Дело гастронома № 1 - Евгений Латий

– Только не ваша власть! – усмехнулся он, и Боков, оторопев, уставился на него. Обычно в этих стенах, если не писались от страха, то вели себя смиренно, выказывая всяческую покорность. А тут желторотый птенец – и где-то успел уже нахвататься антисоветчины.

– И давно ты в диссиденты записался? Надоела честная спокойная жизнь? – Боков взял из дела копию анкеты. – Вот твоя анкета! В ней записано, что ты комсомолец, добр, отзывчив, любишь общественную работу. В школе даже избирался в комитет комсомола! А теперь что, решил перекраситься?

– Я еще не решил! – обозлился Антон.

– А если еще не решил, то посоветуйся сначала с мамочкой! Тоже мне, герой выискался!

– Между прочим, гражданин следователь, я совершеннолетний и за свои поступки сам отвечаю! – посерьезнев, напомнил Платонов. – И прошу разговаривать со мной на «вы»!

– То, что ты еще летний, это невооруженным глазом заметно, как и то, что не совершенный! – раздраженно бросил майор. – А разговора на «вы» ты, щенок, еще не заслужил! – Боков с трудом держал себя в рамках.

– А жить со страхом в душе лучше? – криво усмехнулся Антон. – Я бы лично не хотел. Рабом быть не хочу! Да, маму жалко, ее с работы могут вытурить. Но я ей разрешу от меня отказаться! Ведь у вас это по сей день практикуется?

– Ты все же идиот! – поморщился Боков.

Антон усмехнулся.

– В романе Достоевского, между прочим, это самый приличный человек! – радостно отозвался он. – Не возражаю против такого определения для себя.

Боков, глядя на его самодовольное лицо, так разозлился, что сжал кулаки и готов был поколотить этого пакостника. Но вовремя сдержался, вызвал охранника и потребовал увести арестованного в камеру.

Зоя нервно курила. Полковник открыл новую бутылку «Киндзмараули», налил по полстакана Зое и себе. Сделал новый глоток и блаженно зажмурил глаза.

– Потрясающее вино! – промычал он. – Не познакомился бы с вами, не попробовал бы…

– Как вы вышли на моего сына?

– Случайно. Он ехал в трамвае и открыто читал Солженицына. На его беду, в вагон зашел мой сотрудник. Увидел это безобразие и оторопел. Конечно же, он не мог пройти мимо! А еще ваш сынок увел у меня жену! Но это уже к делу не относится.

– Ах, вот откуда ноги растут! А я-то голову ломаю! Ее, кажется, зовут Мариванна?

Скачко кивнул. Зоя шумно вздохнула.

– И сколько лет грозит моему сыну за этот адюльтер? – с презрением спросила она.

– До шести лет за распространение антисоветской литературы. И «волчий билет» после зоны.

– Шесть лет?! – ужаснулась она. – Вы что, звери?! Хотя о чем я говорю?! – нервно пробормотала она. Протянула полковнику свой стаканчик, тот наполнил его вином. Зоя сделала несколько жадных глотков. Достала сигареты, закурила.

– А Беркутову сколько могут дать?

– С ним уже не наша игра. На него есть охотники рангом повыше.

Он кивнул на небо.

– Андропов?! – сразу угадала она.

– Я этого не говорил! – Скачко нахмурился, услышав фамилию Андропова. – Но могу сказать, что ваша Анилина уже дала показания против Беркутова, так что… – он не договорил.

– Так сколько ему грозит?!

– Смотря как поведет себя после ареста.

– Его что, арестуют?! – округлив глаза, прошептала она и тут же прикрыла рот ладошкой.

Скачко кивнул, поморщился. Говорить о таких вещах, да еще первой подруге Беркутова, он не имел никакого права. Но что-то подтолкнуло его к этому опасному откровению.

– Все, что я сейчас говорю вам, должно умереть в вас! Иначе… – он запнулся.

– Что «иначе»?!

– Иначе вы лишитесь сына! – негромко, но уверенно выговорил он. – Точнее, сделаете его самым несчастным человеком на свете. Надеюсь, вы этого не хотите?

Она заплакала навзрыд. Скачко терпеливо пережидал этот ее срыв. И Зоя быстро с ним справилась. Достала платок, вытерла слезы. Шумно выдохнула.

– А где гарантии того, что после моих признаний-показаний вы не арестуете меня вместе с Беркутовым и не отправите в Мордовию моего сына? Высоким людям наплевать на несчастья маленьких людей! – усмехнулась она, глядя на полковника.

Но тот не стушевался и уверенно посмотрел на нее.

– А вот гарантии я дать могу!

И он даже ласково ей улыбнулся.

Беркутов ехал по улице Герцена, увидел вход в Большой зал консерватории, куда спешили любители классической музыки, взглянул на часы. До начала концерта оставалось чуть больше пятнадцати минут, и он попросил Максимыча остановиться.

– Все, спасибо, Максимыч, поезжай домой! Я, пожалуй, зайду-ка в консерваторию, давно не был.

Он вылез из своей машины, махнул рукой Максимычу, тот отъехал, и вдруг Беркутов увидел, как в трех метрах от его «Волги» тормозит другая «Волга». Его точно кипятком окатило: за ним следят. Он засуетился, двинулся к входу, обернулся, увидел, как из той «Волги» вылез парень в сереньком плаще и пошел за ним. Беркутов вошел в консерваторию, подошел к окошку администратора, с трудом изобразил на лице вежливую улыбку, потом, вспомнив, достал удостоверение, протянул его пожилой даме с густой фиолетовой помадой на губах и с кольцами на всех пальцах. Администраторша, не узнав его, взглянула на Беркутова весьма прохладно.

– Вообще-то свободных мест на этот концерт у нас нет! – беря его удостоверение, проговорила она.

Но, увидев в удостоверении фамилию «Беркутов», администраторша мгновенно преобразилась.

– Георгий Константиныч, это вы?! – вдруг восторженно воскликнула она и даже поднялась. – Боже мой, как мы рады! Что же вы нам не позвонили?!

– Так получилось, извините! Хорошая мысля приходит опосля. Но, если сложно с местами, я тогда как-нибудь в следующий раз? – робко проговорил он.

– Ну что вы такое говорите, Георгий Константиныч? Если для вас нет, то для кого же тогда есть?! Конечно же, есть! Вам какой ряд? Поближе, подальше, сбоку, ложу?!

– Мне подальше. И где-нибудь сбоку, недалеко от выхода. Я хочу послушать музыку…

– Да-да, я понимаю! Сейчас сделаем!

Она тут же выписала ему контрамарку.

– Вас проводить в зал, Георгий Константинович? – поднимаясь, спросила она.

– Нет-нет, это лишнее, спасибо! Я сам, – он ласково улыбнулся. – Еще раз спасибо!

– Заходите в любой день, в любой час! Мы всегда рады вас видеть, Георгий Константинович!

Беркутов взял контрамарку, забрал удостоверение, обернулся с радостной улыбкой, увидел своего филера в сереньком плаще: тот стоял прямо за ним, и улыбка тотчас слетела с лица Беркутова. Он почему-то кивнул филеру, а тот сухо кивнул директору в ответ. Георгий Константинович вошел в вестибюль, снял плащ, сдал его в гардероб. К счастью, филера задержали у окошка администратора, и Беркутов поспешил наверх, надеясь затеряться среди прибывающей публики. Он даже решил дождаться филера и, едва тот зайдет в зал, разыскивая свой «объект», быстро покинуть консерваторию. Но, увидев в программке виолончельный концерт Шостаковича да еще фамилию Ростроповича, решил остаться. Не зря, значит, его потянуло.

Беркутов сидел в десятом ряду и, прикрыв глаза, слушал музыку Шостаковича, его напряженные, трагические интонации, и в памяти вспыхивали то разбитые фронтовые дороги, дикие бомбежки на переправе, крики, вопли, раненая санитарка, то вдруг возник недавний лесной пейзаж, когда они со Старшиновым снова отправились собирать грибы. Однако второго чуда тогда, увы, не случилось. И лес был как лес, и грибов в этот раз не меньше, и Старшинов почти не занудствовал, и воздух можно было резать на куски и наслаждаться им, как нежным сладким десертом.

Беркутов со Старшиновым неторопливо шли по лесу, когда Николай Иванович вдруг остановился, оглянулся вокруг, и на его лице вспыхнул детский испуг.

– Жора, а куда мы идем? – растерянно пробормотал он. – Мы что – заблудились?!

Беркутов снисходительно улыбнулся.

– Не пугайтесь, я знаю, куда идти, – он вдруг погрустнел. – А вообще-то я бы хотел заблудиться. Представляешь, заголовки газет: «Вчера в лесу заблудились директор первого гастронома Москвы и начальник Мосгорторговли!»

– Фу-у! Я даже испугался. – Старшинов вытащил платок, вытер пот со лба. – Со мной так случилось уже однажды во время войны! Шли на операцию и заплутали! К счастью, мальчонка из местных попался толковый, подсказал. А так бы!.. И заголовков таких не будет! В этой стране ничего не будет!

Старшинов присел на пенек, вставив сигарету в мундштук, выпустил первое колечко дыма.

– Почему нас угораздило попасть именно в эти годы и в эту страну? – вдруг с болью произнес он. – Я недавно был в Швейцарии. Там люди, с которыми я встречался, делают сыры и очень этим счастливы. Очень счастливы! И больше ни о чем не хотят думать! Ты когда-нибудь задавал себе этот вопрос?

Беркутов ответил не сразу.

– Я и сейчас его себе задаю! – вздохнул он.

И они оба замолчали.

Беркутов открыл глаза. Музыка продолжалась, теперь шла ее спокойная часть. Филер сидел на два ряда впереди Беркутова, изредка озирался на него. Беркутов сидел с краю, у прохода и выхода. Потом вдруг поднялся и тихо вышел. Филер обнаружил его отсутствие не сразу и тут же пришел в жуткое беспокойство, поднялся, но он сидел посредине ряда, поэтому долго и нервно пробирался к выходу, к неудовольствию публики.