Скользящий сквозь ночь. Живые и мертвые - Владимир Пекальчук

Она наклонилась и протянула крысе кусок белого сухаря. Герцог схватил угощение, уселся на задние лапы и принялся за еду, не сходя с места.

— Кажется, вы к нему уже привыкли, да и он к вам тоже, — заметил вампир.

Вийастан кивнула:

— Не самое отвратительное существо на свете. И к тому же совершенно ручное и ухоженное.

— Давайте его прогоним! — нерешительно предложила Каттэйла, как только ей удалось прожевать оладью.

— Его сейчас заберут, — махнула рукой эльфийка.

Словно в ответ, по коридору прокатился пронзительный крик:

— Ты где прячешься, паршивец мелкий?!

— А ты сама-то как думаешь? — крикнула в открытую дверь Селина.

На пороге появилась хрупкая, с кукольным личиком, темнокожая женщина с белыми волосами и совершенно обычным голосом сказала:

— Да я сюда сразу и пошла. Тварь неугомонная снова выбралась из клетки.

— Привет, Тэйлиндра, — поздоровался вампир.

— Угу, — кивнула в ответ дроу, наклонилась и бесцеремонно схватила крысу за подмышки: — попался, паршивец!

— Где ты такого огромного нашла? — полюбопытствовал Зерван.

— Вывела! — торжествующе возвестила Тэйлиндра, прижимая питомца к груди: — это новая порода! И учти, он еще маленький!

— Мне становится дурно, когда я пытаюсь представить себе, какой он будет, когда подрастет, — тихо прошептала Каттэйла.

— Тебе стоит позаботиться о задвижке понадежней, — заметил с улыбкой вампир.

— Я пыталась, — вздохнула темная, — но Герцог слишком умный. Он открывает изнутри любую задвижку, если увидит, как это делаю я. Я поставила возле клетки тяжелый камень так, чтобы он блокировал дверку, но Герцог додумался упереться в него сквозь прутья и отодвинуть клетку от камня. Ладно, я сейчас посажу его обратно и вернусь. Кстати, давно не виделись, Зерван.

Он шагнула к двери, но крысенок протестующе заверещал, со смертельной тоской и отчаяньем в голосе.

— Ладно, ладно, — с досадой согласилась Тэйлиндра, взяла со стола кусок сыра и сунула Герцогу: — заткнись и жри!

Тот сразу же умолк, вцепившись в еду зубами и лапками.

— С каких это пор она занимается выведением новых пород крыс? — ухмыльнулся вампир, когда дроу вышла из кухни, — и главное, зачем?

Вийастан пожала плечами:

— Вообще-то, Тэйлиндра хотела научиться разводить и дрессировать что-нибудь вроде василисков или мантикор… Или еще что-то в этом роде, большое и опасное. Думаю, ты понимаешь, зачем. Учитель стал обучать ее, в качестве примера используя крыс. И она так увлеклась этим, что уже и забыла, для чего изначально собиралась заниматься селекцией…

— Я ничего не забыла, — возразила дроу, внезапно вернувшись на кухню с Герцогом под мышкой, — я изменила конечную цель. Разводить огромных крыс проще, чем василисков. Думаю, при хорошей тренировке они заткнут за пояс сторожевых собак!

С этими словами она схватила со стола початую головку сыра и ушла, бросив на прощание:

— Если я верну Герцога на место с сыром, а остальные ничего не получат — устроят очень шумный скандал.

— Она совсем не изменилась, — хмыкнул вампир.

— Как посмотреть, — пожала плечами Вийастан, — отвратные манеры никуда не делись, но за последний год, что тебя не было, она ни разу не пригрозила никого убить. Настоящая душка по сравнению с собой же всего пять лет назад. Нянчится с крысятами — и хвала Маэнемме, что не с ядами и прочей дрянью, на которую так падки темные.

— Да уж, колоритных учеников подобрал Учитель, — заметила Каттэйла.

Эльфийка покачала головой:

— Он не выбирал. Все мы пришли сюда сами, в поисках знаний, мудрости, разгадок, могущества… каждый за своим. Мы нашли Учителя, а не он нас.

— Так, оставьте в покое хлеб и оладьи, — сказала Селина, — обед вот-вот будет готов!

В королевском дворце ночью тихо, по крайней мере, в западном крыле. Даже стража обута в специальные ботинки с мягкими подошвами, и когда в полночь происходит смена караула, редкий отголосок долетает до чуткого уха орка. Да еще иногда пищат мыши из-под пола.

Больше никто не смеет тревожить монарший сон. В других помещениях кипит работа, слуги наводят порядок и чистоту, на кухне готовят изысканные яства к королевскому завтраку. Но в западном крыле — тишина. Могильная тишина. Только через окно доносится странный и тоскливый крик неведомой ночной птицы, какие не водятся в степи.

Кто бы мог подумать, что ему еще придется стоять на страже? Кто угодно, кроме него самого: ведь у мертвого ничего нет. Нет семьи, нет жены, нет народа, дома и родины. Нечего сторожить мертвецу.

И вот изгой стоит в карауле на чужбине, охраняя покой и жизнь чужого, человеческого вождя. Интересно, что бы сказали по этому поводу друзья и родня? Должно быть, не поняли бы.

А расклад, между тем, вполне ясен, если, конечно, этот молокосос с дурацким именем Тааркэйд хорошо владеет телмарским, и он сам верно все понял.

Горстка дворян, прибравшая к рукам власть в стране, воевать не собирается и верит, что сможет откупиться от короля Телмара без войны… Смех да и только. Телмар никогда не понимал по-хорошему, не ценил доброй воли. Удар топором по голове — вот единственный веский довод, который держит врагов на расстоянии от родных степей. Да и то, сей аргумент приходится повторять снова и снова. И теперь глупые людишки думают, что король Телмара довольствуется небольшим куском земли и отстанет. Недоумки.

Орк поднялся со стула, оставив топор стоять у стены, и подошел к окну, в задумчивости потирая рукой руку. Если глядеть в корень, то судьба этих двух людишек, вознамерившихся дать отпор Телмару, имеет немалое значение для детей степи. Да, это бесконечно унизительно, быть на побегушках у человека, но дело на первом месте. Только бы получилось у Тааркэйда. Только бы произошла желанная битва с заклятым врагом! И дело тут даже не в покойнике, отчаянно пытающемся с честью уйти в мир мертвых, где ему и место. Чтобы напасть на Эренгард, Телмару придется собрать достаточно большую армию, хотя бы в полтора раза больше, чем будет у Тааркэйда. А для этого потребуется отвести немного войск из других мест. Если Телмар потеряет в битве достаточно много воинов, на их восполнение могут уйти не месяцы, а годы. А это значит, что разорители не так часто будут вторгаться в степи. Кто знает, скольких детей спасет от неволи тот, кого звали Арситаром, убивая врагов тут, на границе между Эренгардом и Телмаром? Десять? Двадцать? Сто? Неважно, даже если б всего одного ребенка. Тут, на чужбине, он будет сражаться за свой народ, отнятые здесь жизни врагов — это сбереженные жизни соплеменников там, дома. И когда воин обретет, наконец, покой, то без стыда постучит в железные врата города предков.