Чисто семейное убийство - Елена Юрская

— Так что? — грозно спросила Ира.

— Ничего, я посоветуюсь с мужем.

— Понимаю, — сказал она, нехорошо усмехнувшись. — Проводи женщину, не стой. Миша, я кому говорю?!

Нет, мы, пожалуй, выросли с ним в разное время. И читали разные книги. Ему нравилась Салтычиха, а мне — Спартак в золотистой фольге. Миша угрюмо открыл дверь и, не разжимая губ, спросил:

— Когда мы увидимся в следующий раз? Я могу приезжать домой на перерыв. Ира в это время посещает тренажерный зал.

Я не помню, как очутилась возле городской прокуратуры; ноги сами несли меня на второй этаж. Тошкина надо было срочно уличить в супружеской измене и заодно покаяться в своей. Со счетом полтора на пол-очка я готова была проиграть и начать все сначала.

— Можно? — Я осторожно заглянула в кабинет и обнаружила в нем Тошкина без всяких видимых последствий сексуальной жизни. Его шея была белой, дыхание ровным, свитер чистым. Успел, наверное, принять душ.

— Нельзя! — грубо ответил Дмитрий Савельевич, и я услышала сдавленные женские рыдания. Похоже, что у него сегодня тоже не все складывалось. — Закройте дверь. Мы работаем! — выкрикнул он, не желая даже узнавать меня.

Мои друзья выслали гонца с компроматом? Пластиковые стаканы сданы на экспертизу? В чем все-таки дело? Я по привычке присела возле замочной скважины и, немного напрягая уставшие от блеска новых русских глаза, увидела знакомую синюю юбку из магазина забытых вещей. Мой муж — злодей. Он пытал бабушку — единственного человека, который дал мне утром дельный совет. Я прислушалась.

— Этого не может быть… Я знаю, что он… Федор… здесь у него много… Кольцо… Круг замкнулся.

Так всегда. Круг замкнулся, а я за дверью. Когда на столе у Тошкина зазвенел телефон с большим советским прошлым, я не выдержала, потерла ухо и сочла за лучшее предстать перед публикой во всей красе. Мне никогда не нравилась информация, переданная без моего участия.

— Да. Тошкин на проводе. — Дима сделал мне страшные глаза и махнул рукой. Жест можно было истолковать по-разному: уходи, чтоб ты пропала, проходи, мне не до тебя, прощай навсегда. — Да, у меня. Обе. Пока.

Судя по всему, звонил Яша. У него остывал обед, и он волновался. Я возблагодарила судьбу, воткнула руки в бока, прищурила глаза и процедила презрительно:

— Где ты шлялся? Где ты был утром?

— По делам.

Дима отвел глаза, чтобы его признание было не только публичным, но и красноречивым.

— У женщины? — тихо, но грозно спросила я и схватилась за стул, чтобы не пасть неотмщенной.

Мой муж прикрыл голову руками и кивнул.

— Это письмо не от Феди, — грустно сказала бабушка. — Это дети баловались.

— Да? — Я так удивилась, что забыла о своих намерениях уничтожить всех предателей.

— Да.

Аглаида Карповна промокнула глаза батистовым платочком и отвернулась.

— Ну и как?

— Плохо, — сокрушенно сказал Тошкин.

— У меня тоже плохо, — призналась я и наконец поняла, что мы созданы друг для друга.

Аглаида Карповна вежливо кашлянула.

— Надя, ты не могла бы съездить на Демьяна Бедного и поговорить с вахтером? — вдруг совершенно серьезно спросил Тошкин. — Мы никак не можем его допросить. Он все время пьяный.

— А днем в субботу должен быть трезвым? — удивилась я.

— Но может быть, в неофициальной обстановке? — Дима полез в стол и достал деньги на оперативные расходы. — Он не мог не видеть тех, кто въезжает в поселок. У него работа такая.

— Все время пьяным быть, — сказала я.

С другой стороны, хватит думать о плохом, поскандалить и развестись мы с ним всегда успеем.

— Только возвращайся скорее. Сюда, — трагическим голосом в тональности «Прощания славянки» напутствовал меня муж.

Бедный Демьян Бедный. Если бы он только знал, как будут трепать его честное пролетарское имя, он никогда бы не пошел на расстрел Фанни Каплан! С другой стороны, именно в интересах революции было придумано такое густое поселение капиталистического завтра в городе. При победе коммунистического вчера здесь можно будет сделать отдельно стоящее гетто. При поражении — запустить героического красного петуха.

Вахтер был не просто пьян. Он был пьян вдрызг. И чтобы попасть с ним в одну фазу, я пригубила заботливо прикупленную в ларьке дешевую водку.

— Кто там? — икнул он, слабо различая мой силуэт.

— Свои. — На всякий случай я дыхнула на него что есть силы.

— И с собой? Или только внутри? — Он стоял, покачиваясь и щурясь на солнце. Он был мне рад. Я годилась для компании и душевного разговора.

— Садись, все равно. Будем? — Он хитро прищурился и показал на пустой стаканчик.

— Обязательно. Надя. — Я протянула руку.

— Иван Иванович, — важно ответил он. — Так чего?

— Валя из семнадцатого…

— На чулках повесилась. Моя в них лук хранит, — доложил Иван Иванович, ожидая, когда я наконец поделюсь с ним хорошими новостями в виде бутылки водки.

— А кто был у нее в тот день?

— Девушка. — Взгляд вахтера стал осмысленным, серьезным и почти трезвым — именно в таком состоянии во мне и можно было разглядеть девушку. — Мне тут за что деньги платят? За слепоту, глухоту и паралич всех конечностей. Работа вредная. Секретная. — Он крякнул в кулак и деликатно вытащил из моих рук лекарство от любопытства. — Ну, будем. А был у ней мужик. Хахаль ейный, другой мужик. И баба, и баба. А может, и те были — в другой день. Ночью, — завершил логическое построение вахтер.

Я не знаю, какой вопрос задал бы здесь профессионал Тошкин, но у меня картина сложилась совершенно отчетливая. Дети баловались, всем отправили письма и Вале тоже. Людочка приехала проверить информацию, полученную от Федора, и в порыве страсти разделалась с любовницей мужа. А приспособил Онуфриеву в агентство сам Гена — за женой следить. Он же, мало того что кобель, еще и семьянин. Обидно такую цацу, как Людочка, бесплатно отправлять на Запад.

— Косая? — тихо, но внятно спросила я.

— Пока нет. — Иван Иванович приблизился к моему лицу и отрицательно покачал головой. — Ни в одном глазу. Хоть на свадьбу, хоть в музей.

— Да нет, та баба была косая? Та, что приходила?

— Ну чего косая? Трезвая, только я не помню, когда это было. Но трезвая точно.

— Я спрашиваю, глаза у нее косые? А вторая какая? — Я уже не находила слов, чтобы передать вахтеру свое душевное волнение.

— Да не знаю я, какие у ней глаза. Шустрая — это точно. Мужик был с пузом.

«Лойола, не иначе», — радостно подумала я.

— А вторая? Была она, вторая-то?

— Я на них жениться не собирался! А записей не веду. Потому что на работе. Мое дело маленькое — по дорожкам метлой махать. А когда я в запое, то вообще ничего не вижу. А в запое я, когда у начальника милиции гости. Там такого насмотришься, что только в пруду и успокоишься. Ясно тебе? А хахаль ее — мужик хороший. Правильный, ко мне с полным уважением. Я на него лишнего говорить не буду. И двигай давай отсюда…

Очень обидно, но от Миши с Ирой отвлекло. На душе стало легче, а в мозгах просторнее. Преисполненная гордости за новую, очень похожую на правду версию происшедшего, я влетела в тошкинский кабинет:

— Мужчина и две женщины. Наверное, Лойола.

— Или Федя, — глухо сказала бабушка.

— Да, или Федя, или Миша, но кто-то с пузом. И две женщины. По моему внутреннему чувству, вторая — это Людочка. Они вместе ходили в агентство, а первой женщины, может, и не было вовсе, но я думаю…

— Надя, все это уже старые новости. Как и тот факт, что Кривенцов напоил вахтера за молчание и фантазии по поводу посетителей. Больше ничего? Тогда выйди.

Я просто окаменела. Муж гнал меня от себя как последнюю шавку, а на столе у него лежал пистолет в специальном пакете.

— Выйди, Надя, — тихо попросила бабушка. — Это вещественные доказательства, и мне необходимо сделать признание под протокол.

— Тогда я буду понятая. И не выйду ни за что!

— Оставайся, — разрешил Тошкин и сурово нахмурил брови. — Госпожа Алексеева, вы признаете, что пистолет системы «Вальтер», из которого был убит Пономарев, принадлежал вам и вашему мужу?

— Да. — Аглаида Карповна низко опустила голову и добавила: — Это трофейное оружие. Мы его не сдавали. Муж научил меня за ним ухаживать. На нем есть царапина. Я хотела написать на нем свое имя.

— Когда в последний раз вы видели принадлежащий вам пистолет?

— Восемь лет назад, в середине июля я отдала его своему внучатому племяннику по мужу Федору Кривенцову.

— Кто может подтвердить этот факт передачи оружия?

— Никто, — сказала Аглаида Карповна и еще ниже опустила голову. — Никто.

Глава 19

— Ой, а что у тебя такое в пакетике? — Я решила сменить тему скользкого разговора и с большим интересом уставилась на бежевый кусочек глянцевой бумаги.