Письмо от русалки - Камилла Лэкберг

~~~

На самом деле он не особенно страдал от того, что у него нет друзей. Ведь у него были книги. Но чем старше он становился, тем больше тосковал по тому, что было у всех остальных. Компания, принадлежность к группе, ощущение того, что ты один из многих. Он всегда был один. Единственным человеком, который искал его общества, была Алиса.

Иногда они гнались за ним от школьного автобуса — Эрик, Кеннет и Магнус. Они завывали и хохотали у него за спиной, нарочно бежали медленнее, чем могли, — просто чтобы заставить его бежать.

— Шевелись, шевелись, жирная корова!

А он убегал, презирая самого себя. В глубине души он надеялся на чудо — что в один прекрасный день они сами по себе прекратят дразнить его, поймут, что он что-то собой представляет. Но он понимал, что это лишь мечта. Никто его не замечал. Алиса не считалась. Она была больная. Так называли ее парни, особенно Эрик. При виде ее он длинно и протяжно произносил это слово: «Бо-о-ольна-а-а-я!»

Алиса часто стояла у дороги и поджидала его, когда он приезжал на школьном автобусе. Он ненавидел такие минуты. Издалека она выглядела вполне нормально, когда стояла на остановке, а ее длинные темные волосы были схвачены в хвостик на затылке. Ее сияющие голубые глаза высматривали его, когда старшеклассники из Танумсхеде вылезали из автобуса. Иногда он даже испытывал гордость, когда автобус подъезжал к остановке и он видел ее через окно, — эта темноволосая длинноногая красотка на самом деле его сестра.

Но потом всегда наступал момент, когда он вылезал из автобуса, и она замечала его. Она устремлялась к нему своей странной походкой, словно к рукам и ногам у нее были прикреплены веревки, за которые кто-то без всякой мысли подергивал. Она неразборчиво выкрикивала его имя, и все парни разражались злобным хохотом: «Бо-о-ольна-а-а-я!»

Алиса ничего не понимала, и, кажется, именно это больше всего смущало его. Она радостно улыбалась и иногда махала им рукой. Тут он сам кидался бежать, хотя его никто не гнал, только чтобы не слышать злорадный вопль Эрика, проносившийся над поселком. Но убежать от Алисы было невозможно. Решив, что это игра, она без всякого напряжения догоняла его и иногда с радостным смехом бросалась ему на шею, так что он чуть не падал.

В такие минуты он ненавидел ее с той же силой, как когда она отняла у него мать. Ему хотелось наотмашь ударить ее по лицу, чтобы она перестала позорить его. Он больше не будет ходить в школу, пока Алиса поджидает на остановке, выкрикивает его имя и кидается ему на шею.

Как дорого бы он отдал, чтобы его начали считать человеком — другие, не только Алиса.

~~~

Когда она проснулась, Патрик крепко спал. Часы показывали половину восьмого, и Майя тоже по-прежнему спала, хотя имела обыкновение просыпаться еще до семи. Эрика не находила себе места. Несколько раз за ночь она просыпалась, размышляла о том, что услышала на кассете, и не могла дождаться утра, чтобы взять быка за рога.

Тихонько поднявшись, Эрика спустилась в кухню и сварила себе кофе. После первой необходимой дозы кофеина она нетерпеливо взглянула на часы. Вполне возможно, что все уже встали. Когда в доме маленькие дети, день обычно начинается рано.

Она оставила Патрику записку, в которой несколько туманно объясняла, что уехала по одному делу. Пусть поломает голову. Она все ему расскажет, когда вернется.

Десять минут спустя Эрика въехала в Хамбургсунд. Она заранее позвонила в справочное, чтобы узнать адрес сестры Санны, и сразу же нашла нужный дом. Дом оказался большой, построенный из силикатного кирпича, и она задержала дыхание, въезжая во двор между двух каменных столбов, расположенных слишком близко друг от друга. Выезжать потом задним ходом будет рискованно, однако этой проблемой она займется позже.

В доме уже горел свет и кто-то ходил, так что Эрика с облегчением констатировала, что не напрасно понадеялась на авось. Они уже проснулись. Она позвонила в звонок у двери и вскоре услышала шаги по лестнице, и женщина — по всей видимости, сестра Санны — открыла ей дверь.

— Доброе утро, — сказала Эрика и представилась. — Я хотела спросить — Санна уже проснулась? Мне надо с ней переговорить.

Сестра Санны с любопытством оглядела ее, но спрашивать ни о чем не стала.

— Да-да, она и ее монстры уже проснулись. Заходите.

Эрика вошла в холл и повесила куртку на вешалку. Затем вслед за сестрой Санны поднялась по крутой лестнице в верхний холл, откуда они попали в большую комнату, которая оказалась комбинированной кухней, столовой и гостиной.

Санна и мальчики сидели за столом и завтракали. Тут же сидели мальчик и девочка постарше — видимо, их двоюродные брат и сестра.

— Прости, что отрываю тебя от завтрака, — проговорила Эрика и посмотрела на Санну. — Мне очень нужно поговорить с тобой об одном деле.

Поначалу Санна не сделала никакой попытки подняться. Она сидела, поднеся ложку ко рту, — казалось, мысли тяжело проворачиваются у нее в голове. Но затем положила ложку и поднялась.

— Вы можете пойти на веранду, там вам никто не будет мешать, — сказала Санне сестра, и та кивнула.

Эрика пошла следом за ней вниз по лестнице, через несколько комнат, на застекленную веранду, выходившую на газон и центр поселка Хамбургсунд.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Эрика, когда они уселись.

— Ничего, — ответила Санна. Она была бледная и измученная, как человек, проведший ночь без сна. — Мальчики все спрашивают про папу, а я не знаю, что отвечать. Даже не знаю, стоит ли обсуждать с ними то, что произошло, или нет. Собиралась сегодня позвонить в детскую психологическую службу и попросить совета.

— Это хорошая мысль, — сказала Эрика. — Но дети сильные. Они справляются с невзгодами лучше, чем мы думаем.

— Надеюсь, — проговорила Санна, глядя в одну точку, затем повернулась к Эрике: — Так о чем ты хотела со мной поговорить?

Как не раз уже случалось раньше, Эрика не знала, с чего начать. У нее не было никакого задания, ничто не давало ей права задавать вопросы. Ею двигали только ее любопытство и желание помочь. На мгновение она задумалась. Потом достала из сумочки пачку рисунков.

Он всегда вставал с петухами. Этим обстоятельством он очень гордился и не упускал случая упомянуть о нем в различных ситуациях.

— Я не собираюсь валяться и готовиться к тому времени, когда мне понадобится сиделка, — говорил он и с удовольствием добавлял, что всегда встает в шесть. Его невестка иногда подтрунивала над ним, поскольку он ложился спать в девять.

— А это не подготовка к сиделке? — спрашивала она с улыбкой. Но он с достоинством игнорировал эти комментарии. Ведь он полностью использует весь световой день.

Основательно позавтракав кашей, он уселся в свое любимое кресло и внимательнейшим образом проштудировал газету, пока за окнами медленно рассветало. Когда он закончил, стало уже настолько светло, что он мог осуществить свою утреннюю проверку. С годами это уже вошло в привычку.

Он снял с крючка бинокль и уселся у окна. Дом был расположен на возвышении над рыбацкими домиками, спиной к церкви, так что отсюда открывался отличный вид на порт Фьельбаки. Он поднес бинокль к глазам и начал осмотр слева направо. Поначалу сосед. Да-да, там тоже уже встали. Мало кто живет теперь у порта круглый год, но ему повезло — рядом с ним проживал один из круглогодичных обитателей. В качестве дополнительного бонуса его жена имела обыкновение разгуливать по утрам по дому в одном белье. Ей было около пятидесяти, но у нее отличная фигура, отметил он и перевел бинокль дальше.

Пустые дома. Сплошь пустые дома. Одни совершенно темные, на других установлено наружное освещение — то здесь, то там светятся лампочки. Он горько вздохнул. Грустно, что все пошло таким путем. Он хорошо помнил те времена, когда все эти дома были обитаемы и в них в любое время года кипела жизнь. Теперь все скупили дачники, которые приезжают сюда только на лето, а затем уезжают к себе в большие города с красивым загаром, который до поздней осени комментируют на ужинах и вечеринках: «Да-да, у нас ведь домик во Фьельбаке, где мы отдыхаем все лето. Ах, если бы можно было жить там круглый год! Какой покой, какое чудное местечко! Вот где по-настоящему отдыхаешь от суеты». Само собой, они говорят все это просто так. Ни дня не смогли бы они прожить здесь зимой, когда все закрыто и везде тишина и когда невозможно лежать на скалах, поджариваясь на солнце.

Бинокль добрался до площади Ингрид Бергман. Там было совершенно пусто. Он слышал, что парни, создавшие собственный сайт Фьельбаки, установили там камеру, так что можно в любой момент зайти туда со своего компьютера и посмотреть, что происходит в поселке. «Вот уж точно кому-то делать нечего, — подумал он. — На что там смотреть?»

Он отвернул бинокль в сторону, оглядел через окуляры предпортовую улицу Сёдра Хамнгатан, затем скобяную лавку и направил его на парк. Там он задержался на мгновение возле спасательной лодки, как обычно делал, чтобы полюбоваться ею. До чего хороша! Всю жизнь он обожал корабли, а «Мин-Луиза», стоявшая у причала, всегда покоряла его своей красотой. Теперь он проследовал взглядом вдоль дорожки, ведущей на Бадхольмен. Воспоминания молодости всегда накатывали на него, когда он видел эти деревянные здания, обнесенные заборчиком, за которым переодевались купающиеся. Дамы отдельно, господа отдельно. Когда он был мальчишкой, всегда старался подсмотреть, что там происходит в женской раздевалке. Правда, без особого успеха.