Война во времени - Александр Пересвет

А старый вождь, продолжал шаман, — вот он! Всегда с нами. Опять же — и пал героически. В борьбе с враждебными уламрами. До сих пор песни поют о том, как он с бойцами за девками в соседнее племя ходил, как убил там почти всех, но кто-то злодейским образом воткнул ему копьё в брюхо…

Пергаментный бабник залихвастски улыбался, когда дедок показывал на него пальцем…

Саша, правда, пергамента никогда не видел. Но выражение про мумий, которые будто пергаментом обтянуты, запомнил из какой-то книжки. Иссохший герой весьма походил на мумию, выставленную в Пушкинском музее, а та… Во! — не в книжке, а там экскурсоводша говорила, что её кожа превратилась словно бы в пергамент.

В общем, неважно. С чего ему вообще какие-то мысли посторонние в голову лезут? Тут ведь речь о его жизни и смерти идёт, а он о мумиях размышляет!

Видимо, потому, что он всё решил для себя, подумал мальчик. От него уже ничего не зависело. Кроме одного: подороже продать свою жизнь в случае победы фюрера Яли в данной дискуссии. То есть душа уже вышла за границы страхов и сомнений и даже с каким-то любопытством наблюдала за окружающей действительностью, смирившись с любой судьбой, уготовленной для тела. Наплевала на него. Даже о том, как героически будет выглядеть его смерть, Саша уже не думал…

И деду не верил. Ибо не понимал, зачем тот спасает его. Ясно же было, что жизнь мальчишки для колдуна — тьфу! И растереть… Что-то ему нужно было. Ни на секунду Саша не сомневался, что никакая мумия тут ничего не решает. Во-первых, потому, что покойники никогда ничего не решают. А во-вторых… Да нет никакого «во-вторых». Ибо всё равно покойники никогда ничего не решают, даже если украшены цветными аппликациями и сидят в чуме воинов, привязанные к колышку. Или валяются на боку, как сейчас.

Как бы то ни было, дожал дед вождя. Другие воины помогли. Как понял Саша, это были представители здешней элиты. Вожди каких-то кланов, которые входили в племя Яли. А деление на кланы здесь значило много. Очень много. Например, на охоту, где Сашу пленили, вождь Яли пошёл только с охотниками из своей личной банды. Несмотря на то, что он — верховный вождь, в его полном распоряжении были только его собственные родичи. Остальными он мог командовать только через этих вот вождей второго уровня.

А они сказали: «Прав шаман. А ты, вождь Яли, не прав!»

И вот в итоге Саша оказался в чуме шамана. Накормленный, напоенный какой-то гадостью и почти свободный.

И просмотревший страшный сон… словно душа его сделал облегчённый выдох после всего пережитого…

Чтобы дух человека вернулся обратно из царства мёртвых, надо, чтобы он переселился в кого-нибудь из живых. Но если он переселится в живого, то тот может стать одержимым. Тогда его убивают и сжигают. Немногие умеют выдержать второго человека в себе. Вот я, могучий разумом, могу! Второй дух у меня под контролем, и он мне помогает прозревать.

Так вещал дедулька наутро, когда после треволнений предыдущего дня и ночи с кошмарами несколько измочаленный Саша сидел на земле у входа в чум и насыщался какой-то болтушкой. Болтушку приготовила одна из тёток — скорее всего, одна из жён колдуна.

Болтушка несколько бодрила. Вот только из чего она была сделана, непонятно. Единственное, что он видел, это то, как дед дополнял рецептуру какими-то своими травками…

Колдуна звали кратко: Да. Колдун Да. На местном языке «колдун» звучит как «вида». От слова «видеть», что ли? Почти — «провидец». Вот будет забавно, если это окажутся предки русских! Хотя… Одного слова мало. Опять же и внешне они — какие-то полунегры.

Ладно… Зато вместе получается ещё забавнее: вида Да. Видерда. Видел бы Олег своего тёзку, хи-хи…

«Видерде», кроме Саши, внимали ещё несколько детей. От сущей голой мелюзги до мальчишек примерно его возраста. Девчонки, как он заметил, на передний план не совались и лишь постреливали любопытными глазами откуда-то из-за тылов вигвамов.

Одежда и на них не изобиловала, отчего Сашка сам тут же отводил от них глаза. Но глаза всё равно норовили упереться в какое-нибудь тельце с остренькими холмиками на груди…

Деда Да, между тем, рассказывал, О том, как возникло такое поверье в переселение духов.

В давние времена, говорил он, люди жили в одной большой пещере и не покидали её. Выйдя однажды, они были поражены красотой окружающего мира и уже не нашли в себе сил вернуться обратно под тёмные своды. Там теперь только аннува живут.

Увидев, как быстро бегают большие звери, люди пытались быть похожими на них. Тогда звери отправились к первочеловеку Накматуги, чтобы узнать, кто эти существа, что гоняются за ними. И, получив ответ, звери, а вслед за ними птицы и прочие животные отказались жить с людьми. Гармония ушла…

Потом животные собрались вместе, и у них зашёл спор о том, как быть дальше с человеком. Первым сказала антилопа:

— Люди охотятся на нас. Нам надо уйти, чтобы они умерли с голоду и больше нас не трогали.

Вторым высказался лев:

— Если вы уйдёте, нам тоже будет нечего есть. Мы уничтожим людей.

И звери стали охотиться на людей и убивать их. И только птицы их не трогали. С тех пор люди украшают свои тела перьями птиц и не убивают их — в знак братства и уважения…

А тогда люди ушли от взбесившихся животных. Они пошли на север, где встретили новых зверей. Эти звери были добрее. Они позволяли собою питаться. А взамен люди позволили и им питаться своими умершими…

Это, кстати, шло на пользу людям. Ведь чтобы дух умершего не переселился в живого, надо сделать так, чтобы он перешёл к кому-нибудь ещё. Лучше всего — к зверю. Или к птице. Во-первых, после этого зверь проникается симпатией по отношению к людям, тянется к ним, к своим бывшим соплеменникам. А во-вторых, после того, как зверь умирает — или его убивают — дух человека уходит вместе с его духом. И никому уже не грозит. Он окончательно переселяется в потусторонний мир, где белеет, очищаясь от всего, что было на этой земле.

Потому воины вождя Яли проверяли, порежет ли пришельца его собственный острый камень, или мальчик такой белый потому, что дух.

Кстати, а где камень?

Саша пожал плечами и покачал головой: пока, дескать, дематериализован.

Раньше, продолжил вида Да, люди своих покойников сами ели. Как раз ради того, чтобы лучшие качества усопших к ним вместе с духом переходили. Но потом пришёл великий шаман с именем, которого Саша не разобрал, и сказал: «Зря мы так делаем. Потому что звери обижаются, а духи нам вредят. Поэтому лучше есть что-то, от чего будет польза — мозги от шамана, глаза от зоркого охотника, ноги от быстрого воина, — чем вселять в себя жаждущего новой жизни и свободы духа».