Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

возвращалась домой, и просьба предоставить ей место на борту "Ройял Мэри"

была сразу же удовлетворена.Лорд Джулиан обрадовался ее появлению на корабле. До сих порпутешествие было просто очень интересным, а сейчас приобретало даженекоторую пикантность. Дело в том, что его светлость принадлежал к темгалантным кавалерам, для которых существование, не украшенное присутствиемженщины, было просто жалким и бессмысленным прозябанием.Мисс Арабелла Бишоп, прямая, искренняя, без малейшего жеманства и спочти мальчишеской свободой движений, конечно, не была той девушкой, накоторой в лондонском свете остановились бы глаза разборчивого лорда Уэйда,молодого человека лет двадцати восьми, выше среднего роста, но казавшегосяболее высоким из-за своей худощавости. Длинное, бледное лицо его светлости счувственным ртом и тонкими чертами, обрамленное локонами золотистого парика,

и светло-голубые глаза придавали ему какое-то мечтательное или, точнее,

меланхолическое выражение. Его изощренный и тщательно тренированный в такихвопросах вкус направлял его внимание к иным девушкам – томным, беспомощным,но женственным. Очарование мисс Бишоп было бесспорным. Однако оценить егомог только человек с добрым сердцем и острым умом, а лорд Джулиан хотясовсем не был мужланом, но вместе с тем и не обладал должной деликатностью.Говоря так, я вовсе не хочу, чтобы все это было понято, как какой-то намек,компрометирующий его светлость.Но как бы там ни было, Арабелла Бишоп была молодой, интересной женщинойиз очень хорошей семьи, и на той географической широте, на которой оказалсясейчас лорд Джулиан, это явление уже само по себе представляло редкость. Онже, со своей стороны, с его титулом и положением, любезностью и манерамиопытного придворного, был представителем того огромного мира, который

Арабелле, проведшей большую часть своей жизни на Антильских островах, был

известен лишь понаслышке. Следует ли удивляться тому, что они почувствоваливзаимный интерес еще до того, как "Ройял Мэри" вышла из Сен-Никола. Каждыйиз них мог рассказать много такого, чего не знал другой. Он мог усладить еевоображение занимательными историями о Сент-Джеймском дворе, во многих изних отводя себе героическую или хотя бы достаточно приметную роль. Она жемогла обогатить его ум важными сведениями о Новом свете, куда он приехалвпервые.Еще до того как Сен-Никола скрылся из виду, они уже стали добрымидрузьями, и его светлость, внося поправки в свое первое впечатление о ней,ощутил очарование прямого и непосредственного чувства товарищества,заставлявшего ее относиться к каждому мужчине, как к брату. И можно лиудивляться, зная, насколько голова лорда Уэйда была занята делами егомиссии, что он как-то заговорил с ней о капитане Бладе!

– Интересно знать, – сказал он, когда они прогуливались по корме, –

видели ли вы когда-нибудь этого Блада? Ведь одно время он был рабом наплантациях вашего дяди.Мисс Бишоп остановилась и, облокотившись на гакаборт, глядела на землю,скрывающуюся за горизонтом. Прошло несколько минут, прежде чем она ответиласпокойным, ровным голосом:

– Я часто видела его и знаю его очень хорошо.

– Да?! Не может быть!

Его светлость был слегка выведен из того состояния невозмутимости,которое он так старательно в себе культивировал, и поэтому не заметилвнезапно вспыхнувшего румянца на щеках Арабеллы Бишоп, хотя лорд считал себяочень наблюдательным человеком.

– Почему же не может быть? – с явно деланным равнодушием спросила

Арабелла.Но Уэйд не заметил и этого странного спокойствия ее голоса.

– Да, да, – кивнул он, думая о своем. – Конечно, вы могли его знать.

А что же он собой представляет, по вашему мнению?

– В те дни я уважала его, как глубоко несчастного человека.

– Вам известна его история?

– Он рассказал ее мне. Поэтому-то я и ценила его за удивительную

выдержку, с какой он переносил свое несчастье. Однако после того, что онсделал, я уже почти сомневаюсь, рассказал ли он мне правду.

– Если вы сомневаетесь в несправедливости по отношению к нему со

стороны королевской комиссии, судившей мятежников Монмута, то все, что вамрассказал Блад, соответствует действительности. Точно выяснено, что он непринимал участия в восстании Монмута и был осужден по такому параграфузакона, которого мог и не знать, а судьи расценили его естественный поступоккак измену. Но, клянусь честью, он в какой-то мере отомстил за себя.

– Да, – сказала она едва слышно, – но ведь эта месть и погубила его.

– Погубила? – рассмеялся лорд Уэйд. – Вряд ли вы правы в этом. Я

слыхал, что он разбогател и обращает испанскую добычу во французское золото,которое хранится им во Франции. Об этом побеспокоился его будущий тестьд'Ожерон.

– Его будущий тесть? – переспросила Арабелла, и глаза ее широко

раскрылись от удивления. – Д'Ожерон? Губернатор Тортуги?

– Он самый, – подтвердил лорд. – Как видите, у капитана Блада

сильный защитник. Должен признаться, я был очень огорчен этими сведениями,полученными мной в Сен-Никола, потому что все это осложняет выполнениезадачи, которую мой родственник лорд Сэндерленд поручил решить вашемупокорному слуге. Все это не радует меня, но это так. А для вас, я вижу, этоновость?Она молча кивнула головой, отвернулась и стала смотреть на журчащую закормой воду. Но вот заговорила снова, и голос ее опять звучал спокойно ибесстрастно:

– Мне трудно во всем этом разобраться. Но, если бы это было правдой,

он не занимался бы сейчас корсарством. Если он… если бы он любил женщину ихотел на ней жениться и если он так богат, как вы говорите, то зачем емурисковать жизнью и…

– Вы правы. Я тоже так думал, – прервал ее сиятельный собеседник, –

пока мне не объяснили, в чем тут дело. А дело, конечно, в д'Ожероне: оналчен не только для себя, но и для своей дочери. Что же касается мадемуазельд'Ожерон, то мне рассказывали, что это дикая штучка, вполне под стать такомучеловеку, как Блад. Удивляюсь, почему он не женится и не возьмет ее на свойкорабль, чтобы пиратствовать вместе. Нового в этом для нее ничего не будет.И я удивляюсь терпению Блада. Он ведь убил человека, чтобы добиться еевзаимности.

– Убил человека? Из-за нее? – Голос Арабеллы прервался.