Берлинский дневник (1940-1945) - Мария Васильчикова

Пообедала у Герсдорфов, где нашла одну Марию с Готфридом Краммом. Загнанный в подвал в Вильмерсдорфе, он пытался читать Шопенгауэра, но не смог сохранить серьезное лицо, так как очутился посреди старушек, у которых подбородки были подвязаны полотенцами, и из них, словно бороды, торчали мокрые губки; считается, что это предохраняет от фосфорных ожогов.

Потом мы прошлись по центру города. Унтер ден Линден, Вильгельмштрассе, Фридрихштрассе сильно пострадали. Было много дыма и множество новых воронок, но американские бомбы — американцы прилетают днем, англичане ночью причиняют, кажется, меньше ущерба, чем английские. Последние взрываются горизонтально, тогда как первые уходят вглубь, отчего соседние здания не так легко рушатся.

Понедельник, 8 мая.

Пришла на работу рано. Никого еще не было. Снова объявили «люфтгефар 15», высшую степень опасности. Я попыталась взять некоторые «важные» документы, но секретарша мне их не дала, так как все документы должны оставаться внизу в сейфе, пока опасность не минует. Тогда я прочитала в «Лайфе» очерк про то, как хорошо работает наш отдел по сравнению с аналогичными информационными службами в Соединенных Штатах.

Алекс Верт только что откуда-то приехал и привез большую банку кофе «Нескафе». Мы устроили второй завтрак и перекур.

Вскоре нам сообщили, что самолеты полетели куда-то в другое место. Но не успели мы приняться за работу, как завыли сирены и нас отправили в бункер на площади, смешную маленькую бетонную коробку с лестницей, ведущей в самую глубь земли — на станцию метро Ноллендорфплац. На этой станции бесконечные подземные коридоры, а наверху лишь тонкий слой грунта. По всей длине коридоров в разных направлениях торчат низенькие стены; их наскоро возвели на половину человеческого роста — очевидно, чтобы пресечь воздушную волну «в случае чего…» Мы старались не стоять под домами, а находиться там, где, по нашим представлениям, сверху было открытое пространство и ничто не могло обрушиться на нас, помимо бомб. Народу все прибывало. Джаджи Рихтер и я старались держаться вместе. По мере приближения разрывов Джаджи начал нервничать; он вообще в плохом состоянии, беспокоится о семье и т. п. Я старалась развлекать его разговором, но он прервал меня: «Если потолок рухнет, падайте на живот и прячьте голову под согнутым локтем…» Другой коллега не нашел ничего лучшего, как рассказать нам в самых кровавых подробностях, как его дом прошлой ночью был разрушен прямым попаданием. Наш налет был, судя по всему, крупный, но скоро дали отбой.

Вернувшись в бюро, мы обнаружили, что прорвало водопровод. Я пошла на улицу принести ведро воды с колонки на углу, так как мы собирались еще раз подбодрить себя Алексовым кофе.

Появился Перси Фрей, с которым мы договорились вместе пообедать, и мы пошли в отель «Эден». Здесь во двор упало три бомбы, и все внутри снова разлетелось вдребезги, хотя стены уцелели. Метрдотель и официанты со своими салфетками под мышкой сновали там и тут, пытаясь без особого успеха расчистить груды кирпича и штукатурки. Посреди улицы зияла большая воронка от бомбы, упавшей рядом со входом в подвал. Так как все водопроводные трубы лопнули, то сейчас те, кто находился в подвале, выплывали оттуда по залитой воронке. В Берлине снова упало столько бомб, что улицы наполовину затоплены. Кроме того, в городе стоит сильный запах газа.

Мы отправились дальше в отель «Ам Штайнплац», пообедали там и под дождем пошли обратно в бюро. Возможно, на Троицу Перси приедет в Кенигсварт.

Вечером Клаус Б. завез меня к Марии Герсдорф, а после ужина отвез обратно в Потсдам. В такие времена, как сейчас, чувствуешь, что «все люди братья», и я постепенно начинаю разговаривать с ним, хотя избегала его не один год. В свое время он начал с того, что ходил за мной по улицам, затем как-то раз явился ко мне на работу — вот прямо так. Меня поразило его нахальство. Я никогда не понимала, кто он такой и чем занимается. Внешность у него эффектная, но странно, как человеку его возраста удается так свободно разъезжать по Европе, не нося военной формы. Он снова и снова пытался со мной подружиться и даже вызвался стать «семейным почтальоном» между нами и Джорджи, а также нашими кузинами в Париже, куда он часто ездит. Все это я вежливо, но твердо отклоняла. С другой стороны, он все же ухитрился встретиться с парижскими кузинами и привез мне от них письмо. Он также знаком с Антуанетт Крой. Но чем он занимается, остается вопросительным знаком.

Вторник, 9 мая.

Завтра еду обратно в Круммхюбель. Адам Тротт возил меня к себе домой ужинать. Я забираю с собой в Круммхюбель много книг, и он помог мне их нести. Позже пришел его молодой друг Вернер фон Хафтен (брат нашего старшего кадровика, который служит здесь в Резервной армии), и они долго разговаривали в соседней комнате. Вскоре после того, как Адам отвез меня обратно в Потсдам, завыли сирены. Это снова был Storflug,[164] когда над головой кружит много самолетов, сбрасывающих бомбы куда придется. Я уложила вещи и не ложилась спать, пока они не улетели.

Круммхюбель. Среда, 10 мая.

Встала в шесть и после обильного завтрака отправилась в путь, обремененная тяжелым чемоданом. Поскольку у меня не было официального разрешения на поездку, я опасалась, что придется всю дорогу стоять, но добродушный проводник согласился пустить меня в особое купе, забронированное для Reichsbahndirektion;[165] он запер меня там, и таким образом я ехала совершенно одна, вытянувшись в полный рост на мягком сиденье, при радостном свете солнца.

В Круммхюбель я прибыла в три. Лоремари Шенбург была, по-прежнему там, еще в постели и очень удрученная.

Она намерена во что бы то ни стало вернуться в Берлин; для нее все остальное не имеет никакого значения; она даже этого не скрывает. Я, конечно, ее понимаю: когда находишься подолгу здесь, все становится уж слишком нереальным и далеким. К счастью, что касается меня, я теперь должна буду проводить в Берлине по меньшей мере десять дней в месяц.

Русские отбили Севастополь. Кажется, немцы его особенно и не защищали.

Пятница, 12 мая.

Граф Шуленбург вернулся из Парижа и привез нам много маленьких подарков. Гретль Роан, тетушка Лоремари Шенбург, пригласила нас на уикэнд в Сихров — их имение в Богемии. Граф тоже согласился туда ехать, но нам очень хотелось бы избавиться от его помощника. Может быть, он для того и существует, чтобы следить за ним?

Сихров. Суббота, 13 мая.

Полакомившись за обедом превосходным гусем, мы поехали в Сихров. После того, как немцы заняли страну в марте 1939 года, в Протекторат (как ныне именуют Чехословакию) ехать можно только по особым пропускам. Граф Шуленбург достал мне такой пропуск; он действителен на несколько месяцев. Мы ехали по горным дорогам, кругом было так красиво: бескрайние пустынные леса, покрытые снегом вершины. Пограничники на чешской границе очень придирчиво проверяли нашего водителя. Он солдат, а в Протекторате сейчас скрывается много дезертиров. Власти нередко прочесывают деревни, стремясь их вытравить.