Скользящий сквозь ночь. Живые и мертвые - Владимир Пекальчук

И для этого необходимо сейчас охранять двух людишек. Конечно, Тааркэйд говорил, что никто пока ничего не подозревает, но не существует чрезмерной бдительности.

В этот момент бесшумно открылась дверь, ведущая в небольшую комнатушку, и в зал вошел высокий, по человеческим меркам, конечно, воин в закрытом шлеме и с алебардой. Дроу проклятый, чтоб ему провалиться.

Тааркэйд глупец, если верит темному эльфу. Впрочем, этот — такой же изгой, которому не суждено вернуться домой. Но, в отличие от орка, он не хочет умирать, и потому в мире, где его ненавидят, вынужден цепляться за тех немногих, кто ему доверяет.

Дроу молча подошел к стулу и уселся на него, ничем не выдав, что вообще замечает орка и его огромный топор у стены. Все, смена караула.

Изгой на миг почувствовал некую симпатию к этому эльфу, лишенному речи и лица, даже пожалел его. Ведь он тоже день и ночь, год за годом стережет свою госпожу: случись что, новой у него не будет. И если орку осталось страдать не так уж и долго, то бессловесный дроу обречен на годы такой вот жизни. Хотя нет. Если Тааркэйд объединит страну и даст отпор Телмару, королеве не понадобится постоянная охрана от своих же придворных, и ее телохранитель сможет вздохнуть спокойней. Если молодые монархи проиграют… для дроу тоже все закончится.

Орк молча взял свой топор и двинулся к выходу. Там, сразу за порогом зала, боковая комната для прислуги, где он теперь обитает. Хороший выбор места: дверь тонкая, случись что, охранник явится немедленно.

Открыв дверь, взглянул хмуро на двух гвардейцев, вернувших ему такие же недовольные взгляды. Им тоже обидно стоять у двери в зал, в то время как охранять вход в свою опочивальню монархи позволяют орку и темному эльфу. А уж самим королю и королеве и вовсе несладко, раз только чужакам и могут доверять.

Он тихо притворил дверь, бросив последний взгляд на дроу в закрытом шлеме, сидящего на стуле в обнимку со своей алебардой.

Зерван расслабленно прикрыл глаза. До чего ж хорошо быть дома… или хотя бы думать, что ты дома. Мясо, сваренное со специями, оказалось выше всяких похвал, потому первая часть трапезы прошла в почти полном молчании. Насытившись, жители подземелья перешли к застольной беседе, в основном на темы, в которых вампир не смыслил ни уха, ни рыла, и даже слова понимал далеко не все. Чуть позже в трапезную заявился Герцог, в очередной раз ухитрившись открыть клетку.

— Вот неугомонное отродье, — вздохнула Тэйлиндра, — ладно, йоклол с тобой. Иди сюда.

Крысенок, если, конечно, можно назвать так зверушку в четверть пуда весом, не стал дожидаться повторного приглашения и проворно забрался на колени к хозяйке. Миг спустя над краем стола появились уши и хитрые глазки, примеривающиеся, что бы такое стянуть.

— Ты бы еще на стол пустила эту тварь, — возмутился Тайан, телохранитель лунной магессы.

— Ну и что? — пожала плечами дроу, — он будет почище и чистоплотнее некоторых эльфов.

Каттэйла незаметно хихикнула, лунный заиграл желваками, и Зерван решил вмешаться:

— Тайан, дружище, не бери близко к сердцу. А то однажды ты вот так позеленеешь от злости, да таким и останешься, зеленым, словно орк… — в этот момент у него в голове мелькнула нелепая мысль: — постойте-ка, об орках. Ты раньше сказал, что тут все, а где тогда Моара и ее охранник?

Селина печально вздохнула:

— Тут. Она в трауре, и собирается домой, в свою степь. Потому и не вышла к обеду.

— А что случилось-то?

— Вчера, когда она вышла наружу, чтобы обновить запас чернил и бумаги, ей передали весть из степи, через какого-то мага. Ее брат умер неделю назад или около того.

Вампир немного помолчал.

— Думаю, я зайду к ней и выражу свое соболезнование, если только она не живет далеко отсюда. Не покажете, где ее комнаты?

— Не бери близко к сердцу, — фыркнула Тэйлиндра, — нечему там соболезновать. Орки весьма странные создания.

Зервана покоробило, но он сохранил невозмутимость. Дроу есть дроу, Тэйлиндра вряд ли могла бы быстро стать иной, несмотря на все попытки Учителя. Сознание определяется бытием. В подземном мире темных эльфов царят жестокость и несправедливость. Власть и статус — все. Сострадание и милосердие — ничто. Нельзя быть иным в таком мире, где младший брат может всадить кинжал в спину старшему просто для того, чтобы самому стать старшим. Где младенца, если ему выпало быть третьим мальчиком семейства, приносит в жертву злой богине его же мать.

Если верить жрецам различных религий, злым людям после смерти уготован ад или другие мучения, но дроу, по мнению Зервана, попадали в преисподнюю в момент своего рождения. И адский их характер — просто следствие этого.

— Видишь ли, Тэйлиндра, людям, оркам, эльфам свойственно любить своих родных и близких. Поверь мне, нет ничего странного в том, чтобы оплакивать своего умершего брата.

— Я знаю это, — парировала темная, поглаживая своего питомца, — а в том, чтобы оплакивать своего брата, который вовсе не умер, тоже нет ничего странного?

— Но он же?..

— Я объясню, — вмешалась Вийастан, — у орков есть один обычай, присущий только им и понятный только им. Приговоренный к смерти может выбрать, в скольких могилах будет похоронен.

— Ну и варварство эта казнь через расчленение, — поморщилась Каттэйла.

— Это не совсем расчленение, — покачала головой эльфийка. — Глава суда спрашивает, в одной могиле хочет быть похоронен приговоренный, или нет. Если тот выбирает одну могилу, он должен убить себя согласно приговору, орки ведь казнят себя сами, если вы не знали. Если молчит — значит, выбирает две могилы. И тогда в первой хоронят имя осужденного и его преступление. Вторую, где будет похоронено его тело, он должен найти себе сам. С этого момента он мертв, и ему нет места среди живых.

— Вот-вот, я как раз об этом, — кивнула дроу, — по сути, замена смертного приговора на изгнание. Довольно милосердно, и я не вижу смысла оплакивать того, кто не умер.

— Ты не поймешь, — пожала плечами Вийастан, — потому что ты не орк. И я не понимаю. Никто не может понять орков. Эти изгнанники, фактически, живы, но для своего народа и даже для себя самих они уже мертвы. Скажу только, что подавляющее большинство приговоренных к смерти выбирает именно самоубийство. А те, которые выбирают изгнание, живут после этого крайне недолго. Бредут, куда глаза глядят, в поисках второй могилы, и нередко при этом приносят смерть очень многим, прежде чем найдут свою собственную погибель. И мне не известен ни один случай, чтобы такой изгнанник где-то начал новую жизнь. Мертвый — мертв. Так это понимают орки.