Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания - Вольфганг Сартор

интеллигенция не знала других видов отдыха, кроме карт и пьянства. Даже наш геолог Стрижов409, уроженец Сибири, очень толковый и знающий свое дело специалист, который позже руководил нобелевскими предприятиями в Грозном, едва не погиб от такой жизни.

В нем я увидел черты того многообещающего типа русского человека, который сложился в совершенно других условиях, нежели в европейской части России, а именно в свободной Сибири (никогда не знавшей крепостничества). Сибиряки —сыновья или внуки осужденных за разные уголовные или политические преступления и сосланных в Сибирь – представляют собой цвет, во всяком случае экстракт, тех элементов русского народа, которые наделены индивидуальностью и энергией. Эти два качества, очень редко встречающиеся у жителей забитой, рабской европейской части России, в полной мере развились у этих потомков сибирских изгнанников и сделали их народом с чертами национального характера, которые мы привыкли ассоциировать не с русскими, а с германцами. Кто знает сибиряков, тот хорошо понимает, почему во время мировой войны сибирские дивизии оказались лучшими в русской армии. Я думаю, возрождение России начнется именно с Сибири.

При всей своей культуре – я не имею в виду цивилизованности – Стрижову была не чужда определенная азиатская дикость. Вскоре после моего прибытия он устроил в мою честь роскошный ужин c участием главных представителей грозненской городской элиты. Он сидел во главе стола, я – по правую руку. В том, что он разбил об стену бокал, из которого выпил шампанского за мое здоровье, для меня не было ничего удивительного, ведь русский, чествуя гостя, разбивает свой бокал, желая показать, что этот бокал для него теперь слишком дорог, чтобы пить из него за здоровье другого гостя. Новостью для меня стала другая сопутствующая деталь его тоста в мою честь: когда он крикнул «ура», то, к моему ужасу, раздался револьверный выстрел. Стрижов, чтобы усилить эффект, незаметно достал из кармана револьвер и метко вогнал пулю в пол в дюйме от моей ноги. Я был тронут такой необыкновенной заботой обо мне, выразившейся в стремлении не повредить мою ногу.

Более европейскими формами поведения мне запомнилось мое общение с господином Лане, ротшильдовским геологом, у которого я кое-чему научился. Он был ярким примером педантичного французского ученого, который из‐за своей гипертрофированной точности находился в вечной безуспешной борьбе с трудностями, связанными с эксплуатацией рудника, и обычно на неделю запаздывал с решением по поводу той или иной необходимой меры.

Интереснее всего во всех смыслах были мои отношения с немногими грозненскими евреями, особенно с Давидом Исааковичем, кузеном и тезкой моего бывшего сотрудника. Эти грозненцы, старожилы на Кавказе, существенно отличались от своих единоверцев, которые благодаря своему диплому о высшем образовании или уплате торговых патентов обосновались в Баку в качестве адвокатов или купцов и чаще всего были довольно неприятной публикой. Немногие грозненские евреи были потомками так называемых «николаевских солдат», которых во времена Николая I подростками схватили где-нибудь прямо на дороге в Западной России и отдали в солдаты. Оторванные от семей, они всю жизнь тянули солдатскую лямку и в лучшем случае могли дослужиться до чина унтер-офицера. Например, такой была участь отца Давида Исааковича. Поскольку он и некоторые другие его единоверцы, также попавшие в солдатское рабство, отличились в боях против Шамиля, им и их потомкам было даровано право проживать на Кавказе410.

Эта история лишний раз подтверждает истину, что внешние условия жизни оказывают решающее влияние на формирование характера человека. Давид Исаакович и другие здешние евреи в силу того, что жили на Кавказе полноправными гражданами, не знали того давления, которому подвергались евреи в России и которое постоянно вынуждало их в поисках выхода из бедственного положения идти не всегда законными путями. Эти грозненские евреи были сыновьями храбрых – или ставших таковыми за годы воинской службы – отцов, поэтому нередко и сами отличались личным мужеством.

Похожие явления можно наблюдать и у так называемых горных евреев в Дагестане411. Рассказывают, что они потомки израильтян времен ассирийского плена, которых поселил в этой пограничной местности ассирийский царь Саррукин (Саргон)412. Живя среди других народов, эта небольшая часть еврейского народа 2600 лет сохраняла свою веру, хотя и переняла быт и культуру окружавших горных народов. Горные евреи одеваются так же, как они, и слывут такими же честными и по-своему благородными разбойниками, как их мусульманские соседи.

Важным событием была в Грозном ежегодная лошадиная ярмарка.

Из раскинувшейся севернее Терека степи калмыки пригоняли сюда на продажу более тысячи лошадей-трехлеток. За городом, между Сунженским и Терским хребтами теснились загоны, охраняемые узкоглазыми калмыками, которые сидели на своих скакунах так, словно срослись с ними.

Было очень интересно наблюдать, как калмыки отлавливают выбранных покупателем лошадей, не знавших до этого ни седла, ни уздечки и выросших на свободе, и укрощают их. Ловким броском лассо заарканив перепуганное животное, они вытаскивают его из загона. Лошадь бросается в степь, пытаясь убежать. Скачущий за ней калмык ослабляет лассо, чтобы не задушить лошадь, и лишь время от времени натягивает веревку. Эта дикая скачка продолжается, пока лошадь, дрожа от усталости и страха, не валится наземь. К ней тут же подскакивают другие калмыки, чтобы стреножить ее. Она вскакивает, но не может убежать от преследователей. В этот момент на нее надевают седло, в него запрыгивает наездник, а лассо и путы снимают; все происходит с молниеносной быстротой.

Скачка продолжалась, потому что лошадь еще была не готова покориться. В конце концов побеждало искусство наездника и его крепкая рука.

Заключительным мероприятием ярмарки были лошадиные бега. Больше всего мне нравились скачки чеченцев и казаков на неоседланных лошадях. Даже один из присутствовавших англичан признался мне, что такого искусства верховой езды на его родине нигде не увидишь.

62. Баку

Я избрал Баку местом своего жительства, потому что это был крупный нефтяной рынок, центр русской нефтяной промышленности, в то время как в Грозном я не знал, что творится в мире нефтяной торговли.

Баку был к тому же метрополией прикаспийского региона, естественным перевалочным пунктом для торговли с Персией, кавказскими прибрежными провинциями и закаспийской Средней Азией и поэтому играл важную роль еще в персидский период своей истории. В 1806 году он вошел в состав России.

Центр города, так называемая Крепость, окружен со стороны суши стеной и представляет собой лабиринт узких улочек, в которых торгуют восточными товарами.

Основанный в персидский период, он имеет много исторических достопримечательностей, например старый ханский дворец, Кис-Кале (Девичью башню), с которой связана какая-то романтическая