Держись от меня подальше - Рида Сукре

мотора, звуками фонящей музыки усилившегося дождём, барабанящим по железной броне продукта деятельности немецкого автопрома.

Эта тишина была тяжёлой и давящей, как классовая ненависть. Артёмка нервный, злится, наверное, что ему приходится со мной носиться в поисках ключей. Я сейчас вообще здоровьем рискую, но всё же торопиться нам некуда.

— Только не гони, — предусмотрительно попросила я, он кивнул, даже не вякнув при этом «молчи, женщина, твой день Восьмое марта!»

Мы медленно выехали со стоянки, но перед поворотом Шер притормозил:

— Так что, куда едем?

— Ну… — решила я дальше тянуть время. — Я не уверена, где посеяла ключи.

— Это я уже слышал. С чего поиски начнём?

— Не знаю, — пожала я плечами, боясь хоть что-то предложить.

— Тогда может у тебя в квартире посмотрим?

— А у меня все спят уже, наверное. Нет, точно спят, — быстро нашёлся ответ.

Шер лишь сделал грустное лицо и страдающие глазки:

— А мне спать негде…

Нет, он же не надеется, что я его к себе ночевать позову? Мы, вообще-то больше не в отношениях. И наши родственные связи не повлияют на моё решение. Но эти глаза… И полный уныния вздох…

— Слушай… Вряд ли они у меня дома. Мне кажется, что я их на улице потеряла. Да-да. Точно так и было.

Хитрый взгляд уставился на меня исподлобья:

— И что ты мне предлагаешь? В машине ночевать?

— Нет, конечно.

— А может, учитывая, что между нами, — голубые глаза стали холодными-холодными, что я поёжилась, — были тёплые нежные отношения, ты мне поможешь?..

Были?

Я прикусила губу и постаралась вложить в голос максимум безразличия, чтобы чётко ответить: «Нет!», но дрогнувшим шёпотом я сказала нечто иное:

— А больше их нет?

— Я не знаю, — усмехнулся он, оторвав от меня тяжёлый взгляд, — что есть, а чего больше не существует…

Сзади раздался нетерпеливый звук клаксона. Мы ведь уже не знаю сколько времени стоим на выезде, не пропуская никого. Артём посмотрел в зеркало заднего вида, пробормотал: «Фак,» — и свернул налево.

— И куда мы едем? — через некоторое время нашла я в себе силы спросить.

— К тебе.

— Зачем?

— Оставлю тебя, а то папочки, наверное, волнуются.

— Наверное, — согласилась я. — А ты потом куда?

Я не сводила глаз с его точёного профиля: сосредоточенный взгляд следит за дорогой, напряжённые руки держатся за руль, хотя создавалось впечатление, что он пытается удержать руль, который ведёт себя неординарно и пытается вырваться из крепкого хвата, но не может, ведь если Артём отпустит руль, то может произойти нечто страшное и непоправимое; или же если снизит скорость, например, наша машинка взорвётся, как в одном американском боевике.

— Ты же сейчас не беспокоишься за меня, нет? — как можно более непринуждённо спросил Шер, но я расслышала в голосе напряжение.

И что же ты рассчитываешь услышать — правду? Так вот — да, беспокоюсь. Или нет, не рассчитываешь слышать её ни под каким предлогом? Вместо этого я ответила вопросом на вопрос:

— А стоит?

Он покачал головой.

Дальнейший наш путь прошёл без лишних слов в гулком молчании и косых взглядах, которыми я изредка одаривала своего мучителя.

— Приехали.

— Ага, — я дёрнула ручку двери, но она оказалась заблокированной. — Закрыто.

— Сейчас открою, — отозвался Артём и выполнил обещанное.

Я покинула машину, бесконечно растягивая время, хотя это больше и не требовалось, ведь с ключами мы кое-как разобрались. Скорее всего, он отправится жить к кому-нибудь из своих друзей, благо их у него много. Да. Скорее всего. Ведь не станет же он жить в машине, спать на заднем сидении, как оборванец.

Обычно леди из машины вылезают, сначала вытаскивая ножки, обе вместе, а затем и весь остальной корпус, но у меня замашек интеллигентности не наблюдалось и в помине, я, как правило, сначала выставляю ногу боком, потом попу, следом вытаскиваю остальную часть тела: туловище и голову, держась за проём дверцы; и только после этого, стоя крепко на одной ноге, я вытаскиваю следующую ногу.

Так и сейчас, я вылезла наполовину наружу, и решила мельком осмотреть салон для лишнего убеждения, что Шер ведь не дурак, чтобы спать здесь и зарабатывать себе сколиоз, к тому же в армии его точно не ждут, с его-то папулей, или скорее мамулей. Так что эти самопожертвования напрасны.

Мне только сейчас, когда глаза зацепились за знакомые пакеты, пришло в голову воспоминание, что Артём последнее время на другой машине ездил, а на этой мы с Оливером ездили за покупками.

— Это мои пакеты, — оповестила я Охренчика, нетерпеливо не заглушающего мотор.

— То есть?

— Пакеты с одеждой. Они мои.

— А я думал, что Олькины.

Зря я сказала следующее:

— Мы с ним вместе в магазин ездили. Он помог мне выбрать красивую одежду.

И зачем я всё это говорю? Ах, точно, я хочу вызвать ревность в его непробиваемой бронебойной шкуре, где должно прятаться сердце, я верю, сердце, которое хоть чуточку, но принадлежит мне.

Тёма посмотрел на пакеты, перевёл взгляд на меня, пока ещё ничего не выражающий, вновь вернул его на заднее сидение, медленно заглушил мотор и потянулся к ближайшему пакету. Он вынул какое-то платье с диким вырезом, осмотрел его со всех сторон и передал мне, глядя прямо в глаза:

— Примеришь?

— Прямо сейчас? Нет, ты что?

— Уверена?

Я почти что кожей ощущала, как растёт напряжение в салоне машины, и покачала головой:

— Не-а.

— Для него примеряла, а для меня что, стесняешься? — он прищурился, зло прищурился и буравил взглядом, который сверлил меня, ввинчиваясь прямо в голову ненавистной соседской дрелью.

Я чувствовала, что задыхаюсь, так и не сделав ни вдоха, а он яростно затянул меня обратно внутрь.

— Артём, прекрати. Ты что, сошёл с ума?

— Я? Я сошёл с ума?

— Да! Ты!

— Это почему же? Потому что моя девушка ездит обновлять себе гардероб с моим братом? Куда вы ещё вместе ездили?

— Твоя девушка? А разве не ты меня бросил несколько часов назад? Нет? Не ты?

— И, видимо, не зря бросил!

— Да уж, не зря! Иначе бы откуда я узнала о твоей жестокости?

— Жестокость? Да что ты сама о ней знаешь?

— Только лишь то, что не хочу знать о ней ни-че-го.

— Не хочешь ничего знать, но изменяла мне?

Кажется, мои глаза сейчас вылезут из орбит. Он мне не доверяет? И чуть ли слюной брызгает, как бешеный пёс. Раньше меня бы это безумно испугало, а сейчас я сама была зла.

— Я тебе не изменяла. И в мыслях не было!

— Я бы не был так уверен.

— Ты эгоистично полагаешь, что я должна бегать около