Рассказы - Дмитрий Новиков

Нужно строить. Иначе, погруженный в хитросплетения современного мира, ты увлечешься газетами, политикой, бессмысленным спортом и криминальными новостями. Ты потеряешь себя, и жить будет все хуже, все тревожнее. У тебя не будет первоосновы всего — своего дома на своей земле, который ты выстроил сам для себя и своих детей. Поэтому нужно строить. И эта моя повесть написана, чтобы показать — все это возможно, реально и радостно. Несмотря на трудности и страхи, не ожидая помощи и поблажек — строить. И когда поймет это большинство — изменится климат в нашем нервном, спотыкающемся обществе. Потому что человек, построивший свой дом, — это мирная, свободная и сильная личность. Сам себе хозяин. А не то запуганное, вялое и падкое на дешевые зрелища существо, которым является сейчас.

И еще. Вы не замечали, что давно уже в строительных магазинах не протолкнуться? Их наполняют толпы людей, которые уже поняли. Вы не боитесь опоздать, остаться не у дел и после опять сетовать на судьбу? Я — боюсь.

IX

Всю зиму я думал о доме. Он мне даже снился иногда — как стоит, заснеженный, с сугробом на крыше. Как тихонько потрескивает, садясь под тяжестью крыши и снега на ней. Как промерзает в сильные морозы, отдавая из стен последнюю влагу. Как прессует мох в швах, как движется по нагелям, испытывая на прочность фундамент. Как живет.

Первый раз весной ехать к нему было страшно. Еще на подступах я с замиранием сердца заглядывал за поворот — вдруг чего. И облегченно вздохнул, когда увидел две знакомые, в мечтах и снах уже много раз виденные крыши. Все было хорошо, все стояло на месте.

Еще прошлой осенью, беспокоясь за качество бревен на бане — все–таки пару лет они уже пролежали, и убежденный стремлением отца сделать побольше хорошо, но бесплатно, я покрыл стены бани снаружи отработанным машинным маслом — «отработкой». Сделал это и с нижними венцами дома, которые больше всего впитывают влагу и гниют. Баня у меня стала черной. Местные шутники сразу же окрестили ее горелой, но теперь, весной, когда стаял снег и пошли частые дожди — я еще раз убедился, что не все дешевое — плохо. Вода каплями стояла на бревнах и, не впитываясь, стекала на землю. Дом начинал становиться крепостью.

Второй сезон стройки обещал быть легче, чем первый. Все–таки самое важное — это поднять стены и покрыть крышу. А потом уже можно особо не спешить — на голову тебе уже не капает с небес. Но и сильно замедляться тоже не стоит — можешь утратить волшебный созидательный импульс, разлениться, застрять на каком–нибудь неинтересном этапе. Во второй сезон я решил делать печи. Печь в доме в любом случае получалась большой — мне хотелось и русскую печку, как в доме у бабушки, навсегда запомнившуюся запахом и жаром, и камин в зале — он сам просился сюда, в комнату с видом на озеро. Хотелось и лежанку, чтобы дети могли понять мое детство и приобщиться к ни с чем не сравнимому уюту большой сухой теплоты. И плита на кухне была необходима — куда без нее? Получалось, что в одной печи должно было поместиться четыре. Сначала это казалось нереальным, но, подумав, поспорив, посоветовавшись с людьми, поняли — возможно. Нужен только хороший мастер.

Печь в бане я тоже хотел из кирпича, чтобы не заводская железка. Чтобы надолго — не прогорала и давала вид той вещественной обстоятельности, настоящести, которой так хотелось добиться. Мастер нужен был для двух разных печей. Хороший печник. Умелец.

Где его искать — я не представлял. Объявлений в газете было мало, и все люди уже заняты. Печная фирма для совсем богатых сразу заломила такую цену, что оставалось лишь недоуменно на них посмотреть. За одну работу они насчитали три тысячи долларов. И сразу предупредили — будет еще дороже. Вообще я не совсем понимаю теперешних богатых. Когда–то я был среди них. И тоже легко расставался с деньгами. Пока не расстался совсем. То ли это лень такая своеобразная — если невероятными усилиями заработал денег, то потом так неохота самому посчитать, поискать что–нибудь при строительстве — платят не глядя, сколько запросят. Этим, кстати, уже разбаловали современных строителей — суммы огромные, качество не гарантировано.

Я опять стал спрашивать по знакомым — кто, где, кому и за сколько строил печи. После опросов этих выяснил, что вполне смогу уложиться по деньгам в двадцать тысяч рублей за обе печки. Плюс стоимость материала. Такая цена была возможна и устраивала меня. Оставалось только найти человека.

И он нашелся! Через знакомых! Быстро! «Петя чудесный, — говорили они. — На все руки мастер. И берет недорого. И родственник наш. Из Молдавии».

Чудесный Петя оказался крупным молодым мужчиной с явно выраженными южными чертами.

— Я не молдаванин, — сразу предупредил он.

У меня нет претензий ни к молдаванам, ни к прочим национальностям. Но все же я удивился: неужели русский? Такой чернявый южный русский. Не похож. Но русские все на себя не похожи.

— Я — гагауз, — разрешил Петя мои сомнения.

— Что это такое? — удивился я.

— Мы — славяне, но мусульмане.

Или:

— Мы — не славяне, но православные.

Или:

— Мы не молдаване и не любим их, — я быстро запутался в сложностях Петиного самоопределения.

— Ладно, получилась бы печка. А национальности любые интересны по–своему. Берешься за печку?

Петя брался. Грамотно разговаривал о ней. Приводил примеры собственных заслуг в печкостроении. Осуждал методы молдавской постройки печей. Рассказывал о виноделии, о своей жизни. Вел себя скромно и с достоинством. Вообще казался чудесным Петей–гагаузом, мастером по печам.

Договорились о цене. У родственников его был дом в деревне неподалеку, так что вопрос с жильем решился. Питаться он тоже должен был у них. Все складывалось неплохо. Немного насторожили два высказывания Пети — о том, что в Карелии не умеют использовать такой ценный материал, как дикий камень. И что русский Ваня часто вообще нелепо все делает. Но я пропустил эти слова рано повзрослевшего на собственном вине Пети мимо ушей, списал их на тяжелую жизнь лишенных диких камней гагаузов.

Петя приступил к работе. Он действительно работал очень аккуратно и хорошо. Быстро уяснил конструкцию печи. Нарисовал, правда, ее с трудом, но бывшие милиционеры и не должны хорошо рисовать. Мы вместе ездили по магазинам, по стройбазам и выбирали кирпич. Огнеупорный нашли сразу, красный искали подольше. Я не слишком верю различным рекламщикам и их хитростям. Будь на их месте, я бы хитрил поинтереснее. Поэтому кирпич из известного теперь всей стране города Кондопога отмел сразу — знакомые сказали: не простоит и двух лет. А вот белорусский, чудесный, с гладкой облицовочной поверхностью, полным, без вкраплений и пустот, телом, сразу лег на душу. Сначала я думал, что хватит двух поддонов. Потом — четырех. В итоге на обе печи ушло восемь поддонов его, то есть две грузовые машины. Но тогда я еще не знал этого.

Начал он с фундамента под печь. Старый, полуразвалившийся фундамент в доме был. Петя принялся его восстанавливать.

Приятно было на это смотреть. Каждый новый камешек он аккуратно прилаживал к своему месту, вертел так и эдак, прежде чем посадить на раствор. Сделал по периметру опалубку, сплел из железных прутьев решетку, заложил ее камнями и мастерски залил раствором. Получилась мощная квадратная плита со стороной метр семьдесят восемь — как рост Христа. Во всем этом я увидел радостный знак. Несколько раз мы приезжали с отцом полюбоваться Петиной работой, вместе с ним ужинали, разговаривали о жизни, выпивали. Петя начал класть первые ряды кирпича. И потихоньку замедляться. Стал позже приходить на работу. Уезжать в город на какие–то гагаузские праздники. Отводить глаза при вопросах о сроках. Стал гагаузить не по–простому.

Хорошо, что я помнил урок эриков. Быстро стало понятно, что Петя тоже из них. Или какой–нибудь недалекий, южный родич. Я разгадал его тайну и метод. Показав себя с лучшей стороны, он привязывал к себе клиента узами дружбы и мастерства, тянул время и начинал менять условия. В свою пользу, конечно. Лошадей не меняют на переправе, легче дать им лишнего овса — не был бы Петя гагаузом, по хитрости мог вполне сойти за карела. Но я разгадал его. И стал готовиться. Однажды, в очередной наш приезд, когда я взял с собой маму и жену, чтобы похвастать достижениями, Петя перешел в атаку. Разжалобив до слез женщин рассказами о тяжелой судьбе гагаузского народа, он отвел меня в сторону и зашептал страстно: «Я хочу не двадцать тысяч рублей, а тридцать! И помощника, чтобы мешал глину! И кто–нибудь должен мне готовить горячую еду!».

Хорошо, что я ожидал этого, — удалось не рассмеяться, хотя чудесно было Петино превращение из доброго гагауза в алчного печника. «Хорошо, я подумаю», — ответил ему, а сам принялся искать другого мастера. Невдалеке опять маячила осень.

Мне очень везет на хороших людей. Я часто встречаю их в жизни. Только встречи эти происходят в тот момент, когда кувалдой по голове, и уже по колени, по пояс в землю вколочен. То есть все просто — нужно довести себя до состояния такой вколоченности, и уж потом спокойно ожидать пришествия хорошего человека. Он обязательно появится — проверено многими опытами.