Тайна Запада: Атлантида - Европа - Дмитрий Мережковский

Он в Ней — Она в Нем; вечная Женственность в Мужественности вечной: Два — Одно. Люди недаром любят Их вместе. Нет слова для этой любви на языке человеческом, но, сколько бы мы ни уходили от Него, сколько бы ни забывали о Нем, — вспомним когда-нибудь, что только эта любовь к Нему — к Ней — спасет мир.

9. СИНЯЯ — ЧЕРНАЯ — БЕЛАЯ

«Богородица что есть, как мнишь?» — «Великая мать, отвечаю, упование рода человеческого». — «„Так, говорит, Богородица великая мать сыра земля есть, и великая в том для человека заключается радость. И всякая тоска земная, и всякая слеза земная — радость нам есть; а как напоишь слезами своими под собою землю на пол-аршина в глубину, так тотчас о всем и возрадуешься. И никакой, никакой, говорит, горести твоей больше не будет; таково, говорит, есть пророчество“. Запало мне тогда это слово. Стала я с тех пор, на молитве, творя земной поклон, каждый раз землю целовать; сама целую и плачу… И все больше о своем ребеночке плачу».

Так, в «Бесах» Достоевского, Марья Тимофеевна Лебядкина, юродивая, вспоминает разговор свой с нищей странницей, Лизаветой Блаженной, тоже юродивой, в глухой русской обители.

Gâ, mâter Dios, potnia mâter!Матерь Бога, Земля, великая Матерь! —

говорит Софокл в хоре «Филоктета», почти словами этих двух русских юродивых (Sophocl., Philoct., v. v. 391–401. — Radet, Cybébé, 1909, p. 62).

Так, в язычестве, но в христианстве, по крайней мере в нашем, настоящем или бывшем, христианстве, не так: здесь, в Троичном догмате. Бог есть Отец и Сын, но не Мать; что же такое Дух, мы не знаем, живого Лица Его не видим вовсе. Сын рождается без Матери. А вознесение женского начала до Лица Божиего нам кажется «ересью». Так ли, однако, здесь ясно все, как это нам кажется?

Если «Бог есть любовь», то богопознание есть самопознание человека в любви. Богу можно сказать: «Отец», а «Мать» — нельзя. Почему? Разве любовь Матери меньше, чем любовь Отца? Разве всепрощающая любовь не у Матери? Сына и Отца мы забыли не потому ли, что забыли Мать?

«Семя жены сотрет главу Змия», — сказано первому человеку, Адаму, и услышано первым человечеством. «Семя жены» — Спаситель мира (Быт. 3, 15. — Delitzsch, Genesis, 148–150). К Сыну от Матери — путь первого человечества. «Мать», — сказало оно Богу раньше, чем «Отец».

«Матерь Моя — Дух Святой» — это «незаписанное слово» Господа, agraphon, совпадает с евангельским словом в древнейших списках ев. Луки: «Ты Сын Мой возлюбленный; Я днесь родил Тебя», или по-арамейски, на языке Иисуса, где Rucha, «Дух» женского рода: «Я днесь родила Тебя».

Если Дух есть Мать, то путь второго человечества, нашего, обратен пути первого: уже не от Матери к Сыну, а от Сына к Матери — Духу.

«Нет Божества, большего для знающих, нежели Мать», — говорит Алексис Турийский, Alexis Thurium, пифагорейский богослов IV в. до Р. X. (Graillot, 1.) «Ты одна — все», una quae est omnia, сказано в Капуанской надписи богине Изиде (Dussaud, Inscript. select., 4362. — Fracassini, Il misticismo greco, 168). И в древневавилонской молитве богине Иштар-Мами: «Нет Бога, кроме тебя» (Th. Friedrich, Kabiren, 91).

Всех детей твоих, Матерь,Помилуй, спаси, защити!…Очи возвел я к тебе,Ухватил я край ризы твоей…Ты спасаешь, разрешаешь и милуешь.(A. Jeremias, Handbuch, 218. — P. Dhorme, 260)

Что это, христианский акафист? Нет, древневавилонская клинопись.

Bel-ti, одно из имен богини, тоже вавилонское, значит «Госпожа моя», Ma-donna, — нельзя перевести иначе (H. Zimmern, Keilinschriften und Bibel, 1903, p. 36): имя одно, от Ассурбанипала до Франциска Асизского. Имя еще более древнее, детское: Mami. С ним Человечество проснулось — с ним же, может быть, и уснет последним сном.

«Черную Землю Мать, mêtêr gê melaina, из Олимпийских божеств величайшее», — призывает Солон Законодатель в свидетельницы скрепляющих законы клятв (A. Dietrich, Mutier Erde, 1905, p. 37). Если «величайшая» значит «древнейшая», то Солон ошибается: синяя Мать Вода — «Жена синеликая», на Флийской росписи, древнее черной Матери Земли.

Санхуниатон, финикийский жрец III–II века до Р. X., сохранил нам обломок ханаанской и, может быть, крито-эгейской, космогонии. Темный Ветер, Дух, носился над кромешною Тиною — Хаосом, из вечности в вечность, пока, наконец, возлюбив начала свои и сочетавшись с самим собой, не породил Вожделения, Chefez. От Хаоса Хефэз рождает Яйцо, Mot, заключающее в себе всех будущих тварей Семена, Zofesamin, двуполые, самодовлеющие, неподвижные, погруженные в райский сон. Но, рассеченные громом на две половины, мужскую и женскую, проснулись они и задвигались, чтобы соединиться в любви. Что это за гром и откуда, в мифе не сказано; но если, как похоже на то, мировое Яйцо, Мот (египетское mut — «Мать»), есть андрогинная сфера Платона, «круглая молния», то, может быть, этот гром пал от нее: всесозидающим взрывом Начала взорвалась она, так же как другая, подобная ей, взорвется некогда всесокрушающим взрывом Конца (Sankhouniaton, fragm. II, ap. Euseb., preparat. evang. — Vellay, 237).

Миф смутен, но ясно одно: Мот, Яйцо космоса, родилось из «Бездны вод». «Все из воды», — по учению Фалеса и Анаксимандра, первых ионийских физиков (Fr. Houssay. Les theories de la Génèse à Mycènes. — Rev. Archéol., 1895, p. 16). Это и значит: первая, синяя Мать — Вода.

Кажется, такой же древний, ханаано-пелазгийский, миф сообщает Гезиод в «Теогонии». Гэя-Земля, устав рождать от Урана, бога Неба и Вечности, погребаемых им заживо детей, подговаривает сына своего, Кроноса, оскопить отца. «Светлою, кованною из стали косою», — может быть, лунным серпом, первым указателем времени — лунного года, — «оскопляется», пресекается Вечность. Фалл Урана падает в море, должно быть, раскаленною глыбою аэролита; волны пенятся, кипят, и выходит из них Афродита — Пенорожденная: вся красота, вся любовь земная — от оскопленного Пола Небесного; здешний Эрос — Антэрос нездешний.

Смутен и этот миф, но и в нем ясно одно: Мать сущего — Вода.

Тот же смысл в чудной росписи на питанийской амфоре из Эолиды. В хляби вод первичных, Осьминог божественный разверзает чрево свое — чрево рождающей Матери, и кишит, множится в довременном иле, между раскинутыми щупальцами-лапами Животного, рождаемая тварь. Кажется, видно, как дышит прозрачное тело его, подобное телу медузы, то расширяясь, то сокращаясь; лапы шевелятся, волнуются водоросли, и недооконченные твари увлекаются к сердцу-чреву, чтобы закончиться там, а другие, уже завершенные, стремятся из воды на воздух; ил превращается в водоросль, водоросль — в животное, животное водяное — в земное: рыба — в птицу, раковина — в бабочку, конь морской — в коня земного, но на задних, еще не законченных, из ила волочащихся ногах. Так, звено за звеном, тварь за тварью, цепь развитья развивается, бесконечная. Гётен Ламарк и Дарвин поняли бы, что это значит; но понял ли бы кто-нибудь из нынешних людей, настоящих и бывших христиан, что значат внутри завитков, образуемых концами щупалец, угольчатые крестики, свастики? (Lagrange, La Crète ancienne, 1908, p. 103.)

В самых древних, микенских слоях Трои, найдены глиняные амфоры с едва обозначенным красными точками, женским обликом, должно быть, здешней богини Матери, Кибелы фриго-хеттейской: два глаза, два сосца и на круглой выпуклости, чреве сосуда, знак женского пола, кружок с угольчатым крестиком, свастикой (Lichtenberg, Die Aegaische Kultur, 1913, p. 63). Крест и Пол, это соединение кощунственно для нас, но не для Церкви. «Ложесна Твои престол сотвори, и чрево Твое пространнее небес содела», — поется в акафисте Пречистой Деве.

Если древние, осеняя крестом, жертвенным знаменьем, лоно Матери, рождающее Сына-Жертву, не знали, что делают, то, может быть, знал кто-то за них.

Вот что значат и те крестики в завитках щупалец у Осьминога на питанийской амфоре: Мать Вода, как и все боги Атлантиды, — «крещеная».

Роспись одного критского гроба изображает широколистую водоросль на дне моря, среди плавающих рыб, и тут же, из листьев ее образующихся уток, с похожими на листья перьями. Птица Ва, с человеческим личиком, означает у египтян душу умершего. Кажется, и эти утки означают то же: в лоне Матери Воды, душа образует себе новое тело, чтобы воскреснуть — родиться в вечную жизнь.

Тот же смысл и в росписи фэстской амфоры, где рыба, на спине своей, возносит голубя из Океана земного — в небесный, к расцветающему лотосу, и голубь клюет с тычинок цветочную пыль — райскую пищу; оба животных окружены звездами (Lagrange, 105). Недостает только креста, чтобы узнать Рыбу и Голубя катакомбных росписей.

Первая — синяя Мать Вода, вторая — черная Мать земля.

Стэатопига, Тучнозадая, Ледниковых пещер, страшная человеческая самка, полузвериха, мало-помалу преображаясь, проходя через тысячи образов, расцветает сперва человеческой, а потом и божеской прелестью.

Мами-Иштарь вавилонская, в одном из древнейших изваяний левой рукой прижимает Сына Младенца к груди, а правой — благословляет его: в другом — на голове ее — «невестин покров»; это значит: Дева Мать.