале одарил Ваню мелочью. Пока он ещё не успел опомниться, Кондаков провёл тщательный обыск, изъяв не только ствол, но и все режуще-колющие предметы, включая брелок для ключей, выполненный в форме штопора.

Потом наступил черёд раны. К счастью, пуля прошла навылет, изрядно разворотив ляжку, что, учитывая пол и возраст пострадавшего, особого значения не имело. Уцелело и довольно сомнительное сокровище, находящееся между ляжек.

Вот только кровь хлестала без всякой меры, и Кондакову пришлось плотно перебинтовать рану прямо поверх штанины. Вместо антисептика пригодилась четвертинка водки, заначенная Цимбаларем в аптечке.

— Мужики, кто вы такие? — простонал раненый, при каждом вираже мотаясь на заднем сиденье, словно беспомощная кукла.

— Твои ангелы-хранители, — ответил Цимбаларь, поминутно посматривавший в зеркало заднего вида. — Услыхали стрельбу на Пискаревском проспекте и слетели с небес… Не слышу слов благодарности!

— Зачем слова! Я вас напою до отключки самым лучшим коньяком.

— Ангелы не пьют… Тем более коньяк… Тебя звать-то как?

— По паспорту Вадим, а друзья Вавой кличут… Ты сейчас на Петроградскую сторону рули, а там я точный адресок укажу.

— Чей адресок? — как бы невзначай поинтересовался Кондаков. — Уж не Клима ли?

— Откуда вы Клима знаете? — опешил бандит, сразу утративший добрую толику эйфории, вызванной счастливым спасением.

— Мы всё, браток, знаем, — многозначительно произнёс Кондаков. — И что у тебя в чемодане было, и кого вы за этот чемодан вчера зарезали, и почему на вас чевякинские бойцы напали.

— Так это Чавы работа! — воскликнул Вава. — Вот гнида базарная! Заплатит он за нашу кровушку! Не уйдёт от расплаты!

— Мы тоже так думаем, — согласился Цимбаларь. — Поэтому и везём тебя на Сытный рынок к Чевякину. Побазарите на пару. Корешей своих погибших помянете. А потом ты все свои предъявы ему и выложишь. Годится?

— Мужики, пощадите! — завопил Вава, осознавший наконец, что рискует попасть из огня да в полымя. — Зачем вы меня тогда вообще спасали? Лучше бы я прямо на улице от пули подох!

— Если ты ставишь вопрос ребром, можно и на Петроградскую сторону повернуть, — произнёс Цимбаларь примирительным тоном. — Только сначала перетрём кое-какие вопросики… Надеюсь, напоминать о том, что ты сейчас целиком находишься в нашей власти, не требуется?

Вава молчал и лишь скрипел зубами — то ли от боли, то ли от безысходности.

— Не хочет он с нами общаться, — констатировал Кондаков. — Пренебрегает. Езжай тогда на Сытный рынок. Там ему язык быстро развяжут. А потом угостят хорошенько. То ли морским песочком, то ли болотной тиной.

— Уж если я попал в такой крутой замес, вы хотя бы объясните сначала, что от меня требуется, — скорбным голосом выдавил из себя Вава.

— А ты сам за собой никаких грешков не чуешь? — вкрадчиво осведомился Кондаков, усвоивший такую манеру допроса ещё на службе в КГБ.

— Может, и чую, да только у кого их сейчас нет… Мазурика в Обухове не я резал. Это Потапа и Сурика работа. Только с них уже не спросишь. Там остались, царство им небесное. — Он указал большим пальцем себе за спину. — Я вообще не сторонник мокрух. И в тот раз тоже возражал.

— А тебя, значит, не послушали! — делано посочувствовал Кондаков. — Кем же ты при Климе состоял? Бригадиром?

— Бери выше. — В голосе Вавы послышалась гордость. — Бойцов набирал. Отвечал за контакты с другими группировками. Помогал вести бухгалтерию.

— Правая рука, короче, — подсказал Кондаков.

— Это, конечно, сильно сказано… Но как минимум глаза и уши.

— Какие мы сегодня счастливые! — обрадовался Цимбаларь. — Нам бы сейчас и одного-единственного глаза хватило, а тут ещё и уши в придачу. Осталось проверить, всё ли в порядке с памятью и хорошо ли подвешен язык. Сам понимаешь, что от этого многое зависит. А главное — то, где ты будешь ночевать. В мягкой постельке, под присмотром медсестры или на две сажени под землей в компании трупных червей.

— Понимаю, — удручённо вздохнул Вава.

— Ты сначала расскажи, как вы на Желвакова вышли? — сразу насел на него Кондаков.

— На кого? — не понял Вава.

— Ну, на того молодчика, которого вчера зарезали.

— Так это вы про Марека спрашиваете! — понимающе закивал Вава. — Мы на него никак не выходили. Он сам к нам в прошлом году прибился… Говорит, что сидел в Сибири за карманку. Потом, дескать, затосковал и ушёл от хозяина. Присмотрелись мы к нему, мужик вроде правильный. Музыку знает, воровской закон чтит, авторитетов слушается, рогами, если надо, шевелит… Трусоват, правда, но не он один такой. Со временем это проходит, если, конечно, живым останешься… Стали мы его на дело брать. Как с родным обходились. Ели-пили вместе. Случалось, и одеждой менялись. А потом одна блатная кошка, которая с Мареком что-то не поделила, стукнула на него. Дескать, проверьте наколочку, которую он на горбу носит и никому не показывает. Проверили — точно!

— «Король чуханов»? — уточнил Кондаков, во всяком деле старавшийся дойти до сути.

— Она самая, — подтвердил Вава. — С петухом связались! Тем более с объявленным. Это ведь по нашим понятиям хуже, чем СПИДом заразиться. Позор на весь блатной мир. Кто с петухом общался, тот навсегда себя запятнал. Все от него отвернутся, ни один честный вор руку не подаст. А в зоне окажешься — замордуют. Короче, сильно подвёл нас Марек. Такие обиды не прощаются. Попинали мы его хорошенько ногами, поскольку руки зазорно о петуха марать, и правилку собрали. Хотя приговор был заранее ясен: либо забить черенок лопаты в задницу, чтобы тот до горла достал, либо облить бензином и поджечь. Пусть спляшет напоследок… Когда Марек понял, какой конец его ожидает, взмолился. Волосы на себе рвёт и говорит, что знает такую тайну, на которой озолотиться можно. Дескать, его брат-учёный важное открытие сделал. Надыбал верный способ взрывать мосты, дворцы, банки и прочие хивиры, даже не приближаясь к ним. Например, сидя за бутылкой пива, можно запросто устроить фейерверк в Москве, Стамбуле или даже Нью-Йорке.

— Подожди, — перебил его Кондаков. — Он именно эти города упоминал?

— Про Нью-Йорк я, похоже, для красного словца ввернул. — Вава на мгновение задумался. — А про Москву и Стамбул базар был, это точно.

— Ладно, продолжай.

— Короче, уговаривает нас Марек. В доказательство приводит какие-то имена, географические названия, научные словечки. Вытащил толстенную книгу, тычет нам под нос. А там ни слова в простоте, одни формулы да графики. Правда, на первой странице от руки написано: «Брату Марату от брата Алексея в честь наших грядущих житейских успехов». Во как!

Тоном, не предвещавшим ничего хорошего, Цимбаларь сказал:

— Эта книга в прошлом действительно принадлежала единокровному брату Желвакова, крупному учёному-физику Шестопалову, которого вы, кстати сказать, тоже убили. Замучили самым зверским образом. Изрезали ножом всё лицо, а потом задушили на Волковском кладбище удавкой.

— Не занимаюсь я таким делом, понимаете! — Похоже, пришла очередь рвать на голове волосы уже Ваве. — Для допросов с пристрастием у нас специальные бойцы имеются. На Волковское кладбище Потап и Сурик ходили!