Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза - Николай Берг

Выжал клавишу предохранителя и бахнул одиночным между мертво ворочающимися глазами. Почувствовал одновременно дикую усталость и не менее дикий восторг. Вот теперь — теперь он знал себе цену. И на многие километры вокруг он был единственным мужчиной. Во всех смыслах и значениях этого слова. Теперь можно везти баб в Борки. Дочистить все — и всерьез разжиться разным нужным. Хлама на никудышные патроны для чистки вторых Борков — и того сборища мертвяков у мостика — хватит с походом. А еще и трактор…

— Виктор… — странным голосом молвила стоявшая поодаль Ирка.

Муж сразу смекнул, что баба почуяла этот момент, и сейчас будет поливать его холодной водой, чтоб не дать расправить крылья и орлом летать. А вот тебе цветущего хрена букет, суженая!

— Заткнись! — жестко и весомо сказал Витя.

— Но…

— Еще раз говорю — заткнись. Видела, что было? Так вот ты здесь без меня — никто и звать никак. Не говорю, чтоб ты на меня молилась. Но будет все по-моему, ясно? И трахать буду, кого мне надо. А ты заткнешься, потому как другой дороги у нас нет. И у тебя нет. Будешь со мной — будешь жить хорошо. Не хочешь — вали на все четыре стороны, что кругом творится — сама видала. И не ворчи. Тебе еще повезло, вот и радуйся. Да и пока — я тебя назначаю любимой женой, можешь другим рассказать.

Ирина как-то странно поежилась, посмотрела долгим неприятным взглядом.

— Ага. Стрельнуть меня ты можешь, не спорю. Только ты баба практичная, расчетливая, сама понимаешь, как тебе без меня паршиво придется. Потому — заткнись.

И пошел к машине все-таки стараясь, чтоб спиной-то не поворачиваться.

Ирка смотрела ему в спину и сама не понимала — а что она хотела сказать-то? Наверное, то, что пока он возился у мертвяка, ворочая того с боку на бок, Ирка заметила краешком глаза, что одна из этих здоровенных стрекоз, рыскающих над нагретой солнцем дорогой, какая-то не такая. И не поверила своим глазам. Даже моргнула пару раз, пока не поняла очевидное — не очень высоко над ними, в стороне, деловито пролетел маленький самолетик, бело-синий. Даже вроде и жужжал внятно, не громко. Вот, наверное, так и Робинзон обалдел, увидев след ноги на песке. Только у Крузо дикари паслись, а вот в самолетике сидит не дикарь, а летчик. И значит где-то аэродром. Люди культурные, значит. Ирка минуту понаблюдала за самолетиком, тот наверно болтался над трассой Москва-Питер. Потом сделал элегантный виражик, бликанул солнечным зайчиком и скрылся за деревьями. Ирка перевела дух, открыла было рот…

Но вот так вышло, что ничего Ирка не сказала.

* * *

— Две новости, однако, есть — замечает Ильяс, скорее всего, просто от нечего делать.

— И какие? — по той же причине поддерживаю я разговор.

— Первое — с завтрашнего дня вводится гражданство. Все, кто получают обеспечение первых четырех категорий, автоматом зачислены в гражданство. Текст присяги уже опубликован, завтра будем подписывать. Второе — введено обязательное владение и ношение оружия для граждан. Впечатлен?

— Впечатлен.

— На рынок зайди. Там сейчас массовая распродажа какого-то конфиската.

— Что полезные вещи?

— Не, цирк уродов. Такие стволы вывалили — глаза на лоб лезут. То ли таможенный склад распотрошили, то ли музей МВД — но всякой твари по харе.

— Так зачем идти-то? Что я металлолома не видал?

— Там такой металлолом, что Вовка с Серегой оборжались. Двуствольные пистолеты, стреляющие ручки. Поджиги из металлолома и водопроводных труб. И стоит соответственно. И знаешь — народишко покупает. Потому как дешево. О, наконец наши прибыли!

Оказывается наши прибыли не с пустыми руками. Майор жалованье привез. Получаем с Ильясом по ведомости небольшие, но достаточно серьезно отпечатанные бумажки — размером побольше украинских фантиков-карбованцев, поменьше советских рублей. Получается по 160 рублев разными купюрами. Странно. А я уже собрался золотыми в кошельке бренчать. Видно не судьба.

— А что золото-серебро — задает тот же вопрос Ильяс.

— В ограниченном количестве — сурово отвечает майор: 'По договоренности сторон, поддержавших Торговый союз — основной оборот — бумажный. Выгоднее так'.

И тут же меня быстро-быстро по срочному вызову вызывают в больницу. Авария произошла. Трое электриков — недоучки посткатастрофные, ухитрились очень серьезно вляпаться. Каждый следующий пытался честно оттащить пострадавшего товарища, валился рядом с ним — и так пока четвертому в их бригаде не пришло в голову вырубить наконец ток и позвать на помощь. Пострадавших я не видел, но вроде почудился мне в приемном отделении отчетливый запашок горелого мяса. Понятно, что тяжелыми занимаются все, кто может, ну а все запланированные пациенты — вот они, туточки и распределены на тех лекарей, кто бесполезен в работе по спасению дурных электриков.

— Ведром не перечерпать, мешком не перетаскать — тихо говорит мне ассистирующий на приеме медсестр Валерка. Он только что выглянул в коридор и вернулся с разведки печальным. Ясно, пациентов не убавилось, хотя уже два часа принимаю. И это еще при том, что ОРЗ и гриппов всяких просто не стало.

Следующий пациент вваливается к нам сразу после громкого скандала у дверей.

Держится бодро, но орет: 'Я по жизненным показаниям, у меня посттравматический шок!' Ну да, орать громко и убедительно умеет, запирает за собой дверь. Публика в коридоре еще шумит, но явно перед наглостью смирилась, как это обычно и бывает.

Номерок из регистратуры у пациента есть, правда мне становится дурно от циферки, что на нем написана. Я принял 16 человек, а у него номер 48. Значит, в коридоре сидит еще 32 страждущих пациента с подбором всех болезней из детской и взрослой номенклатуры… Хороший денек, ничего не скажешь.

— Что у вас? — спрашивает Валера, готовясь внести запись в очередной лист приема. Эх, с карточками как удобно было, все внятно и ясно сразу — даже при первом взгляде на толщину карточки. А тут больше половины пациентов — чистый лист. И этот — такой же.

— Я получил серьезную травму! Потому имею право на ургентную помощь!

Травма. Это паршиво. Так-то у него похоже на эректильную стадию шока, а вот что у него творится — смотреть надо.

Осмотр дает странный результат — из всех повреждений — страшенный синяк на обе ягодицы. И все. Все остальное — в норме. Тщательно проверяю — целы ли кости таза — все в порядке, только задница отбита. Зато качественно. Удивленно спрашиваю — где это ему так повезло?

— Вы представляете, доктор, эти хамы выбросили меня из штаба. Прямо по лестнице!

— Погодите, погодите, поподробнее пожалуйста.