Та, что стала Солнцем - Шелли Паркер-Чан

с болью подумал, что Эсэнь похож на собачку, которая смотрит на хозяина снизу вверх с любовью и доверием, пытается лизнуть его и виляет хвостом в тот момент, когда он сворачивает ей шею. Он с горечью продолжал: – Вы слишком доверчивы. Меня в вас это восхищает. То, что вы предпочитаете притягивать людей, а не отталкивать их от себя. Но вы за это пострадаете. Вы бы прижали к груди раненую лисицу, не ожидая, что она вас укусит? Самая болезненная рана, которую можно нанести человеку – это унизить его. Он этого никогда не забудет. А Ван Баосяна унизили.

– Баосян – мой брат, – ответил Эсэнь.

Оюан продолжал медленно расчесывать комки свалявшейся зимней шерсти на шее лошади.

Эсэнь повторил, уже тише:

– Он мой брат.

Они долго молча стояли в лунном свете, их тени уходили вдаль по морю серебристой травы.

В день охоты рассвет был теплым и ясным. Бледно-желтые облака плыли по небу, как знамена. Пешие загонщики шли впереди по высокой траве и били в барабаны, чтобы вспугнуть дичь. За ними следовали благородные господа. Вид сотен конных мужчин и женщин, которые расцветили всю равнину, как полевые цветы, был одним из самых великолепных зрелищ в империи. Его должно было хватить, чтобы поднять настроение кому угодно, но Оюан оставался неизменно мрачным. Похмелье он воспринимал как справедливую кару. В то же время вся эта ситуация выглядела нереальной. Он ждал так долго, а теперь ему не верилось, что момент настал.

Эсэнь подъехал к нему, стараясь казаться веселым. Его любимая питомица, золотистая орлица, когтистые лапы которой были не меньше кулаков Оюана, сидела на луке его седла. Эсэнь рассеянно поглаживал ее по спине. Она была ему дороже, чем любая из его дочерей, и, по мнению Оюана, это было единственное живое существо во дворце, по которому скучал Эсэнь, когда они уезжали на войну.

– Чего такой кислый, мой генерал? Сегодня мы скачем ради удовольствия. Это редкий случай, мы должны насладиться им, не так ли? – Слуги небрежно заплели ему косы, но они уже начали расплетаться, выбившиеся пряди развевались на ветру. Оюан видел, что он твердо решил не думать о ссоре между Великим князем Хэнани и господином Ваном, и ему это в основном удавалось. Эсэнь всегда умел устанавливать для себя приоритеты. Оюан, по-видимому, потерял эту способность. Он всю жизнь делил себя на части, и теперь все они слились вместе в одном непрерывном кровотечении.

Группа самого Великого Хана ехала немного впереди и направлялась к каменистым холмам, где водились тигры. Оюан мог различить только Великого Хана, разодетого в мех снежного леопарда. Чаган, пользуясь отсутствием Болуда, ехал рядом с ним. Как подобает в таком случае, Принц Хэнани был одет в роскошный придворный наряд, который обычно презирал, он ехал верхом на великолепном молодом коне. В отличие от крепких монгольских лошадей, приученных к охоте на волка, медведя или тигра – а именно такую охоту предпочитали монголы, – новый конь Чагана был одной из лучших западных пород; таких коней звали драконами за их красоту и скорость. Изящные и нравные, они мало годились для охоты, но Оюан понимал, чем руководствовался Чаган: этот конь был частью награды Великого Хана за их борьбу с мятежниками. Полезно польстить вкусу своего правителя.

Холмы были сухими, изрезанными трещинами. Тропы вились по краям провалов и проходили под скалистыми обрывами. Горбатые, похожие на клешни крабов деревья цеплялись за трещины в валунах величиной с дом, на их ветвях там и сям виднелись ленты с молитвами на удачу от охотников прошлых лет. Плотная толпа охотников поредела, пары и группки откалывались от нее, чтобы преследовать выбранную жертву. Оюан, который думал о своей особой дичи, сказал:

– Мой господин, я увидел горного козла, я поеду туда. Он впервые солгал Эсэню.

– Ты уверен? – с удивлением спросил Эсэнь. – Я его не видел. Но если ты уверен, давай его быстро поймаем. Тогда мы сможем опять присоединиться к Великому Хану и поохотиться на тигра.

Оюан покачал головой:

– Не теряйте со мной времени. Лучше вы поезжайте к Великому Хану, и пускай он увидит, какой вы искусный охотник. – Он криво усмехнулся: – Другие привыкли лишь стрелять по неподвижным мишеням, поэтому я уверен, что вы хорошо себя покажете. Я встречусь с вами на вершине, когда устроят перерыв на обед.

Оюан погнал свою кобылу прочь раньше, чем Эсэнь успел возразить. Едва скрывшись из виду, Эсэнь остановился и отпустил поводья. Это короткое движение было исполнено ожидания: так бросают оскорбление в лицо противнику и ждут, что тот станет делать. Он не сомневался, что судьба ему ответит. Судьба строит планы в этом мире, а Оюан всего лишь нить, соединяющая начало и конец.

На секунду его кобыла застыла на месте. Потом насторожила уши: знакомый признак, что узнала это место, и целеустремленно двинулась по тропе наверх, туда, где обычно водилась его добыча. Ее будто кто-то вел. Оюан покрылся мурашками при мысли о том, какие невидимые силы ею управляют. Вокруг была тишина, только стучали о твердую землю копыта и пели иволги. Запах согретых камней и земли поднимался вокруг него, смешанный с более острым ароматом сосен и можжевельника. Ему казалось, что он находится одновременно в двух местах, но в обоих лишь условно. Здесь – свободный и одинокий, как всегда, – но также в будущем, и он уже видит, что должно произойти.

По мере того как Оюан поднимался все выше, деревья все больше редели. Он пустил кобылу шагом и стал осматриваться вокруг. Без удивления увидел, что это идеальное место для охоты на волка. А потом, заметив знакомую одежду вишневого цвета у самой нижней части тропы – превосходная цель для всех окрестных хищников, – прибавил про себя: «Или для того, чтобы на тебя охотился волк». Господин Ван сидел и читал на камне, с которого открывался вид на окружающую местность, его конь был привязан рядом. Он был увлечен чтением, и Оюан догадался, что он сидит здесь уже давно: должно быть, он рано отделился от охотников и приехал сюда, чтобы побыть одному.

По ландшафту пробежала дрожь. Причиной ее стало отсутствие птичьего пения: иволги умолкли. Кобыла Оюана тоже задрожала, насторожила уши, но она была хорошо обучена и не издала ни звука. Именно это искал Оюан, но теперь его наполнила горечь. Все было идеально: все, что ему было нужно, подано на блюде. Идеально, потому что от его судьбы невозможно убежать, и это произойдет, что бы он ни думал,