Стихотворения и поэмы - Павел Антокольский

225. НОВЫЙ ГОД

Приходит в полночь Новый год,            Добрейший праздник,Ватагу лютых непогод            Весельем дразнит.

И, как художник-фантазер,            Войдя в поселок,На окнах вызвездил узор            Абстрактных елок.

Студит шампанское на льду            И тут же, с ходу,Три ноты выдул, как в дуду,            В щель дымохода.

И, как бывало, ночь полна            Гостей приезжих,И что ни встреча — то волна            Открытий свежих.

И, как бывало, не суля            Призов и премий,Вкруг Солнца вертится Земля,            Движется время.

А ты, Любовь, тревожной будь,            Но и беспечной,Будь молодой, как санный путь,            Седой — как Млечный.

Пускай тебе хоть эта ночь            Одна осталась, —Не может молодость помочь,            Поможет старость!

Сказки

Сон мой длился века, все виденья собравВ свой широкий, полуночный плащ.

226. КОНЬКИ

В старом доме камины потухли.Хмуры ночи и серы деньки.Музыканты приладили кукле,Словно струны, стальные коньки,

И уснула она, улизнула,Звонкой сталью врезается в лед.Только музыка злится, плеснулаСтаю виолончелей вперед.

Как же виолончели догнать ей,Обогнать их с разгона в объезд,Танцевать в индевеющем платьеНа балу деревянных невест?

Как мишень отыскать в этом тире,В музыкальном, зеркальном раю,Ту — единственную в целом мире,Еле слышную душу свою?

В целом мире просторно и тесно.В целом мире не знает никто,Отчего это кукле известно,Что замками от нас заперто.

В целом мире… А это немало!Это значит, что где-то поэтНе дремал, когда кукла дремала,Гнал он сказку сквозь тысячу лет.

Но постойте! Он преувеличилПриключенье свое неспроста.Он из тысячи тысячу вычел, —Не далась ему куколка та!

227. МУЗЫКА

Мрачен был косоугольный зал.Зрители отсутствовали. ЛампыЧахли, незаправленные. Кто-то,Изогнувшись и пляша у рампы,Бедным музыкантам приказалНачинать обычную работу.

Он вился вдоль занавеса тенью,Отличался силой красноречья,Словно вправду представлял пролог.Музыканты верили смятеньюПризрака. И, не противореча,Скрипки улетели в потолок.

В черную пробитую дыруПронесла их связанная фуга…Там, где мир замаран поутруСеростью смертельного недуга.

Скрипки бились насмерть с голосамиХриплыми и гиканьем погонь.Победив, они вели их сами.Жгли смычки, как шелковый огонь.

И неслась таинственная вестьМимо шпилей, куполов и галок,Стая скрипок, тоненьких невест,Гибла, воскресала, убегала…

А внизу осталась рать бутылок,Лампы, ноты, стулья, пиджаки,Музыка устала и остыла.Музыканты вытерли смычки.

Разбрелись во мглу своих берлог,Даже и назад не поглядели,Оттого что странный тот прологНе существовал на самом деле.

228. ГАДАЛКА

Ни божеского роста,Ни запредельной тьмы.Она актриса просто,Наивна, как подросток,И весела, как мы.

Цыганка МариулаРаздула свой очаг,Смугла и остроскула,С лихим клеймом разгулаИ с пламенем в очах.

А вот еще приманка!Развернут в ночь роман.Заведена шарманка.Гадает хиромантка,Девица Ленорман.

Но грацией, и грустью,И гибелью горда,Но руки в тщетном хрустеЗаломлены… Не трусьтеГадалки, господа!

229. МИФ

По лунным снам, по неземным,По снам людей непогребенныхПроходит странник. А за нимСпешит неведомый ребенок.

«Что, странник, ты несешь, кряхтя?Футляр от скрипки? Детский гробик?» —Кричит смышленое дитя,И щурится, и морщит лобик.

Но странник молча смотрит вверх,А там, в соревнованье с бездной,Вдруг завертелся бесполезныйТысячезвездный фейерверк.

Там за петардой огнехвостойМчит вихревое колесо.Всё это, может быть, непросто,Но малым детям внятно всё.

И мальчик чувствует, что этоВся жизнь его прошла пред ним —Жизнь музыканта иль поэта,И ужас в ней незаменим.

Что ждет его вниманье женщин,Утраты, труд и забытье,Что с чьей-то тенью он обвенчанИ сам погибнет от нее.

230. МАНОН ЛЕСКО

Когда-то был Париж, мансарда с голубятней.И каждый новый день был века необъятней, —            Так нам жилось легко.Я помню влажный рот, раскинутые руки…О, как я веровал в немыслимость разлуки            С тобой, Манон Леско!

А дальше — на ветру, в пустыне океанаТы, опозоренная зло и окаянно,            Закутанная в плащ,Как чайка маялась, как грешница молилась,Ты, безрассудная, надеялась на милость            Скрипящих мокрых мачт.

О, ты была больна, бледна, белее мела.Но ты смеялась так безудержно, так смело,            Как будто впередиВесь наш пройдённый путь, все молодые годы,Все солнечные дни, не знавшие невзгоды,            Вся музыка в груди…

Повисли паруса. И за оснасткой бригаБыл виден дикий край, открытый Америго,            Песчаный, мертвый холм.А дальше был конец… Прощай, Манон, навеки!Я пальцы наложил на сомкнутые веки            В отчаянье глухом.

Потом рассказывал я в гавани галерной,В трактире мерзостном, за кружкою фалерно,            Про гибельную страсть.Мой слушатель, аббат в поношенной сутане,Клялся, что исповедь он сохраняет втайне,            Но предпочел украсть,

Украсить мой рассказ ненужною моралью.И то, что было нам счастливой ранней ранью,            Низвержено во тьму,Искажено ханжой и силе жизни чуждо.Жизнь не кончается, но длится! Так неужто            Вы верите ему?

Не верьте! Мы живем. Мы торжествуем снова.О жалкой участи, о гибели — ни слова!            Там, где-то далеко,Из чьей-то оперы, со сцены чужестранной,Доносится и к вам хрустальное сопрано —            Поет Манон Леско.

231. КАЛИОСТРО

Плащ цвета времени и снов,Плащ кавалера Калиостро…

На ярмарке перед толпою пестрой,Переступив запретную черту,Маг-шарлатан Джузеппе КалиостроВолшебный свой стакан поднес ко рту.И тут же пламя вырвалось клубами,И завертелась площадь колесом,И жарко стало, как в турецкой бане,И разбежался ярмарочный сонм.И дрогнула от дребезга и трескаВселенная. И молния взвилась…

Лишь акробатка закричала резко:«Довольно, сударь! Сгиньте с наших глаз!»Но Калиостро возразил любезно:«Малютка, я еще не превращенВ игрушку вашу. Поглядите в бездну…»И он взмахнул пылающим плащом.Она вцепилась в плащ и погляделаСначала робко, а потом смелей:«Ну что же, маг, ты сделал наше дело —И мне винца, пожалуйста, налей!»Пригубила и, обжигая десныИ горьким зельем горло полоща,Захохотала: «Все-таки несносныПрикосновенья жгучего плаща!Но что бы ни было, я не трусиха.Ты, может быть, опасный человек,А все-таки отъявленного психаЯ придержу на привязи навек!»Что с ними дальше было — знать не знаю.А коли знал бы, всё равно молчок.Но говорят, что акробатка злаяСдержала слово, сжала кулачок.

В другой, изрядно путанной легендеОписаны их жуткие дела,На пустяки растраченные деньги:Девчонка расточительна была.Она и он добыли, что им надо,Не замечали пограничных вех,Европу забавляли буффонадойНе час, не день, не годы — целый век.Как видно, демон старика принудилИзнемогать от горя и любви.И служит ей он, как ученый пудель,Все замыслы откроет ей свои.

Летят года. Беснуется легенда.И как попало главами пестрит.И вот уже зловредного агентаСледить за ними подослал Уолл-стрит.В какой лачуге иль в каком трактиреЗаколот этот Шерлок Холмс ножом?Где в тучи взмыл «ТУ-сто сорок четыре»?Чей Пинкертон пакетами снабжен?

А в то же время Калиостро скрылсяНа полстолетья, как на полчаса.Его архив грызет чумная крыса,А старикан сначала начался!Есть у него дворец и графский титул,Сундук сокровищ и гайдук-араб.Забронзовел, весь в прозелени идол,Владыка мира — все-таки он раб!Да! Ибо в силу некоего пактаМеж ним и автором явилась тутВсё та же, та же, та же акробатка.О ней неправду сплетники плетут.Но что за мерзость городские сплетни!Ведь акробатка — вечная весна,А стосемидесятишестилетнийИз-за нее одной не знает сна!

Смотрите же в партере, на балконе,Как действие стремительно идет!Несут карету бешеные кони.На козлах автор — сущий идиот.А позади плечом к плечу две тени.Они страшны для чьих-то медных лбов.В сплетенье рук, в сцепленье двух смятений,Вне времени свершается любовь…Там — ждут востребованья груды писем.

Здесь — лопается колба колдуна.От акробатки ветреной зависим,Он знает — жизнь исчерпана до дна.Он скоро сдохнет. Так ему и надо!Но мечется легенда наугад…Дай на пятак стаканчик лимонада!Дай на целковый парусный фрегат!За океаном, в Конго иль у Ганга,Единая однажды навсегда,Всё та же краля, выдумка, цыганкаВзмахнет ему платочком: «До свида…»

Пора! Пора! Еще ничто не ясно.Воображенье — лучший проводник.Весь мир воображеньем опоясан.Он заново разросся и возник.Он движется вовне или внутри нас,На личности и роли нас деля.Он формула. Он точность. Он стерильность.Вкруг солнца вечно вертится земля.

Стучит тамтам. Гудят удары гонга.Круженье пар. Скольженье легких тел.Рукой подать до Ганга и до Конго.Кто захотел — мгновенно долетел!..

Не представляя, что подскажет завтра,К чему обяжет утренняя рань,На полуслове обрывает авторИ отвергает всякую мораль.

Да и к чему служила бы мораль нам?Кончает Калиостро свой полетВ четвертом измеренье ирреальномИ поздравленья новобрачным шлет.

Я посвящаю Женственности ВечнойРассказ про Калиостро-колдуна.В моих руках не пузырек аптечный.Мне в руки вечность даром отдана.

232. ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ