Царь Каменных Врат - Дэвид Геммел

— За тобой трудно угнаться, Черная Маска. Я раз победил в беге и был третьим в вольной борьбе на Играх. Ага... еще меня в детстве ужалила пчела, и я плакал несколько дней подряд.

— Из тебя, Лейк, выйдет толк! Красиво врать я тебя уже научил — теперь пойдем обратно и займемся машиной, которую ты изобрел.

Три дня от рассвета до заката Райван и ее многочисленные помощники обходили город, уговаривая людей покинуть свои дома и подняться в горы. Неблагодарное это было занятие. Многие отказывались наотрез, да еще и смеялись над пугавшей их Райван. «С чего это Цеска будет брать город, — спрашивали они. — У него даже и стен нет, потому что поживиться тут нечем». Перед носом у посланников захлопывались двери. Райван терпела оскорбления и унижения, но продолжала свой обход.

Утром четвертого дня беженцы собрались на лугу к востоку от города с нагруженными повозками, в которые были запряжены мулы, мелкие лошадки и даже волы. Менее преуспевающие горожане тащили мешки на себе. Собравшихся было менее двух тысяч — вдвое больше горожан решило остаться.

Галанд и Лейк возглавили долгий и трудный подъем в горы, где в укромных долинах триста человек уже строили простые жилища.

Самострелы Лейка, укутанные в промасленную кожу, везли на шести повозках в голове колонны.

Райван, Декадо и Ананаис проводили караван взглядами.

Райван покачала головой, выбранилась и молча направилась обратно в зал совета. Мужчины последовали за ней.

Войдя в дом, она дала волю своему гневу.

— Что у этих людей в голове, во имя Хаоса? — бушевала она. — Неужто они еще не усвоили, на что способен Цеска? С некоторыми из них я дружила много лет. Это солидные, разумные, рассудительные люди. Им что, хочется умереть?

— Не так все просто, Райван, — сказал Декадо. — Они не знают, что такое настоящее зло, и у них в голове не укладывается, что Цеска способен перебить все городское население. Для них это полная бессмыслица. Ты спрашиваешь, неужто они еще не раскусили Цеску? Да нет, не раскусили. Они видели людей с отрубленными руками — но кто знает, вдруг те заслужили такую казнь? Они слышали, что в других краях господствует голод и чума, но у Цески на это всегда готов ответ. Он с поразительным искусством перекладывает все с больной головы на здоровую. А если правда, то люди просто не хотят знать. Для большинства из них жизнь ограничивается домом и семьей — они смотрят, как подрастают дети, и надеются, что будущий год окажется лучше этого. В южной Вентрии есть община, живущая на вулканическом острове. Каждые десять лет вулкан извергается, засыпая всю округу пеплом, заливая лавой и унося сотни жизней. Однако уцелевшие остаются на месте, говоря себе, что худшее уже позади. Не мучай себя, Райван. Ты сделала все, что могла. Больше, чем можно требовать.

Она, бессильно сгорбившись на сиденье, покачала головой:

— Нужно было постараться получше. Теперь здесь погибнут больше четырех тысяч человек. Ужасно! И все из-за того, что я начала войну, которую не могу выиграть.

— Чепуха! — сказал Ананаис. — Зачем ты клевещешь на себя, женщина? Война началась из-за того, что солдаты Цески вторглись в горы и стали убивать невинных. Ты только защищала то, что принадлежит тебе. Кем бы мы были, черт возьми, если бы молча терпели подобные бесчинства? Мне тоже не по нутру наше нынешнее положение — оно смердит хуже, чем дохлая свинья десятидневной давности в летнюю пору, но я в этом не виноват. И ты не виновата.

Если уж тебе хочется кого-то винить, вини тех, кто отдал свои голоса за Цеску. Вини солдат, которые продолжают повиноваться ему. Вини «Дракон», который не сместил его когда мог. Вини его мать за то, что родила его на свет. И довольно об этом! Каждый мужчина и каждая женщина в этом городе могли сделать свой выбор. Их судьба в их собственных руках. Ты за них не отвечаешь.

— Не хочу спорить с гобой, Черная Маска, но кто-то должен в эти страшные времена принять на себя ответственность Ты говоришь, что войну начала не я. Но я сама вызвалась возглавить этих людей, и смерть каждого из них ложится на мою совесть. Не может быть по-иному, ибо все они дороги мне. Можешь ты это понять?

— Нет, — честно признался Ананаис. — Но принять могу

— Я тебя понимаю, — сказал Декадо. — Но прибереги свою привязанность для тех, кто доверился тебе и ушел в горы. Вместе с теми, кто пришел из окрестностей Скодии, число беженцев составит теперь семь тысяч человек. Надо будет позаботиться об их здоровье и пропитании. Потребуется наладить сообщение, доставку провизии и лекарств. Всем этим нужно руководить, все это требует рук. И с каждым человеком, направляемым туда, оборона становится на одного воина слабее.

— Я займусь этим сама, — кивнула Райван. — Там найдется около двадцати женщин, на которых можно положиться.

— При всем моем уважении к вам, — сказал Ананаис, — мужчины вам тоже понадобятся. В такой скученности страсти легко разгораются, и некоторые могут возомнить, что получают меньше, чем им следует. Между мужчин, ушедших в горы, много трусов — а трусость часто порождает злобу. Начнутся кражи, да и женщинами кое-кто захочет попользоваться.

Зеленые глаза Райван вспыхнули.

— Я справлюсь со всем этим, Черная Маска. Поверь мне! Мне возражать никто не посмеет.

Ананаис ухмыльнулся под маской. Голос Райван гремел, квадратный подбородок воинственно выпятился вперед.

Возможно, она и права, подумал он. Храбрецом должен быть тот, кто осмелится ей перечить, — а все храбрецы будут иметь дело с врагом пострашнее.

В последующие дни Ананаис делил свое время между маленькой армией, занимающей внешнее кольцо гор, и устройством временной крепости во внутреннем кольце. Узкие тропы заваливались, а главные входы — долины Тарск и Магадон — спешно перегораживались стенами из необработанного камня. Все светлое время суток выносливые скодийские горцы скатывали с высоты огромные валуны и устанавливали их в устье долин. Стены понемногу росли. Умелые строители поставили тали и деревянные леса — камни втягивались наверх веревками и скреплялись смесью из глины с каменной пылью.

Главным каменщиком, а заодно и зодчим, был выходец из Вагрии по имени Леппо — высокий, смуглый, лысый и неутомимый. Его сторонились, ибо он имел раздражающую привычку смотреть сквозь человека, не видя его и решая при этом какую-нибудь строительную задачу. Разрешив ее, он внезапно улыбался и делался как нельзя более приветливым. Не многие могли угнаться за ним в работе, и он не знал покоя до глубокой ночи — придумывал разные усовершенствования и заставлял других трудиться в поте лица при луне.

Перед концом работ Леппо придумал еще одну шутку и воздвиг на стенах укрепления из досок, а с внешней стороны бастионы гладко заштукатурили известью, чтобы врагу труднее было взбираться на них.