Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания - Вольфганг Сартор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти внутренние противоречия между двумя культурами стали причиной гибели моего армянского друга: он покончил с собой.
Русские и евреи, съехавшиеся в Баку, эту русскую Калифорнию, со всей России, в большинстве своем были малоприятной публикой. Отчаявшиеся, потерявшие всё бедолаги, сомнительные типы, даже закоренелые преступники, отсидевшие свой срок заключения, – кого только не манила сюда переживающая бурный подъем нефтяная промышленность возможностью разбогатеть! Разумеется, среди них, особенно среди инженеров, были и глубоко порядочные представители обеих национальностей, но татары и иностранцы не без основания считали, что обосновавшиеся в Баку русские отнюдь не способствовали повышению морального авторитета России.
Кстати, русские как в Баку, так и на всем Кавказе чувствовали себя чужими. Эта страна, хоть и была связана территориально с их родиной, воспринималась ими не как часть России, а как русская колония. Причем колония, которой пользовались не они, а главным образом иностранцы, а также местные армяне и татары.
***
В Баку мне довелось стать свидетелем грандиозного нефтяного пожара.
В то время для хранения впоследствии ставшего очень востребованным мазута еще не использовали дорогостоящие металлические резервуары; их заменяли огромные, вместительные подземные резервуары с обмазанными глиной стенами и железной крышей. Такие хранилища называли амбарами. Для предотвращения утечки мазута в почву на дне амбаров всегда была вода. Один из ротшильдовских амбаров площадью не меньше десятины вдруг загорелся. Дыма от горящего мазута было столько, что в городе и его окрестностях день превратился в ночь. Лишь изредка солнце ненадолго пробивалось сквозь черные тучи и казалось бледным лунным ликом.
Мне, конечно, хотелось увидеть это зрелище вблизи, и я поехал в Черный город423, где на единственной узкой улице справа, вдоль берега, располагались нефтеперерабатывающие заводы, а слева – дома рабочих. За этим рабочим городком на пологом холме и находился горящий амбар. Я зашел за дома и наблюдал пожар с расстояния около сотни метров.
Пылала вся десятина, то есть более десяти тысяч квадратных метров. Масштабы гигантского пламени – темно-красного зловещего цвета, словно это был адский огонь, вырвавшийся из преисподней, – не поддаются описанию. Временами в отдельных местах взлетали к небу мощные снопы искр – по-видимому, следы взрывов в результате испарения воды на дне хранилища.
Эти искры вызвали у меня смутную тревогу: а что, если такой сноп искр не взметнется вверх, а полетит в сторону? К тому же я уже все увидел, что можно было увидеть. И я отправился домой.
Меня увела оттуда моя счастливая звезда. Не прошло и десяти минут после моего ухода, как море огня швырнуло на то место, где я стоял, огромный сноп искр, а вниз по склону потек поток огненный лавы, пожирая дома и людей. Все обитатели рабочего поселка погибли в считаные минуты.
63. Синдикат «Казбек»
Кажется, в конце 1900 года мной был создан еще один разведывательный синдикат, «Казбек», с целью освоения расположенного в западном продолжении Грозненской антиклинали участка площадью 102 десятины.
Помня о своих тульских потерях, я мог пойти лишь на очень ограниченное участие своей фирмы в новом синдикате. Однако в нем принял участие целый ряд дружественных богатых банкиров, как, например, «Иоганн Беренберг-Гослер и К°» (Гамбург), «Роберт Варшауэр и К°» (Берлин), «А. Рюффер и сыновья» (Лондон), «Ван Огтроп и Зун», банк «Лабушер Ойенс и К°», а также «Ойенс и сыновья» (все три из Амстердама) и др. Я также считал, что не могу обойтись без пакета акций лондонской компании «Офенгейм и К°», который я приобрел лично летом 1902 года в обмен на акции «Шпис петролеум».
Мое скромное участие в синдикате «Казбек» должно было стать для меня фундаментом для восстановления моего состояния.
Здесь меня тоже ждала удача. Первая и сначала единственная скважина очень скоро в первом же нефтеносном пласте наградила нас неплохим фонтаном424, вырученных средств от которого, однако, ввиду падения цен на нефть не хватило на развитие участка.
Такова была ситуация, когда я в мае 1902 года переселился на Кавказ и летом того же года осуществил упомянутое выше расширение моего участия в синдикате «Казбек». После того как все препятствия, связанные с дальнейшим бурением скважины, были устранены фон Офенгеймом, а в руководстве обществом остались лишь исключительно мои люди (кроме меня, мой брат и Мосдичян; Офенгейм вышел из состава правления), я в конце сентября 1902 года смог продолжить бурение.
Мы тогда даже не подозревали о необыкновенном богатстве второго нефтеносного пласта, не подозревали, что он отделен от первого, давшего фонтан чуть больше года назад, лишь довольно тонким слоем мергеля. Едва бур прошел слой мергеля – это было 4 октября 1902 года, – как из скважины ударил такой мощный фонтан нефти, какого в истории кавказской нефтяной промышленности, богатой выбросами нефти, вообще не было.
Получив телефонограмму, я помчался на участок, находившийся в 18 километрах от города, и стал свидетелем, пожалуй, самого грандиозного природного явления, которое когда-либо видел. С грохотом, напоминающим грозный морской прибой или сокрушившего оковы и вырвавшегося на волю подземного титана, из скважины шириной в 18 дюймов бил чудовищной силы фонтан нефти высотой, в три раза превышающей высоту буровой вышки. Разрушив верхнюю часть вышки, этот черный ливень заполнял приготовленное заранее хранилище.
При виде этого извержения я едва не задохнулся от счастья. Это было одно из тех немногих мгновений, ради которых стоит жить. Я никогда не был одержим жаждой денег; судьба послала мне не одно тяжелое и даже болезненное разочарование – и вот, словно в награду за эти испытания, на меня внезапно обрушилось богатство, дающее независимость от жизненных невзгод, тягот и неприятностей. Я мысленно вознес горячую благодарственную молитву Богу.
Если обильный дождь благотворно действует на иссохшую землю, то наводнение может ее погубить. Переизбыток нефти, этого жидкого золота, привел к тому, что сохранить удалось
