Утро без рассвета. Колыма - Эльмира Нетесова

— Как хочешь. Только давай вместе, чтоб не блудил.

В просторной кают-компании в удобных креслах расположились рыбаки. Двое за шахматным столом уселись. Играли молча. Сосредоточенно. Капитан «рээска» — у приемника. Слушал сводку погоды. Старпом кроссворды разгадывал. Кок читал газету. Механик под гитару что-то тихонько напевал. Радист пришивал пуговицу к куртке. Старший дизелист просматривал вахтенный журнал. И только один рыбак сидел в стороне молча. Тихий, задумчивый.

Он первый раз вышел в море. Первая путина. И уже авария, шторм. Дыхание смерти. Угроза гибели. Стоит ли продолжать? Не лучше ли вовремя списаться на берег? К жене, к детям? Жить тихо и спокойно. Не рискуя. Да, есть над чем подумать и от чего задуматься. Заработки? Но все ли они решают в жизни.

Аркадий поздоровался с командой. Ему ответили кто кивком, кто тихо, словно сам себе. И Яровой понял, что он для них — просто пассажир. Каждый был занят своими мыслями, своими делами и заботами.

— Прости ты их. Жизнь сурова. Ты жив, и больше для них не существуешь. Они знают: теперь ты не нуждаешься в их заботе, — скачал капитан плавбазы и увел Ярового в каюту.

Незаметно подошел вечер. Яровой ощутил, что качка на плавбазе стала почти незаметна. Перестал звонить графин. Перестало рябить в глазах. Тишина приходила на судно.

— Ну, вот и заканчивается карусель, — вошел в каюту капитан плавбазы.

— Как ты сказал?

— Не я, спина кока.

— Верный барометр, — рассмеялся Яровой.

— Он точно высчитывал, когда мы дома будем.

Аркадий подошел к иллюминатору. За ним стихало море. Волны, еще серые, уже совсем сникли, лишь внизу кипели, у самой ватерлинии. Ветер стихал. Небо на горизонте стало проясняться.

— Наконец-то! — вздохнул Яровой.

— Ты первый раз в море?

— Да.

— Сразу видно.

— Почему?

— Этот шторм очень короткий. Бывает по неделе, по две крутит. И ни на минуту не слабеет.

— Нет уж, с меня и этого достаточно вполне, — повернулся к земляку Яровой.

— И то верно, — ответил тот.

К ночи море улеглось. Успокоилось. И капитан, вернувшийся в каюту, сказал:

— Пошли, Аркадий.

— Куда?

— На палубу.

— Зачем?

— Море посмотришь.

— Иль не видел я его.

— Да пошли.

— Прости, но мне оно за эти дни порядком надоело.

— Такое море надо увидеть! — настаивал капитан.

— Понимаешь, я сугубо земной человек. А море для меня лишь эпизод. Случайный.

— Э! Нет! Ты, возможно, никогда не побываешь больше на море. Потому тебе надо увидеть его и таким. Луну посмотришь. Мы сейчас идем по лунной дороге. Пошли.

— Уговорил.

Море и впрямь преобразилось. Дышало спокойно, словно сил набиралось. Громадная огненно-красная луна висела над ним. И водная гладь серебрилась в ее свете, будто одетая в парчу.

— Пошли на мостик, там виднее, — предложил капитан. Сверху море выглядело еще красивее. Плавбаза шла по лунной дорожке, словно специально проложенной под днищем судна. Вода отлетала от винтов искрящимися завитками. Белым шлейфом стелилась за судном. Легкий ветер гулял в мачтах, пел что-то озорное, игривое.

— Здорово-то как! — восхищался Яровой.

— А ты идти не хотел!

— Давай помолчим.

Они долго стояли, облокотившись на поручни.

Аркадий, забыв о шторме, вспоминал свою нелегкую командировку на Колыму. Прикидывал, как продолжит расследование на Камчатке.

К обеду следующего дня на горизонте земля показалась. Вздыбленная, вся в снежных сопках, она была похожа на мираж. Когда подошли чуть ближе, Яровой ахнул. И, указав рукою, спросил:

— Что это?

— Вулкан. Авача зовется, — ответил капитан.

Отсюда с моря Авача казалась трубкой великана. Забытой по рассеянности. Вулкан был великолепен. Конусная фигура его лишь до пояса была покрыта снегом. Из кратера в небо поднимался белый дым.

— Живет и дышит, — крякнул капитан, глядя на Авачу.

— Извергаться будет? — спросил Аркадий.

— Она у нас с характером. Иногда лет пять вот так. Курит понемногу. А иногда, словно по злости, плюнет на город тучей пепла, словно горло прочистит и опять дымит.

— А землетрясения бывают?

— Случается.

— Часто?

— Это для кого как. Вулканов здесь много. Один Ключевской чего стоит! А Безымянный! Ого! Иногда и раскачают матушку землю. Это же единственный в своем роде полуостров. Есть вулканы, есть гейзеры — горячие источники. Это на Паужетке и на Паратунке. Еще в Эссо. Вот село! Чудо. Уголок — сказка. Швейцария в подметки ему не годится. Голубой лес! Сопки все в деревьях. Снег по макушку и тут же среди высоченных сугробов горячие источники. Мальчишки с сугробов без штанов в воду ныряют. И бани не надо. Всю зиму в этих источниках все. село купается. Ох и красота там. Чудное место! — улыбается капитан.

— Но и холодная эта земля?

— Почему?

— Вон снег на сопках!

— Ерунда. Здесь есть места, где помидоры в грунте зреют. И клубника растет.

— Совсем как у нас?

— Почти! Только не забывай, что зима здесь в иных районах по десять месяцев длится, а в других по шесть.

— Вот это разница!

— А как ты думал?

— Фрукты здесь растут?

— Как же! В банках прямо! Готовые! Консервированные. В магазинах. Бери сколько хочешь! — смеялся земляк. И добавил: — Север — от все-таки остается Севером! Какие фрукты? А за что нам тогда надбавки, коэффициенты платят? Не за красивые же глаза! За лишения, какие мы тут терпим. Вот ты говоришь — фрукты! О чем? У нас еще газа нет. Дровами топим. Вода горячая не у всех имеется. Не забывай, что ты не в Армении, а на Камчатке.

— Видишь, по ходу лекцию прочел!

— Не обижайся.

— Зачем? Наоборот. Рассказывай. Интересно, что меня здесь ждет?

— А ничего особенного. Ты же на время. А потом уедешь!

— Само собою.

— А я здесь… С каждым солнцем — Армении привет передаю. У нас здесь с Ереваном на восемь часов разница. Когда мы начинаем работу, вы еще спите. Мы заканчиваем день — вы просыпаетесь. Так что мой привет к вам успевает вовремя. И Новый год мы здесь встречаем раньше, чем мои земляки.

— Везет тебе!

— В чем?

— Дважды Новый год отмечаешь. Свой — Камчатский и армянский! — рассмеялся. Яровой.

— Это ты верно сказал. Тут я выгадал! — смеялся капитан.

Судно приближалось к берегу. Навстречу ему, словно для

приветствия, показались из-за поворота три скалы. Они, будто по росту выстроились.

— Видишь?

— Ну скалы!

— Не просто скалы. Их зовут «Три брата». Они последними провожают нас в море. И первыми встречают. С ними мы особо здороваемся. Гудками. Три даем, как друзьям На них чайки только живут. А чайки — спутницы наши. Наши подруги. Судьба кораблей. А дом друга — уважением пользуется. У всех, кто с морем связан.

Судно заметно сбавило скорость. Приближалась бухта.

И снова заходила под ногами палуба.

— Держись! Здесь всегда немного качает. Но мы привыкли! — смеялся капитан.

А у Ярового опять рябь перед глазами пошла. Приближающийся берег заходил ходуном перед глазами. К горлу тошнота подкатила.

— Крепись, земляк!

— Да ничего, — силился улыбнуться Яровой. Лицо его заметно позеленело.

— Через час будем на берегу!

— Час!

- Да!

— Так много, — Аркадий, вцепившись в поручни, стал считать, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных ощущений.

А качка продолжалась. Палуба лихорадочно вздрагивала. Но вот она внезапно успокоилась. Яровой глянул на берег. Из-за дымки уже отчетливо вырисовался город. Петропавловск-Камчатский. Дома, выстроившись рядами, взбежали на сопки, вроде оттуда, свысока, постоянно наблюдали за морем, за всем, что там происходило. Любопытные окна домов, как ожидающие глаза рыбачек, встречали каждое судно.

Рыбаки все до единого вышли на палубу. Вглядываются в берег. Такой знакомый до каждой мелочи, такой родной, как собственное сердце, такой долгожданный. Лица мужчин… Какие они разные. Вон лицо капитана «рээски», то хмурится, то улыбается. А у радиста — красными пятнами покрылось. Пристально в берег всматривается. А вон и кок плавбазы. Прячет за спину красные, пропахшие жареной рыбой руки. В берег уставился. Улыбается. Глупо и простодушно.

Аркадий вздрогнул от неожиданности. Судно дало длинный гудок, поздоровалось с берегом. Яровой увидел громадную толпу людей, собравшихся на берегу. Мужчины, женщины, дети пришли встречать плавбазу. Своих рыбаков. Отцов, сыновей, мужей и братьев. Кто-то рукой машет, кричит. А вон старушка глаза платком вытирает. Ребенок звонкоголосо отца зовет. Не терпится ему скорее его увидеть. Смех, шутки, слезы — все слилось в единое ожидание. Считанные минуты остались до встречи, но они оказались самыми долгими. Томительными, трудными. Плавбаза тихо подходит к пирсу.