Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза - Николай Берг

— Как вы понимаете у нас нет никакой информации о происшедшем — так же тихо тикает лейтенантик, обводя всех ясным незамутненным взором: 'В данном случае возможны самые разные толкования — от внутрианклавных разборок и драки за власть до террористического акта, например Аль-Кайды.

— И что с его анклавом?

— Близкие лица выбиты вместе с ним. Насколько известно — там делят власть, а соседи постараются, чтоб в этом мощном анклаве власть делили изо всех сил. Сил у анклава много.

— С применением авиации и тяжелого вооружения? — иронично спрашивает анестезиолог.

— Вы поняли — кивает Валентина.

— Искренне им желаю многолетнего дележа — хмуро улыбается в ответ анестез.

Сидим немного пришибленные. Ларчик открылся просто. От этого становится еще более жутко. Нет, что-то такое и предполагалось, но окажись, что заразу принес инопланетный корабли или еще что… Точно было бы легче. А так сразу лезут в голову мысли, что человечество мало отличается от крысятника, да еще, пожалуй, зря я на крыс наговариваю. Крысы никогда не вели мировых войн, хотя… Хотя вообще-то здесь я не прав. Еще как вели, и крыса с гордым именем раттус норвегикус победоносно вышибла конкурентов из всех мест, куда явилась. Те же черные крысы, считай, бесследно исчезли после нашествия пасюков. Да, крысы — они почти, что как люди.

Валентина дополнительно рассказывает, одновременно показывая фото в здоровенных гроссбухах, что новенького удалось выяснить о поведенческих реакциях морфов, привычках и нюансах физиологии.

Окружающим это интересно, мне — не очень. Во- первых связь с лабораторией у нас тесная и мы всю информацию получаем из первых рук, как и положено боевым группам, во-вторых между собой команды тоже общаются. Ну и, наконец, мы же часть этой информации и поставляем…

— Чемпионат Рэнингураду по инемури — утвердительно заявляет Ильяс, окинув взором дрыхнущих самозабвенно молокососов нашей ягдкоманды. Присаживаемся рядом. Сладко спящие в теньке своим видом навевают дремоту. Но как-то нам, как старшим и опытным не к лицу вроде заваливаться рядом с салобонами. Придется сидеть, бодрствовать. Только по этой причине спрашиваю Ильяса о смысле сказанного. Он сладко зевает и не торопясь, поясняет, что так называется Ленинград по-японски, не умеют японцы произносить букву 'Л'. Именно потому американцы во время войны с япами все время употребляли один и тот же пароль и отзыв: 'Лоллипоп и луллаби'. Даже зная пароль, японцы физически не смогли бы его произнести. И санитаров амеры звали не так, как могли выговорить япы — в начале-то много санитаров обманом так япы кончили, а возгласом 'Таллула!'. Актриса такая была тогда, симпатичная. Инемури — это сугубо японское искусство вздремнуть, где угодно и когда угодно, в лифте, на остановке, в метро и даже на совещании. Тут он широко ухмыляется и называет японцев самовлюбленными хвастунами. Ну да, пожалуй, стоит согласиться. Несколько японцы преувеличивают. Еще вопрос, кто кого обставит в инемури. Судя по всему у Ильяса те же сомнения. Командир как уехал с половиной группы, так и застрял в штабе, молодежь завалилась дрыхать, а он сидит — охраняет. И ему скучно.

Раз уж он заговорил о японской дизлалии, как называется косноязычие или невозможность человеку произносить те или другие звуки вспоминаю пример, который на лекции по ЛОР-болезням нам приводил профессор Рязанцев. В Книге Судей Израильских, в главе 12 как раз было тютька в тютьку такое же — резались друг с другом два племени Древней Иудеи, галаадитяне что-то не поделили с ефремлянами. Ефремлянам не свезло — их разгромили. А потом отлавливали уцелевших и резали. И определяли кто есть кто именно фонетикой. Требуя произнести слово 'шибболет', (что в переводе — река). А бедолаги ефремляне выговаривали искони века 'сибболет', за что им тут же отрезали головы.

— Это Ветхий завет, что ли? — деловито уточняет Ильяс.

— Наверное. Я так сильно в этом вопросе не секу — признаюсь я.

— Хороший пример — оценивает сказанное мной снайпер. И ответно рассказывает про немецких диверсантов Скорцени, которые весьма прилично владели американским диалектом, имели отлично выполненные документы, потому их отлавливали опять же по фонетике, по нюансам американского диалекта.

На его беду доводилось мне читать про операцию в Арденнах и про то, как готовили из немцев американских псевдосолдат. Самое сложное, к слову сказать, было приучить вымуштрованных немцев жевать резинку и держать руки в карманах при разговоре с начальством. Многие матерые диверсанты по ночам плакали в подушки и звали мам, так тяжко было переучиваться. А ловили их американские контрразведчики не фонетикой, а незнанием общеизвестного в США жаргона. Спросят подозрительного например: 'Солдат, кто такой Голос?' Немец и плетет всякую чушь, его тут же под микитки. А амер браво высморкается, посмотрит укоризненно и скажет: 'Капитан, ты чо, одурел? Конечно Фрэнк Синатра!' Потому особо распушить хвост снайперу не удается.

Поработали они без меня не шибко успешно. Правда, нашли, наконец то, что осталось от пропавшего маремана. Но, в общем, весьма небогато — считай, все в коробку из-под обуви и поместилось. Отработали по паре найденных в цехах замшелых зомби, да одного недошустера отловили. В общем, фигня.

Так и сидим, дожидаясь возвращения наших.

* * *

Фиолетовый так и не появился. Витя старательно пытался вызвать свою вражину на короткую дистанцию, но максимум, чего добился — это дураковатого резвака из леса, которого повалила выстрелом из помповушки Ирина. Фиолетовый как сквозь землю провалился.

Все так же внимательно поглядывая по сторонам, Витя подошел к той самой бабенке с маникюром, потом глянул на стоящий недалеко БМВ, посмотрел на замок зажигания, в котором торчали ключи и сделал вывод. Ирке пришлось попотеть, перетаскивая все из заглохшего 'Чайника' в БМВ. Только в самом конце Виктор передал охранительные функции жене, чтобы переставить живой аккумулятор.

— Всегда хотел дернуть на БМВ! — сказал Витя и когда мотор мягко заурчал — втопил педаль.

Ирка поблагодарила своего ангела — хранителя, что успела пристегнуться. Все же дорога была не подходящей для низкосидящего тарантаса и пару раз бумер жестко приложился жестяным брюхом о колдобины, отчего сидящих тряхануло изрядно. Витька из чистого упрямства пытался удержать скорость — а может и не в упрямстве дело, ему явно не хотелось повторять сцену 'Встреча с Фиолетовым, прошибающим ветровое стекло'. Кося глазом на вспыхнувшую на панели приборов красную фитюльку, означавшую, что масло перегрето, что картер все же удалось пробить и сейчас вот-вот заклинит двигатель, Витя, тем не менее, скорость не сбрасывал. Очень скоро зажглись еще всякие разные символы, тревожно запиликало. И бумер сдох аккурат у призового Ровера. Троение, грубая неровная вибрация, металлический лязг. И мгновенный клин, на ходу аж страшно стало, машина аж в юз пошла. И звук такой, словно кувалдой гвоздануло. Виктору хватило самообладания спокойно сказать напуганной Ирке: 'Движок стуканул'.