Тень заговора - Злата Иволга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светло-серые глаза, так похожие на его собственные, оказались напротив его лица. Этого разговора он не помнил.
— А ты? Я знаю, что ты был во дворце, как хотел отец. — Небольшая пауза неожиданно превратилась в мучительную пытку. — Что тебе ответили?
— Мне отказали. Но я сделаю еще попытку через некоторое время.
В ответ прозвучал только смех, и брат встряхнул волосами цвета меди, которые уже успели высохнуть.
— Самый послушный сын. Жаль, что я не умею насиловать собственные чувства так же успешно, как это делаешь ты.
Это обвинение казалось самым отвратительным. Наследник Морской Длани обязан понимать, что такое долг. Но брат не слишком уважал это слово. Вокруг шумело море, и кричали чайки. Брат всегда любил чаек, а он их ненавидел.
— Ты пойдешь против отца?
Он сжал кулаки, готовый броситься вперед, но желание уже не имело смысла. Брат снова рассмеялся и воскликнул:
— Бедный мой Зигфрид, оглянись вокруг. — И исчез. Только надоедливые чайки продолжали кружиться над горизонтом.
Он перевернулся на спину, не в силах, находясь во сне, вытереть со лба выступивший пот. И увидел большой зал, резные скамьи, стоящие в ряд, витражи, алтарь и вырезанное в камне дерево над ним. Храм Хора. Брат сидел на самой ближней к алтарю скамье и опять улыбался ему. Одет он был в коричневую рясу священника.
— Я ездил в столицу.
Он угрюмо посмотрел на брата и недоверчиво спросил, повторяя его вопрос:
— Что тебе ответили?
— Другое.
Сквозь сон он помнил, что и этих фраз в разговоре не было. И сам разговор происходил в гостиной Морской Длани, а не в храме. И на его брате уж точно не было одеяния почтенного отца.
— Я не буду против, если ты женишься на принцессе. Надо только, чтобы отец согласился.
Брат откинулся на скамью и прикрыл глаза.
— Он никогда не согласится. Он желает видеть меня рядом с Кьярой. Ты точно согласен на это?
— Я… не…знаю, — слова давались с огромным трудом, будто он пробирался сквозь туманную вязкую массу, будто не хотел этого говорить.
— Так что же нам делать, мой маленький братец? Ты ведь очень любишь Кьяру?
Он испытывал гнев и беспомощность, самые противные чувства, которые, по его мнению, были присущи человеку. Зачем его загоняют в эту ловушку, заставляя говорить то, в чем он никогда никому не признается? Вынимают наружу его мысли и желания, так тщательно оберегаемые и охраняемые? Зачем вопросы, причиняющие боль? Что он делает здесь, в этом пустом храме?
Он вздрогнул и неожиданно ясно осознал, что спит и видит сон. Ощущение было пугающим, но придало сил. Он посмотрел брату в глаза с намерением дать уверенный ответ, но брата больше не было на скамье. Он осмотрелся, и у него закружилась голова, пол полетел в лицо, и руки уперлись во что-то твердое. Он зажмурился, ожидая удара, но его не последовало. Он открыл глаза и увидел, что упирается о борт корабля, который медленно и лениво покачивался на волнах. «Злая скумбрия», — он узнал носовую фигуру. Его глаза смотрели в воду, прозрачную и тихую. Он уже знал, что там увидит: своего брата, который, увы, больше не мог ничего спросить. Но вода была пуста.
В непонятной панике он перегнулся через борт и протянул руку, надеясь, что найдет там то, чего не видят глаза. Ладони коснулось что-то холодное. Он выдернул руку и в изумлении посмотрел на огромную змею. Вскрикнув, он хотел сбросить ее, но она быстро обвилась вокруг его туловища и приблизила свою узкую морду к его лицу. В ее глазах полыхало пламя.
— Здесь его нет, — отчетливо прошипела змея.
— Как? — Он стал задыхаться, но не от скользких объятий говорящей змеи, а от вновь охватившего его чувства беспомощности.
— Здессь его нет, — повторила змея. — Ищи в другом мессте. — И, соскользнув с его тела, скрылась в воде.
Он вынырнул из объятий сна и в ужасе уставился на правую руку. Тонкие пальцы чуть подрагивали, и только. Немного придя в себя, он облегченно вздохнул. Перед глазами быстро пронеслись последние моменты, но воспоминания были прерваны стуком в дверь.
— Кто там?
— Манфред, монсеньор.
— У тебя что-то важное?
— Посыльный из столицы вернулся, монсеньор.
— Ты один?
— Да.
— Заходи.
Выбраться из кровати, немного пригладить растрепавшиеся волосы и накинуть подвернувшуюся под руку рубашку было делом нескольких секунд. Манфред уже сидел в кресле и посматривал на графин на столике.
— Пей, если хочешь. Я с утра не буду.
Манфред, видимо, хотел сказать, что уже перевалило за полдень, но, посмотрев на собеседника, почему-то передумал. Тот чуть нахмурился и задержался у зеркала. Так оно и есть. Синяки под глазами особенно заметны на бледной коже. «Надо больше спать», — напомнил себе Зигфрид, усаживаясь в другое кресло.
— Я тебя слушаю.
— Мне начать с плохих или очень плохих?
— Все так печально? — Зигфрид откинул назад мешающие волосы. — Тогда начинай со вторых.
— Мне передали, что при дворе что-то неладно, монсеньор. Ее величество вроде бы уехала в Горный замок поправлять здоровье, оставив столицу на генералиссимуса. Генералиссимус в свою очередь тоже куда-то уехал, предварительно назначив генералом-регентом свою племянницу. — Манфред заметил приподнятую бровь Зигфрида и чуть не поперхнулся так любезно предоставленным вином. — Ее зовут княгиня Ингрид Рихтер. Дочь сестры генералиссимуса, покойной княгини Зейлер. Было объявлено о помолвке кронпринцессы Вильгельмины с тусарским принцем Джордано. Как оказалось, последний праздник был устроен в честь этого знаменательного события. Весь двор только и говорит о романтической истории двух влюбленных сердец. Самой кронпринцессы тоже нет во дворце, и ее местонахождение неизвестно. — Манфред сделал небольшую паузу. — По покушениям на генералиссимуса все еще пусто. Но, похоже, он сам уже забыл об этом. И еще — после бала-маскарада нашли труп неизвестного в королевском саду. Его так и не опознали. Думаю, это наш пропавший агент. Жаль парня. — Манфред замолчал.
— Это все? — отрывисто спросил Зигфрид.
— Тусар должен назначить нового… кхм… посла. Ведь гр…эээ… тот, который был, выполнил свою миссию.
— А что говорит король Лоренцо?
— Ничего не говорит, либо так тихо, что наши уши его не слышат. В любом случае, монсеньор, нынешний тусарский посол… — Манфред окончательно запнулся, потому что Зигфрид смотрел на него немигающим взглядом.
Манфред раздумывал — то ли Зигфрид сдерживается, чтобы что-нибудь не разбить, то ли действительно спокоен, как море в штиль, а то ли размышляет над способом его, Манфреда, немедленной смерти. Хотя вроде бы пока не за что.
— Я тебя слушаю, — поторопил Зигфрид.
— А… Я думаю, что когда посол уедет из